— Кого любить, Анна Алексеевна? Нищего подпоручика? Я-то и дворянином стал менее месяца тому, до этого в мещанах числился. Бастард…

Она сконфужено умолкла.

— Кстати, — спросила минутой спустя. — Почему за чаем вы отказались от яиц и попросили каши?

Я понял, что графиня хочет сменить тему разговора.

— Привык, Анна Алексеевна. К слову, гречневая каша — это здоровая пища в отличие от яиц, — я едва не сказал «в майонезе», — в соусе из желтков и сливочного масла. Это я вам как лекарь говорю.

— И чем же грозит нездоровая пища? — заинтересовалась она.

— Расстройством пищеварения, рыхлостью тела. Может испортиться цвет лица, на теле явится сыпь.

— Вы шутите?

— Отнюдь.

— Послушать вас, так мне следует рассчитать повара и нанять кухарку из простонародья, — улыбнулась графиня.

— Зачем? Повар у вас, судя по всему, искусный, и платите вы ему немало. Вот он и старается. А как можно угодить хозяйке? Подать ей вкусное блюдо. Если прикажете варить кашу, он ее приготовит, как и другие кушанья.

— Хм! — сказала она. — Велю Жюлю поговорить с вами. Вы расскажете ему о здоровой пище, а он пусть приготовит. Надеюсь, вас это не затруднит?

— Нисколько, — поклонился я. — Будет интересно попробовать щи или борщ в исполнении француза.

Орлова засмеялась, Катя ее поддержала.

— Вы так любите борщ? — спросила графиня, отсмеявшись.

— Обожаю, особенно на говяжьей косточке. Царское блюдо!

— Скажете, Платон Сергеевич! — улыбнулась Орлова.

— Его очень любила императрица Екатерина Алексеевна[40].

— Хм! — графиня посмотрела на меня с интересом. — А вы неплохо осведомлены о жизни коронованных особ. Откуда?

— Читал много.

— И где о таком пишут?

— За границей.

— Я жила там, но подобного не читала, — сказала графиня, — но не удивлюсь, коли пишут. Чего только не говорят о русских! Вы там чем занимались?

— Лечил людей.

— Успешно?

— Не жаловались.

— Яков Васильевич вас хвалил.

— Его превосходительство добрый человек. Признаюсь, Анна Алексеевна, лекарь я неплохой, но хирург никудышный. Ну, там пулю достать, рану зашить, перевязать могу, а вот отнять руку или ногу — увы! — я развел руками.

— Скромничаете, — не согласилась графиня. — Просто так Яков Васильевич хвалить не станет — не тот человек. Сейчас я вас испытаю. Не возражаете?

— Ничуть.

— У меня к вечеру нередко болит шея, а то и голова.

— В каком месте?

— Здесь, — она указала на затылок.

Ага!..

— Могу я вас попросить покрутить головой? Вот так! — показал я.

Она недоуменно посмотрела на меня, но подчинилась. Сделав несколько движений, сморщилась.

— Хрустит в шее?

— Да, — подтвердила она.

— Остеохондроз.

— Это что?

— Заболевание шейного отдела хребта. Обычно наступает в зрелом возрасте, но встречается и у молодых. Болезнь не смертельная, однако доставляет неприятные ощущения.

— Как ее лечить? Я при болях принимаю лауданум.

— Вот этого не советую. Частый прием этого лекарства вызывает привыкание.

— И что делать?

— Как вы спите?

— То есть?

— Лежа или полусидя? Какая подушка?

— Обычная, из пуха, — пожала она плечами.

— Большая?

— Под плечи.

— Замените. Скажем, на такую, — я взял с сиденья подушку-валик. Разнообразных подушек в дормезе хватало. — Прикажите набить ее шерстью, лучше овечьей. Укладываясь спать, кладите под шею. Поначалу будет неудобно, но со временем привыкнете. Плечи при этом должны лежать на матрасе. Еще рекомендую массаж шеи и воротниковой области.

— Это что? — удивилась графиня.

М-да, прокололся. Лечебный массаж здесь пока не известен. Его методы только начинают разрабатывать, а в практику он войдет только в конце двадцатого века.

— Как мне это объяснить вам, Анна Алексеевна? Могу показать на ней, — указал я на Катю.

— Извольте, — кивнула графиня.

— Катенька, сядьте рядом и повернитесь к ее сиятельству спиной, — попросил я.

