Жорж Арно

Плата за страх

Не следует искать в этой книге географической точности, которая всегда обманчива.

Гватемалы, например, не существует. Я это знаю, потому что я там жил.

Ж.А.

Пятый, десятый раз звонит телефон в кабинете Большого Босса в деревянных бараках лагеря Лас Пьедрас. Измученные, задерганные служащие носятся из комнаты в комнату, хлопают тугие двери.

— Да, да… Сегодня ночью… Нет, сам я еще там не был. Меня предупредили слишком поздно. Риннер в ужасном состоянии, для него это было страшное потрясение. Разумеется, сам он тут ни при чем. Расследование? В среду. Показания индейцев? Остался только один: когда прибыла «Скорая помощь», второй уже умер. Конечно, его показания совпадут с риннеровскими: иначе и быть не может. Что? Судьбы не существует? Еще бы!.. Кстати, о газетчиках. Они нам и так заморочат голову. А вам легче, чем нам, предпринять все необходимое… Тринадцать убитых индейцев, сами посудите… Нам и без того осточертели проклятые комиссии по технике безопасности… Пенсии? Да, но самые минимальные. Я еще позвоню вам…

Прескверная история. С одной стороны, даже лучше, что Риннер ранен и пока не пришел в себя. Останься он невредим, было бы хуже для него и, соответственно, для компании.

— Из Торонто звонят, спрашивают г-на Риннера.

— Кто звонит?

— Его мать.

— Расскажите подробно о несчастном случае, передайте заключение больницы. Только ее еще не хватало! Мы ей не Армия Спасения, а компания «Круд энд Ойл лимитед». Пусть оставит номер телефона; если он умрет, ей позвонят.

Секретарь не любил брать инициативу на себя. Легко сказать: «Расскажите подробно»! Все было слишком свежо: это случилось вчера.

В ту ночь на нефтеносной равнине Зулако тьму рассеивают ажурные силуэты буровых вышек, увешанных гирляндами электрических лампочек. На шестнадцатой буровой работает ночная смена. Две автоцистерны беспрерывно подвозят воду.

Метисы — в алюминиевых касках; их голые спины блестят от пота, они снуют вокруг чудовища, питают его водой, мазутом. Всякий раз, когда буровая колонна полностью погружается в землю, механик останавливает машину.

Оборудование компании «Круд» на шестнадцатой буровой давно обветшало. Пятнадцать человек вручную на талях поднимают и ставят вертикально следующую секцию буровой колонны. Длинная труба высотой с вышку поднимается, раскачиваясь и вздрагивая. Монтажник, вооружившись веревкой и специальным ключом с очень широким захватом, зацепляет ее на лету и, упираясь ногами, вставляет в отверстие вращательного стола, едва возвышающегося над землей. Пока его помощник удерживает трубу в этом положении, монтажник бросается наверх отцеплять крюки тали. Те, кто внизу тянул веревки, предусмотрительно отходят в сторону. А наверху индеец вступает в единоборство со скользким металлом. Обняв и прижав трубу к груди, он передвигает ее напряжением всего тела. Веревка, которой он привязан к вышке, врезается ему в бока, сдавливает грудь, живот. Если он промахнется, то будет раздавлен между каркасом вышки и железом буровой трубы. Еще усилие, и труба на месте. Механик поворачивает рукоятку сцепления. Щелчок. Зажатая в челюсти вращательного стола, труба начинает свинчиваться с теми трубами, которые уже вошли в землю. Шестьдесят, восемьдесят, сто оборотов в минуту, и вот она постепенно скрывается в скважине, а индеец, который ее установил, уже отвязывается и спускается. Время дорого: чем больше труб будет опущено за десятичасовую смену, тем выше премия.

Бесперебойная работа машин — это пот, а порой и кровь людей. Всю ночь им приходится терпеть жару и бороться со сном.

