— Так вот о какой тяжелой работе шла речь! — беспечно протянула Венеция: она явно не представляла себе, что стирка штанов потребует куда больше усилий, чем полоскание носовых платочков. — А ты не мог бы послать их миссис Пернел или отдать еще какой-нибудь прачке?

— Они не сумеют с ними справиться.

— Так кто же их обычно стирает?

— Иногда сюда приходит какая-нибудь женщина из моего клана.

Венеция тут же представила себе индейскую девушку — молодую, красивую, покорную. Женщины племени наверняка тянут жребий, кому из них обслуживать Хэзарда! Венеция была не столь уж наивна, она отлично знала о репутации Хэзарда, о его отношениях с женщинами и — что более важно — сама уже успела убедиться, насколько он искусный любовник…

— И как долго она здесь остается? — подозрительно поинтересовалась Венеция.

Хэзарду ее любопытство доставило удовольствие.

— Всю ночь.

— И зачем я только спросила?! — с досадой воскликнула Венеция.

— Не знаю, — с готовностью отозвался Хэзард. — Я никогда не давал обета целомудрия.

— Твое воздержание распространяется только на меня.

— Если принять во внимание многочисленные причины, то все логично.

— А вот с этим можно было бы поспорить! — заявила Венеция, и Хэзард поспешил сменить тему.

— Так ты бы хотела научиться стирать штаны из оленьей кожи?

— А разве у меня есть выбор?

— Разумеется, выбор у тебя есть. — Хэзард очень спокойно смотрел на нее через стол, и Венеция позавидовала его спокойствию.

— Но если я откажусь их стирать, здесь появится гостья и останется на всю ночь?

— Да, так обычно и бывает, — на лице Хэзарда появилась широкая улыбка.

И тут Венеция не выдержала. Вскочив со стула, она уперла руки в бока и бросила на Хэзарда яростный взгляд.

— Ну, так больше этого не будет!

— Ты хочешь сказать, что ты с удовольствием примешься за стирку? — невинно поинтересовался Хэзард, намеренно игнорируя ее тон. Он также пытался не обращать внимания на острые соски, явственно проступившие через изношенную ткань рубашки.

— Только для того, чтобы не слышать, как ты занимаешься любовью с другой женщиной всего в нескольких футах от меня!

— Это означает — «да»?

Хэзард почувствовал, как напряглось все его тело, и сдерживался из последних сил. Его точила одна единственная мысль — зачем он так упорствует? Что случится, если он возьмет то, что ему так навязчиво предлагают? Перед ним стояла прекрасная женщина. Она была так близко, что стоило только протянуть руку…

— Будь ты проклят, Хэзард Блэк! Да! Ты доволен?

— Очень, — быстро согласился Хэзард и почему-то почувствовал невероятное облегчение.

— Вот и отлично. Я не потерплю другую женщину в этой хижине.

С ним снова говорила властная, избалованная дочка бостонского миллионера. В изношенных брюках или в расшитом жемчугом платье, она все равно не теряла самоуверенности. И Хэзард вынужден был признаться себе, что такой она нравится ему больше всего…

Хэзард рассказал Венеции, как следует обращаться с кожей: сначала замочить в чистой воде пруда, потом намылить мягким мылом из юкки, которое абсароки выменивали у племени шошонов, и наконец разложить на траве в тени. Он проработал на шахте весь день, а Венеция стирала, терла, полоскала — чтобы штаны Хэзарда были чистыми и чтобы Джон Хэзард Блэк не привел другую женщину в свою постель.

В этот день Джимми так и не пришел. Венеция сказала об этом Хэзарду, но тот ответил, что так бывало и раньше: у мальчика много обязанностей по дому. Венеция имела свое мнение на этот счет, но она слишком устала, чтобы спорить. У нее не было сил даже на то, чтобы принять ванну, хотя Хэзард предложил натаскать воды, о чем она ему и сообщила, почти засыпая в кресле у огня.

— И потом, — пробормотала Венеция, — я провела в воде почти весь день, отстирывая эти твои чертовы штаны.

— Еще раз спасибо. Ты отлично поработала.

— Знаю и по-прежнему жду платы, — сонно заявила она, не утратив своей обычной дерзости.

Хэзард открыл было рот, чтобы ответить ей, но тут же закрыл: Венеция уже спала. Он улыбнулся. Она свернулась в кресле, словно маленький ребенок, и Хэзард понял, что Венеция как следует потрудилась. Но он даже не подумал о том, что она впервые в жизни старалась ради кого-то.