— Ты бы отказался!
— Верно.
— Я должна была попробовать, — рыдала Габби, — потому что не могла смотреть, как ты мучаешься.
— Но ты почему-то упустила из виду тот факт, что я не выношу обмана! — гневно вскричал Квил. — Поэтому я снова тебя спрашиваю: ты считаешь, эта ночь того стоила, Габби? — Квил сжал кулаки. — Ночью я принимал тебя за ангела. Довольно забавно при подобных обстоятельствах! Тебе было весело? Я что-то не помню, чтобы раньше ты так смеялась. — Его язвительный голос прорезывал воздух, как нос корабля, рассекающего туман.
— Я люблю тебя.
— Моя мать тоже покупала лекарства из любви ко мне, — фыркнул Квил. — Потому я ее и простил. — На этом бы и поставить точку, но он продолжил: — Ты хотела расторгнуть наш брак? Я не устраивал тебя как мужчина? Ты дала мне это лекарство, чтобы я был более… более активным? — Он цедил слова сквозь стиснутые зубы, хотя к этому времени уже полностью владел собой.
— Неправда! — закричала Габби. — Я не могла видеть твоих страданий! Это было непереносимо!
— Но в прошлый раз, если помнишь, все обошлось без мигрени. Напрашивается вывод, что тебя не удовлетворил тот опыт, не так ли?
Она не могла отвечать из-за слез.
— Я не стану принуждать тебя к дальнейшим экспериментам, — мягко продолжал Квил. — Ты ведь и сама это знаешь. Я больше не доверяю тебе, и при этих обстоятельствах наша совместная жизнь не может быть благополучной.
Габби вытерла слезы. Ну что ж, она не будет унижаться. Сначала она ему все объяснит, а потом уйдет.
— Я не собираюсь тебя переубеждать, но мне хочется, чтобы ты понял, почему я так поступила. Судхакар заверил меня, что лекарство никоим образом тебе не навредит. Поэтому я посчитала эту ложь оправданной.
— Оправданная ложь. Кому? Своему мужу! Боже, до чего же ты самоуверенна и ограниченна! Ты нарушила брачный обет. Помнишь, как во время венчания ты обещала почитать своего мужа? Правда, тогда ты еще не подозревала, насколько мои недуги будут мешать тебе в повседневной жизни.
— Нет! — В голосе Габби больше не было слез. Глаза ее засверкали от гнева. — Дело не в этом! Ты не должен говорить такие жестокие вещи! Я никогда не лгала тебе в важных вопросах.
— Конечно. Ты лгала, только когда считала это необходимым!
— Но я никогда не позволяла себе такой ужасной лжи, как ты!
— И что же это за ужасная ложь, Габби? — Квил, скрестив руки, смотрел на нее в упор. — Должен тебе сказать, я всегда гордился своей честностью.
Габби вскинула голову.
— В таком случае ты не должен был лгать, что женился на мне по любви. У тебя были совсем другие мотивы.
Квил внезапно вспомнил несколько эпизодов из своего «сна».
— Прости меня, Габби. — Он виновато посмотрел на нее. Она с радостью дала волю гневу, чтобы заглушить свое горе.
— Ты лгал мне в один из самых святых моментов в жизни! Ты заставил меня отказаться от человека, которого я любила и за которого хотела выйти замуж.
— Я принудил тебя, потому что…
— Я все знаю. Вы с Питером строили планы у меня за спиной. — Габби в упор смотрела на мужа. — Ты верно сказал прошлой ночью, что я романтик. Я по наивности думала, что ты любишь меня, и поэтому отвергла своего жениха. Конечно, Питер тоже мне лгал. Оказывается, он находил меня слишком толстой, а такие женщины не в его вкусе. А я-то, глупая, верила тебе, когда ты говорил, что я красивая.
Квил не знал, что ей ответить на это.
— Я по крайней мере лгала ради твоего блага, — продолжала обличать его Габби. — Я бы никогда не решилась на такой обман, как ты. На твоем месте я бы сгорела со стыда, разве может быть брак без любви?
— Это не брак без любви! — запротестовал Квил. Габби пожала плечами:
— Теперь это вообще не брак, как ты сам сказал. — Квил с большим опозданием понял, что на самом деле и не собирался приводить в исполнение только что высказанные угрозы.
Габби выбралась из кровати, от гнева потеряв всякое чувство стыда.