Служанка послушно выполнила просьбу, перед этим получив одобрительный кивок от графини. Я положил ей руки на шейку.

— Смотрите, Анна Алексеевна! При массаже пальцы и ладони лекаря согревают и разминают мышцы на шее и в воротниковой области, — я изобразил массаж. — Вследствие таких процедур они приобретают тонус и лучше держат голову, снижая нагрузку на хребет, и тем самым ослабляя болевые ощущения. У дам шейки обычно тонкие, мышцы там слабые, их нужно укреплять. Еще помогает вращение головой — двадцать-тридцать раз в каждую сторону ежедневно. Можно и больше. Главное, чтобы регулярно.

— Не все понятно, но любопытно, — кивнула графиня. — Вы умеете делать этот… массаж?

— Я им зарабатывал на жизнь.

— Сделаете мне?

— Не сейчас. Нужно, чтобы экипаж стоял, в движении его качает.

— Что потребуется?

— Обнажить шею и плечи, лечь на живот и почувствовать себя покойно. Предупреждаю: вы можете испытывать боль. Небольшая допускается, но в случае сильной нужно непременно о том сказать. Еще понадобится немного масла — то, которое отжато из плодов оливкового дерева. Думаю, у вашего повара найдется.

— Само собой! — кивнула графиня. — Встанем на дневку, покажете. А теперь спойте нам еще чего, Платон Сергеевич!

* * *

Чувство, которое испытывала Анна, можно было определить, как смятение. С одной стороны, ее безмерно раздражал этот бурбон. (Не бурбон, конечно, но она уже привыкла звать его так.) Дурно воспитанный, не обученный хорошим манерам (какой из него князь!), он держался по отношению к ней, как к девице из мелкопоместных дворян — ни трепета, ни почтения. Не пытался говорить комплименты, не смотрел томно, вздыхая, не просил в награду приложиться к ручке. Анне, привыкшей к мужскому вниманию, это казалось оскорбительным. А все почему? Наглый бурбон не видел в ней женщину. Понятно, что она ему не пара: подпоручику мечтать о графине Орловой-Чесменской непозволительно даже в мыслях. Но ведь мог хотя бы изобразить? Чучело в драном мундире… Но, другой стороны Анна с ужасом ощущала неудержимое влечение к этому чурбану. Не красавец, да (и красивше видели!), но необыкновенно привлекательный. Умен, образован, обаятелен. Замечательно поет и рассказывает. И голос у него приятный: бархатный и ласковый. Анна не понимала, почему вдруг захотела, чтобы он сделал ей массаж. В конце концов у нее есть личный лекарь из немцев, господин Фенцель, и она до сего дня была им довольна. Правда, массаж немец никогда не предлагал, не говорил, отчего у нее болит голова и шея, а в ответ на ее на жалобы подавал стакан с водой, куда щедро капал лауданум. После той микстуры ей хорошо спалось…

На дневке они, укрывшись в дормезе, приступили к процедуре. В экипаже сиденья легко превращались в спальные места, и одно такое приготовили. Катя помогла хозяйке снять нижнюю рубашку, расшнуровала платье и опустила его ниже, оголив плечи. Бурбон попросил мыло и тазик с водой, омыл в нем руки и вытер батистовым полотенцем. После чего плеснул в ладонь масла из принесенной Жюлем бутылки, растер в руках и склонился над Анной. Она сжалась.

— Пожалуйста, Анна Алексеевна! — попросил он, легонько похлопав ее по спине. — Не напрягайтесь. Представьте, что вы маленькая, лежите в кроватке, а няня поет вам колыбельную.

Анна попыталась, и у нее вышло. В следующую минуту его ладони стали гладить ей плечи и шею. Они растирали их, и Анна ощутила теплоту. Затем в дело вступили пальцы. Они мяли ей мышцы и терли их. Стало чуть больно, но эта боль оказалась приятной. От блаженства Анна закрыла глаза, никогда прежде ей не было так хорошо. А бурбон все мял и тер, и единственное, чего желала сейчас Анна, так чтобы это продолжалось бесконечно. Но, увы. Не успела она насладиться новыми чувствами, как бурбон убрал руки и сказал служанке:

— Одевайте госпожу, Катенька. На сегодня хватит.

Вздохнув, Анна села. Платье сползло вниз, обнажив маленькую грудь с торчавшим вперед розовыми соском.