Каждые двадцать минут после очередной стыковки труб главный инженер берет пробу раствора. Он исследует его при свете прожектора, определяет состав и плотность. По мере надобности он тут же делает анализ с помощью несложных приборов, установленных на верстаке механика. Малейшая ошибка может стать роковой. Когда бурение идет в слишком сухих пластах, буровая труба может перегреться, а затем расколоться с чудовищным хрустом перекаленной стали. Осколки, выброшенные напряжением металла и центробежной силой вращения, убьют рабочих и могут даже опрокинуть вышку. Если же, наоборот, раствор слишком жидок, а бур в этот момент проходит сквозь карман над нефтеносным слоем, струя горючего газа с оглушительным грохотом вырвется наружу, грозя свалить вышку и вспыхнуть от малейшей искорки, от свечи в компрессоре, от соприкосновения с раскаленным металлом, от чего угодно. И тогда…

Начальник буровой Риннер обеспокоен. Что-то сегодня не ладится. Уже дважды из скважины вырывались слабые струи газа. Он не рискнул подойти с открытым огнем; ему чудился запах нефти. Но пассат, овевающий долину, тоже несет сладковатую нефтяную вонь. Попробуй тут отличить!

Неподалеку над равниной полыхает самый мощный в мире факел скважины Анако, окрашивая тени в медный цвет. Риннеру не терпится увидеть вторую автоцистерну, которая давно выехала за водой к соседней речушке. Та, что у вышки, уже почти пуста. Риннер не решается прервать работу — ведь львиная доля премии достается ему! Он садится в свой «пикап» и отправляется на поиски пропавшей автоцистерны.

Из-за размытой ровной линии горизонта равнина кажется совершенно плоской. На самом же деле она сильно изрезана. Как только потеряешь из виду верхние огни буровой, легко потерять дорогу. Факел Анако очень яркий и в то же время расплывчатый, от него только отблески в небе: это плохой ориентир. Остаются только следы колес. На развилке двух дорог следы внезапно разбегаются. Риннер останавливает машину, выходит и при свете фар пытается разобраться.

— Что этому кретину там понадобилось? Ведь ему нужно было свернуть налево.

Инженер сворачивает и едет по следу; время тянется для него невыносимо: глубокая ночь, и он обеспокоен. Наконец он подъезжает к водокачке. Автоцистерна должна быть здесь. Встав рядом с машиной, он освещает темень лучом подвижной фары. Ничего не видно, даже насоса, хотя шум мотора отчетливо слышен. Риннер бормочет сквозь зубы ругательства…

Риннер снова садится в машину, заводит мотор и продолжает поиски, иногда останавливаясь, чтобы прислушаться.

Шум насоса слышен все время. Теперь следы идут вдоль ручья; почва здесь песчаная, колеса буксуют. «Пикап» упирается в затвердевшую кучу песка. Мотор глохнет. Риннер пытается дать задний ход, но колеса зарываются по самые оси. Счастье еще, что есть лопата, широкая и прочная, закрепленная зажимами вдоль левой дверцы. Сначала Риннер срывает препятствие перед машиной. Потом откапывает перед каждым колесом что-то вроде наклонных канавок, устилает их сухой травой, которую рвет руками. Непривыкший к такой работе, он чересчур торопится, нервничает и скоро выдыхается. А толку мало! Лишь через десять минут ему удается выбраться. А метров через сто прямо на него неожиданно выезжает автоцистерна, Риннер вспрыгивает на подножку.

— Живо, живо, там уже почти не осталось воды! Шофер кивает головой и уезжает, ничего не ответив. Он тоже весь обливается потом.

«С чего бы это сегодня так жарко?» — говорит про себя инженер.

Он снова садится за руль. Автоцистерна идет слишком быстро, она тяжелее «пикапа» и не буксует; ее уже не догнать. Кроме того, облако пыли, которую она вздымает, ослепляет Риннера, сушит ему горло. Он останавливается, дает автоцистерне отъехать подальше. Успокоившись, он достает сигарету, закуривает, затягивается глубоко и неторопливо. Выключив зажигание, машинально нащупывает ручку приемника, вертит ее то вправо, то влево. Станция Лас Пьедрас, расположенная на скале над портом, ведет передачи в радиусе трехсот миль.

— Ах-ха-ха! Ах-ха-ха! — надрывается певец-негр, выступавший в клубе компании три недели назад.

Ах-ха-ха, я хохочу
И удержаться не могу.
На черта неграм жизнь дана,
Когда она, как мы, черна,
Ах-ха-ха!