Прабхупада позволял нам сохранять имидж хиппи, пока однажды в Германии не услышал от одного профессора, что солидная публика невысокого мнения о преданных, общающихся с такими людьми, как Аллен Гинсберг. Прабхупада написал Хаягриве, что нам надо положить конец всем тенденциям смешиваться с хиппи и мы должны стоять на своем. В Нью-Йорке мы, чтобы продавать журналы и петь, посещали разные мероприятия, и обычно это были акции, связанные с леворадикальными политическими движениями. Если где-то проходил марш мира или антивоенная акция, мы шли туда, и нас стали воспринимать как часть контркультуры.
На ишта-гоштхах, которые мы начали проводить еще в Нью-Йорке, постоянно шли дебаты о том, хорошо ли, что нас отождествляют с культурой хиппи. Я считал, что нам не надо идти в хвосте хиппи, а нужно проводить свои мероприятия. На одной из антивоенных акций у нас была неприятность: члены праворадикальной милитаристской группы порвали часть нашей литературы, а кое-кто даже преследовал нас, угрожая. Некоторым преданным казалось неправильным, что мы рискуем своей репутацией, связываясь с левым течением в политике. После инцидента на антивоенной акции Брахмананда и Гаргамуни решили, что нам нужно посещать еще и мероприятия правых политических группировок. Но я на ишта-гоштхи предложил проводить свою собственную уличную санкиртану (тогда мы называли это «парадом»), и мы стали небольшой сборной группой санкиртаны ходить из Нижнего Ист-Сайда до Вэст-Виллиджа. Когда Прабхупада увидел эти идеи отраженными в наших протоколах ишта-гоштхи, он собственноручно сделал приписку на полях. Прабхупада написал, что это отличная мысль: нам больше не надо ходить на политические мероприятия, нужно устраивать свои собственные – вроде уличной санкиртаны. И мы начали покидать (как минимум, на Восточном побережье) среду хиппи. Теперь мы уже не просто посещали очередные сборища или митинги сторонников мира в надежде, что нас примет публика, а проводили собственные мероприятия, и мы заявили о себе как о вневременном трансцендентном Движении.
В этом письме Прабхупада критикует лжейогов в связи с «Трансцендентальной медитацией». Мы с беспокойством наблюдали за ростом популярности ТМ. Даже те люди, которым мы проповедовали в Бостоне, отвернулись от нас и стали заниматься этой «медитацией». Нам было больно это видеть. Мы говорили людям, что наше Движение воистину аутентичное, одобренное ведической литературой, но они отвечали: «А вот Махариши говорит, что если сделать что-то хорошее, пусть и незначительное, то это хорошо, потому что трансцендентно». Некоторые молодые люди, интересовавшиеся сознанием Кришны, отдалились от нашего храма ради участия в этой бессмысленной медитации. Это разочаровало нас, и в душу некоторых преданных, возможно, закрался страх и сомнения. Было важным, что Прабхупада укрепляет нашу убежденность, сообщая, что «Трансцендентальная медитация» приходит и уходит.
В тот момент, когда происходят какие-то события, трудно оценить происходящее в долговременной перспективе. Так, когда мы лишь начали обретать известность в качестве духовного движения, связанного с медитацией, вдруг появилось ТМ, и многие люди перебежали от нас к ним. Мы встревожились, но Прабхупада уверил нас в том, что ТМ приходит и уходит. И жизнь доказала истинность сказанного Прабхупадой. Движение сознания Кришны сильно, оно глубоко укоренилось во всех странах мира, а популярность ТМ иссякла. Из-за «левитации» и ориентации на добывание денег «Трансцендентальную медитацию» перестали воспринимать серьезно, ее уже не считают духовной.
Однако в те годы последователи ТМ заявляли, что в их распоряжении находился самый замечательный и блаженный медитативный процесс, ведущий к расширению сознания. Слова Прабхупады надо рассматривать в этом контексте. Нам следует прислушиваться к ним; мы не должны относиться к ним легкомысленно. Почти все тогда считали, что Махариши чудесен, что он – истина в последней инстанции. Как минимум, люди считали его истинным гуру и трансценденталистом. Но Прабхупада был тверд, как скала, и он передал нам часть своей убежденности. С этим убеждением мы выходили на проповедь, хотя наша популярность была неизмеримо меньше популярности Махариши.
