— Пусть этот меч всегда служит твоему королю и правому делу, — произнес он. Теперь Ланселет был предельно серьезен. Всякий след насмешливости и вызова исчез с лица Гвидиона, сменившись сдержанной торжественностью. Моргауза заметила, что у юноши дрожат губы.

И внезапно Моргауза преисполнилась сочувствия. Гвидион — незаконный сын, не признанный своим отцом — был здесь даже более чужим, чем некогда Ланселет. Кто же обвинит парня за то, что он пошел на хитрость, лишь бы заставить родственников обратить на себя внимание? «Нам давно следовало привезти его ко двору Артура, — подумала Моргауза, — чтобы Артур признал его — хотя бы в узком кругу, раз уж не может сделать этого открыто. Не подобает королевскому сыну так добиваться признания». Ланселет возложил руки на голову Гвидиона.

— Я принимаю тебя в братство Круглого Стола — с позволения нашего короля. Будь же ему верным слугой. Поскольку ты добился этой чести не столько силой, сколько хитроумием, — хотя и силы ты выказал предостаточно! — я нарекаю тебя Мордредом. Так отныне ты будешь зваться в нашем содружестве. Встань же, сэр Мордред, и займи свое место среди соратников Артура.

Гвидион (нет, Мордред, напомнила себе Моргауза — наречение имени при вступлении в братство Круглого Стола было не менее серьезным ритуалом, чем крещение) встал и от души обнял Ланселета. Казалось, что юноша глубоко тронут и вряд ли слышит радостные крики и рукоплескания. Когда Гвидион заговорил, голос его дрогнул.

— Кто бы ни выиграл сегодняшний турнир, мой лорд Ланселет, — главный приз уже получил я.

— Нет, — тихо сказала Моргейна Моргаузе, — я его не понимаю. Чего-чего, а вот этого я от него не ожидала.

Затем последовал длительный перерыв. Соратникам надлежало построиться для финальной обшей схватки, но пока что некоторые отошли попить воды или наскоро проглотить кусок хлеба; другие сбились в небольшие группки и принялись обсуждать, чью сторону им принять в этой схватке; третьи же отправились проверить, как там их кони. Моргауза спустилась на поле. На нем сейчас осталось лишь несколько молодых рыцарей, и среди них высился Гарет — его нетрудно было заметить, поскольку все прочие уступали ему в росте не менее чем на полголовы. Моргаузе показалось было, что Гарет разговаривает с Ланселетом, но, подойдя поближе, она обнаружила, что зрение ее подвело: собеседником Гарета был Гвидион. Судя по голосу, Гарет был взбешен, но Моргауза услышала лишь последние его слова:

— … что он тебе сделал? Ты выставил его в дурацком виде при таком скоплении народа…

Гвидион рассмеялся.

— Если наш кузен нуждается в защите при таком скоплении его друзей, то да поможет ему Бог, если он потерпит поражение среди саксов или норманнов. Послушай, приемный брат, я совершенно уверен, что Ланселет вполне способен сам защитить свое доброе имя! Мы с тобой столько лет не виделись, брат, а ты только и знаешь, что бранить меня, потому что я обидел человека, которого ты так любишь. Неужто тебе больше нечего мне сказать?

Гарет расхохотался и сгреб Гвидиона в охапку.

— Экий же ты отчаянный! — сказал он. — И как тебе только в голову взбрело такое? Артур же и так посвятил бы тебя в рыцари — тебе стоило только попросить!

Моргауза вспомнила, что Гарет не знает всей правды о происхождении Гвидиона. Несомненно, Гарет просто хотел сказать, что Артур не отказал бы сыну своей сестры.

— Я в этом ничуть не сомневаюсь, — отозвался Гвидион. — