— Вы его видели? Где?

— Нет, сейчас придумал! Видел, конечно. По дороге сюда, еще в Бельгии.

— Простите. Да, это был криоцентр. Раньше мы не имели возможности подобраться к нему вплотную. Самые теплые тулупы оказывались бессильны против ледяного ветра. Теперь у нас есть специальные костюмы — устойчивые к низким температурам. Очень хорошо, что вы видели криоцентр собственными глазами. Всегда лучше полагаться на собственное впечатление. Вы имеете представление, что вас ждет в случае согласия. Значит, проще принять решение.

— Имею представление?! — Кэр встал, подошел к Клаусу фон Клитцингу. — Вы же ученый, так? Играете в свои игры. Давайте начистоту. Мне плевать на то, что творится в вашем Фениксе, я уже сто раз успел пожалеть, что купился на россказни номера Третьего. Я хочу выбраться отсюда! Выбраться вместе с моими людьми, как вы сказали. Но почему я должен вам верить? И что помешает нам, выйдя из вашей прогнившей норы, свалить подальше?

— Вам придется просто поверить, — мужчина смотрел прямо в глаза эрсати. — Придется поверить в то, что эта экспедиция нам крайне необходима. В то, что вас действительно освободят. Из города не выпустят всех, тут я ничего не смогу сделать. Назовите это как хотите — страховка, заложники… Но часть группы останется здесь до вашего возвращения. И еще… тот, кого ты называешь номером Третьим — мой родной брат. Глаза Кэра расширились. Вот оно! Вот почему ученый показался ему знакомым!

— По поводу случившегося в Генке я бы еще хотел поговорить с вами, — продолжал Клаус фон Клитцинг. — Но не сейчас. Грайверы действительно очень опасны. Мы ищем эффективные способы борьбы с ними. Этим же, к слову, занимается и Новый Иерусалим. Здесь наши цели пересекаются. Жаль, что позволить себе совместные работы мы не можем.

— Хотите обойти начальство? — спросил Кэр.

— Иногда люди забывают, зачем они поставлены на ту или иную должность. Мы не в силах выступать в открытую, но к нам все еще прислушиваются.

— Мышиная возня, группировки, заговоры? — ухмыльнулся эрсати.

— Долго объяснять, да и не к чему теперь. Скажу одно — ситуация действительно сложная. Так каков будет ваш ответ? Я и так слишком долго с вами говорю. Могут возникнуть подозрения.

— А что после того, как мы вернемся? Допустим такую ситуацию… Где гарантии, что нас не убьют на пороге, забрав то, что мы привезем?

— И снова я могу дать вам лишь мое слово, — вздохнул Клаус фон Клитцинг.

— Негусто… я могу посоветоваться со своими людьми?

— Сожалею, но на это нет времени.

— Чтоб ты сдох! — буркнул Кэр. — Ладно, считай, мы договорились. Договор кровью где подписать?

Кларк не переставая ерзал на жестком, неудобном стуле. Сидя в круге света, чувствуя за спиной готовых пустить в ход кулаки охранников, больше всего он желал одного — стать маленьким и незаметным. Но его видели, от него требовали ответы на вопросы. С самого пробуждения не давала покоя головная боль. Еще во сне, или, вернее сказать, забытьи, он чувствовал ужасный дискомфорт, словно кто-то настойчиво копается в мозгах. Рассматривает, оценивает рождающиеся в них мысли. И ладно бы просто наблюдал! Так нет — вторгался самым безапелляционным образом. Внутри черепной коробки словно расположилось гнездо змей. Гады постоянно метались из стороны в сторону, жалили, норовили выбраться наружу. Теперь, сидя и кое-как отвечая на вопросы, Кларк с трудом сдерживался, чтобы не застонать. Свет резал глаза, вопросы отдавались в затылке, будто пробивали его насквозь. Из-за боли Кларк не мог сосредоточиться, мысли разбегались. Он медлил с ответами, иногда говорил невпопад. Все это неизменно влекло за собой наказание в виде зуботычин. И без того больная голова раскалывалась на части. А вопросы все не кончались…

— … Цель приезда? Кто активизировал ключ? Кто в отряде обладает ментальными способностями? Почему передвигались в сопровождении инквизиторов?.. И многие-многие другие. К концу перекрестного обстрела вопросами, Кларк уже не понимал, на каком он свете. Язык еле ворочался, и мужчина был готов согласиться с чем угодно, подписаться под чем угодно, только бы его оставили в покое.

