Если подумать здраво - ничего и не случилось. Мы даже по дороге до дома не особо разговаривали, поэтому спроси меня под дулом пистолета, в каких мы сейчас отношениях с Каллахеном - я не смогу ответить. Я не могу понять, чего хочет он, а также не могу понять, чего хочу сама. Частично понять, чего хочет Мика, как и любой другой парень его возраста, я еще могу, но этого мне явно недостаточно, чтобы понять, как вести себя с ним дальше. Он же как капризный ребенок, который будет ездить по мозгам, пока не добьется того, чего хочет, а наигравшись - выкинет и забудет. Да ладно Каллахен, я сама местами не хуже него самого. Он хотя бы честен с собой и окружающими, а я пытаюсь закрываться какими-то своими глупыми правилами, которые не очень-то работают, когда Мика Каллахен находится в пределах видимости. Да что уж и говорить, - они перестают работать, даже когда этого занудного капитана и рядом нет, ведь это не мешает мне думать о нем. Периодически. И при этом с абсолютно каменным лицом отшивая любые поползновения этого самого капитана в свою сторону. Прячась за Ником, создавая иллюзию идеальных отношений (и кто на это повелся?), и все бы ничего, и переболело бы, перегорело, затянулось прочной оболочкой, все эти дурацкие чувства, глупые такие, - если бы не выключенные тогда тормоза. Или не перегорело бы? Осталось бы висеть этаким красным восклицательным знаком, вспыхивало, сжигало изнутри, сводило с ума, на расстоянии и без...

      Интересно, все слишком печально в плане времени? Окна зашторены, да и на улице непонятный утренний полумрак, свойственный нашей осенней погоде. Быть может, уже почти полдень, и я конкретно опаздала на занятия... Если этому гамадрилу все простят, то мне подобные радости не светят.

      Пришлось вытащить нос из-под одеяла, выискивая взглядом электронные часы на стене - точно помню, что они были! 7.43 - смотрите, да я ранняя пташка.

      Потревоженный моим поиском часов, Каллахен во сне перекатился на спину - и я потеряла свою грелку за спиной, вот досада. И спит ведь, и как не мерзнет, ведь почти все одеяло на мне...

      Красивый.

      Со своими аристократичными чертами лица, острой линией скул, узким носом и самую малость - с девчачьи пухлыми губами. Что-то снится, раз забавно сморщил нос. Такой дурак, с растрепанными волосами, вот честно - никогда бы не подумала, что там пробуждается Повелитель Ада каждое утро, с ядовитыми клыками и леденющими кошачьими глазами.

      Мне хотелось взять, и глупо уткнуться носом в шею, вдохнуть миндальный аромат, а потом взять - и прикусить за мочку. Тогда уж точно проснется, но... это означает снова спустить тормоза. Да не просто спустить - сломать их конкретно так. У меня и так проблемы с рельсами, еще не хватало...

      "Мой мир вертится вокруг тебя".

      Да ладно уж. Пусть вертится. Но интересно, как быстро сойдет с орбиты?

      Подперев локтем подушку и положив голову на ладонь, я разглядывала спящего Каллахена рядом, пока была возможность. Если у меня получится видеть подобное почаще, это здорово, а пока что я полюбуюсь на развалившегося котяру рядом. В боксерках от Кельвин Кляйн, между прочим! И футболка, о счастье глаз моих, - та самая, которая Born to be wild, и если бы она так неприлично не задралась выше пупка, цены бы ей не было. Очертания пресса - совсем едва, - и незаметная дорожка волос от пупка вниз. Я не удержалась, протянула руку, пощекотала подушечками пальцев, - мышцы брюшного пресса ощутимо сократились от прикосновений, Мика сонно вздохнул. Но вряд ли этого достаточно, чтобы растолкать такого упыря - и то предельно ясно, что до заката его вряд ли из гроба выкуришь. Ну или до звонка будильника, должен же он как-то просыпаться?