— Как ты прекрасна, — хрипло произнес Квил, когда она наклонилась поднять с пола свое белье.
Габби холодно взглянула на него и, надевая сорочку, повторила его слова:
— Я больше не доверяю тебе, и при этих обстоятельствах наша совместная жизнь не может быть благополучной. — В голосе у нее звучали горечь и разочарование.
— Но… твоя ложь — совсем другое дело! Ведь ты могла погубить меня этим снадобьем.
— А ты мог разбить мое сердце. Мне казалось, что я влюблена в Питера. А тебе я была совсем неинтересна. Нескладная толстая девушка, которую невесть где откопал твой отец. Надо думать, я еще должна благодарить судьбу, что меня не отправили обратно в Индию, потому что в отличие от Питера ты не нуждался в моих деньгах.
Квил лихорадочно искал доводы в свою защиту. Но, так ничего и не придумав, снова вернулся к разговору о яде.
— Похоже, ты не очень за меня беспокоилась, если дала мне смертельный яд, — проговорил он сварливым тоном.
— В той дозе яд не опасен, я уже тебе говорила. Хочешь сам убедиться? — Габби открыла шкаф и достала маленькую коричневую бутылочку. — Вот, смотри, я дала тебе ровно половину. Этого количества недостаточно, чтобы отправить человека на тот свет.
— Ну-ка скажи, как часто Судхакар назначал больным это лекарство?
— Дважды, — буркнула Габби.
— И поэтому ты решила, что я подходящий кандидат для третьего эксперимента?
Габби не могла больше сдерживаться.
— Какое ты имеешь право на меня сердиться?! — вскричала она. — Я тебя вылечила! Ты сам убедился, что после этой ночи у тебя нет мигрени. Можешь теперь отправляться к своим куртизанкам! Вперед!
— Я имею право сердиться, потому что моя жена неутомимо демонстрирует полное пренебрежение к моему здоровью. Да будет тебе известно, я получил письмо от твоего отца. Он предупредил меня, что ты, по его выражению, «вынашиваешь гнусный план», угрожающий моей жизни.
— Ты переписывался с моим отцом? — потрясенно посмотрела на него Габби.
— Он прислал мне несколько писем.
— О, даже так! — Габби была в ярости, однако попыталась подстроиться под беззаботный тон мужа. — И что же он там написал? И почему ты не упомянул об этом раньше?
— Я подумал, что он выжил из ума. То, какими эпитетами он тебя наградил…
— Могу себе представить, — презрительно скривилась она. — Но мне в голову не могло прийти, что у вас с ним столь доверительные отношения.
— Вероятно, мне следовало отнестись более серьезно к его предостережениям. — Голос Квила был что-то слишком спокойным.
Габби окончательно вышла из себя:
— Еще бы! Ты и мой отец — два сапога пара. Вы, мужчины, только и умеете хныкать, как малые дети! Ты дал себе глупую клятву не принимать лекарств и остаешься верен ей из простого упрямства. А теперь… а теперь, когда ты поправился, ты еще смеешь оскорблять меня, вместо того, чтобы сказать спасибо!
Глаза Квила сверкнули гневом.
— Пусть я глупый! Но я по крайней мере не пытался никого убить!
— Я пыталась тебя убить? — заорала Габби. — Это лекарство безвредно! Безвредно!!!
— Неужели? — прошипел Квил. — Я не думаю, чтобы ты согласилась добровольно принять какой-нибудь яд. То ли дело подмешать его кому-то другому и потом уверять, что это безобидное лекарство.
Габби так посмотрела на него, что он отшатнулся, а она спокойно открутила колпачок и молниеносным движением опрокинула содержимое пузырька себе в рот. И в ту же секунду Квил выбил у нее из рук пустой флакон.
— Слишком поздно, — проговорила она, надменно вскидывая подбородок. — Я не собиралась тебя убивать и не боюсь испытать это лекарство на себе.
Квил сделался мертвенно-бледным.
— О Боже, — застонал он. — Что ты наделала, Габби! Где Судхакар?
Она пожала плечами:
— Наверное, возвращается в Индию, — Габби прошла мимо мужа и села на край кровати, слегка растерявшись от собственного героизма.
— Эта доза, наверное, рассчитана на взрослого мужчину. Да, Габби? — дрожащим голосом спросил Квил.