Мария сжалась на полу возле кровати. Такого унижения, как сегодня, она не испытывала никогда в жизни. Практически голая, она должна была отвечать на непонятные вопросы. Разве могла тонкая рубашка скрыть ее позор? Разве пристало девице в непотребном виде восседать перед мужчинами?

— Господи, сподобь мне умереть христианскою кончиною, — шептали бескровные губы. — Не оставь меня, Господи. На Страшном Суде Твоем не лиши Царствия Небесного. Девушка знала, какое зло творится в мире, знала всю низость поступков человеческих, но размеренная жизнь в деревне обострила чувство несправедливости. Хотелось плакать, хотелось сгореть от стыда.

Когда ее вели по коридору и вздрагивающего тела то и дело касались грубые руки охранников, она переставала дышать. В голове мелькали самые жуткие мысли, ноги ступали маленькими шажками, хотя хотелось бежать, нестись как можно быстрее. Теперь, сидя на полу и прикрывая колени подолом, Мария никак не могла отделаться от чувства гадливости. Зачем было все? Зачем их спасли? Зачем долгий, трудный путь? От подобных мыслей становилось еще горше, еще противнее. "Так думать нельзя! Это грех! Бог каждому дает ровно столько, сколько человек в силах вытерпеть. Это испытание, проверка веры!"

— Господи, спаси всех от первого до последнего…

Когда дверь отворилась в третий раз, у Кэра уже зуб на зуб не попадал. Сколько прошло времени с момента ухода ученого, он не знал. В этом холодильнике каждая минута растягивалась в часы.

— На выход, — позвал уже знакомый охранник с электрошокером в руке. Кэр ступал на негнущихся ногах. Он бодрился и старался выглядеть так, словно все это время провел в исключительно приятной обстановке. Тело ныло, мышцы отзывались жгучей болью, когда по ним вроде начинала разбегаться кровь.

— Набрось, — охранник протянул эрсати тонкое байковое одеяло в крупную клетку.

— Остальное найдешь в своем боксе. Я провожу.

— Остальные где? — спросил Кэр, медленно выговаривая каждый слог.

— Все там будете. Не жмись, повезло вам. Я-то думал, в расход пустят. Нет, начальство решило по-другому. Кэр отметил, что теперь в голосе охранника нет ни капли недовольства или неприязни. Громила говорил так, словно болтал со старым приятелем. Но отвечать ему в тон не хотелось. Эрсати еще помнил тяжесть кулаков, обида никуда не делась. Клаус фон Клитцинг не обманул. Охранник провел Кэра на верхние этажи комплекса. Для этого пришлось миновать сначала пару лестничных пролетов, а потом подняться на лифте. Сколь ни был эрсати зол, а масштабы Феникса поражали — на это следовало посмотреть. Не какой-нибудь заурядный завод или лаборатория — судя по цифрам на лифтовом пульте, город имел пять этажей. И это официально доступных. Что-то подсказывало: существует, по меньшей мере, один, скрытый от обычных обывателей. Всюду царила чуть ли не стерильная чистота. Хорошо освещенные коридоры пересекались под прямыми углами. Три раза дорогу преграждали шлюзовые системы. Кэр не стал расспрашивать охранника, но для себя решил, что город имеет сегментную структуру. Разделенный на несколько, скорее всего автономных частей, он может функционировать даже в случае разрушения или какого-либо заражения одного из сегментов. Люди почти не попадались. Только у шлюзовых дверей стояли охранники, да время от времени мелькали люди в простых зеленых комбинезонах. Эта одежда, судя по всему, являлась здесь униформой. Сам же Кэр и сопровождавший его громила внимание привлекали весьма пристальное, отчего эрсати заключил, что в городе нечасто появляются пришлые с поверхности. На светло-серых стенах через равные расстояния висели схемы эвакуации и какие-то не то объявления, не то памятки. Двери попадались редко. Заглянув в круглое окошко одной из них, Кэр успел рассмотреть просторный зал, заставленный работающими компьютерами. В памяти всплыли жесткие диски, вытащенные из цехов заркканов. Куда они делись? Сохранились ли? За всей безумной гонкой неудивительно, если затерялись. А жаль… Кто знает, что на них? Любые довоенные данные могли теперь обернуться прорывом в науке. Хотя… отдавать данные Фениксу нет ни малейшего желания. Охранник не торопил, но и не давал времени в полной мере утолить любопытство.