      Осторожно веду пальчиками по направлению к краю футболки, потом опять спускаюсь вниз, провожу по линии резинки к себе, ухмыляясь под нос. Живот чуть подрагивает, спящий организм неохотно принимает подобное ленивое раздражение, и этого все еще явно недостаточно. Совсем чуточку запускаю пальцы под резинку боксерок, и отчетливо понимаю - нет, все, не могу, - прижимаюсь сбоку, утыкаюсь носом куда-то в основание шеи и так томно вздыхаю, что Каллахен ощутимо вздрагивает, а дыхание тотчас сбивается. Проснулся или нет? Весьма ощутимо прикусываю кожу на шее, краем глаза вижу дернувшееся адамово яблоко, - и тут же прикасаюсь к месту укуса языком.

      Приподнимаю голову - проснулся, ясное дело. Такой смешной и сонный, с растрепанными волосами, и улыбается, паразит.

      - А кто кричал про суд и сексуальные домогательства? - спросонья бормочет Мика, голос такой с хрипотцой, как контрольный в голову. Лучше бы ничего не говорил, ей богу, а то у меня - микроинсульт.

      - Не припоминаю ничего конкретного, - отозвалась я.

      - Кто ты? - протянул Блондин с ухмылкой. В ответ я лишь прижимаюсь к нему еще плотней, вальяжно закидываю ногу и уже совсем не осторожно, а с нажимом, провожу ладонью по оголенному животу вверх, чувствуя как напрягается под пальцами пресс. Мика стоически терпит, только сглатывает, и я громко ухмыляюсь в ответ, чувствуя под коленом томную тяжесть.

      - О-па, - подверждаю я, а тот только пожимает плечами с абсолютно невозмутимым видом и сладко зевает, сонно потягиваясь.

      - А то ты не догадывалась, что это произойдет.

      Потянувшись, Мика неторопливо и лениво переваливается на левый бок, обнимает двумя руками, - у меня было смутное ощущение, что он еще спит, если бы не рука под мой футболкой, конечно же.

      - Доброе утро, - мурлыкнул в самые губы, ладонь скользит по позвоночнику. От Блондина привычно пахнет миндалем и мятной зубной пастой - еще с ночи, и он совсем-совсем не хочет просыпаться окончательно. Поэтому и нежничает, и смешно дует щеки, и пока что остается настоящим собой, и за это нужно ухватиться двумя руками, затолкать эгоистичного упырюгу поглубже, а то клыки мешают... целоваться. Нежно, совсем невесомо, одни губы. А потом, когда внезапно прикусывает, а я едва не вонзаю от неожиданности ногти ему в бок, - глухо усмехается, до боли привычно, и вот тут уже точно - проснулся. Поцелуи становятся все крепче, как и обьятия, и я прямо чувствую, как его накрывает. Как лавина, сносит так, что у меня в голове шумит, до судорожных вздохов, когда горячая ладонь скользит со спины на грудь.

      - Ох, извини, - вдруг шепчет с досадой, шумно вздохнув в ухо. - Немного... соскучился. Дурак, видимо.

      - Теперь моя очередь спрашивать "Кто ты?", да? - смеюсь я, а мои пальчики уже скользят к резинке боксерок, Мика прикусывает меня за ухо, второй рукой нашаривая где-то под подушкой вибрирующий и играющий какую-то мелодию телефон, на котором сработал будильник.

      - В девять надо уже выскочить за дверь, иначе не успеем заехать в общагу и в салон связи, - недовольно констатирует Блондин, избавляясь от телефона в руке. Но я и сама понимаю, тяну резинку трусов вниз, потому что в список утренних дел нужно добавить еще и кофе.

      Спустя сорок минут я уже сижу на кухне на высоком барном стуле, подогнув под себя ногу, и пью растворимый кофе из кружки, потому что стоять у плиты и варить кофе в турке желания совсем нет.

      - Лучше белая.

      - Что? - уточняет Мика от шкафа.

      - Рубашка. Под пальто, - меланхолично делаю очередной глоток кофе.

      - Окей, - невозмутимо соглашается он, и я уже открыто пялюсь, как белая ткань скользит по плечам, как пальцы быстро и ловко застегивают пуговицы, а потом заправляют края под ремень.

      - Ты как девица на выданье там крутишься, - ухмыльнулась я. - Ты точно гей.

      - Сегодня собрание студсовета.

      - ...и там дресс-код, я смотрю.

      - Язва.

      - И тебе не болеть, - я отсалютировала ему кружкой, которую Блондин невозмутимо перехватил, проходя в сторону холодильника, на ходу сделал большой глоток - и конечно же, привычно сморщился.