Я даже не могу передать, как серьезно мы воспринимали все высказывания Прабхупады, когда он сказал: «Мы не хотим иметь множество последователей-негодников. Давайте развивать это Движение искренне, с верой в Кришну, и люди постепенно начнут отдавать должное нашему служению», – мы приняли эти слова за основу нашей деятельности. Мы, все преданные, были новичками в преданном служении. Кроме Прабхупады у нас не было старших и более опытных преданных, а Прабхупада часто проповедовал в каком-то другом месте. Наши центры еще как следует не оформились, и местные власти (в том числе и полиция) не знали, что о нас думать. У нас было мало денег, и мы еще толком не разработали методику их получения (такую, как санкиртана). Наши расходы были небольшими, но мы не знали, на что будем жить в ближайшем будущем.
Выход на улицу в дхоти и с шикхой все еще был необычным зрелищем. Мы были бедными учениками Прабхупады, порвавшими все свои семейные связи, отбросившими мечты о карьере ради участия в миссионерской работе Прабхупады. Он всячески воодушевлял нас. Когда Прабхупада поощрял нас, это было как пища для голодного.
Не следует воспринимать письма как некое случайное общение со Шрилой Прабхупадой. Разве мы могли бы без этих писем жить? Разве смогли бы мы в период пика популярности ТМ проповедовать, не разочаровываясь и не тревожась, в таком городе как Бостон или Кембридж, если бы Прабхупада не рассказал нам о нашем истинном положении и о положении других групп?
Шрила Прабхупада заканчивает это письмо сладостными, воодушевляющими словами благодарности за наше пылкое желание содействовать его миссии. Помню, я думал: «Прабхупада понимает, что у меня есть это пылкое желание». Весь присущий мне пыл был порожден Прабхупадой, но было утешением читать, что он признателен нам за наш небольшой пыл и искренность.
Условия жизни у нас в то время были суровыми, и нельзя сказать, что мы часто добивались большого успеха, который мог бы воодушевить нас. Мы получили это письмо в нашем маленьком оллстонском храме – небольшом кирпичном сооружении размером с гараж. Мы устроили там храмовую комнату и кухню, и еще был подвал с ванной комнатой. Но водопровода с горячей водой не было; чтобы нагреть воду, надо было разжечь котел. Вот там мы и жили. Я жил в той части храма, которая выступала из основного здания. Этот уголок возвышался над кухней, и я поднимался туда, чтобы спать там, читать и работать.
Жизнь нашего храма была хрупкой. В Бостоне мы расположились посреди жилого комплекса университета, и нам часто приходилось терпеть нападки студентов. Но еще хуже студентов были малолетние преступники, которые регулярно били нам окна и постоянно создавали проблемы. В тот вечер, когда мы открылись, пришло довольно много студентов. Они думали, что мы – группа занятий по йоге. Некоторые женщины пришли одетыми в гимнастическое трико; мужчины тоже были готовы заняться атлетикой и другими упражнениями. Но мы провели киртан. Потом я рассказал о том, как я приехал из Нью-Йорка, и о Движении сознания Кришны. Народ был разочарован. Они не так представляли себе йогу.
После этого вечера студенты к нам практически не заглядывали ни днем, ни вечером, хотя мы находились в центре университетской жизни. Почти все люди, приходившие к нам, приезжали из других частей города.
Мы ходили в гарвардский университет, а также в другие ВУЗы и церкви, проповедовали в гарвардском сквере и делали еще кое-какие малые дела. В уме Прабхупады это каким-то образом сложилось в картину, изображавшую нас пылко стремящимися распространять его Движение. С того момента данные слова Прабхупады вселяли в нас решительность, необходимую для того, чтобы двигаться дальше, несмотря на возникающие порой трудности и испытания.
30 декабря 1967
Мой дорогой Сатсварупа, пожалуйста, прими мои благословения. Я получил распечатанную тобой магнитофонную запись. Сегодня я посылаю тебе две записанные на диктофон лекции о сознании Кришны. Пожалуйста, распечатай их как следует и пришли один экземпляр мне. Лучше всего было бы, если бы ты, печатая эти записи, присылал мне один отредактированный экземпляр, как делал это раньше. Один экземпляр был бы у меня, а у тебя оставался бы второй экземпляр, и еще, на тот случай, если потребуется дальнейшее редактирование, – третий.
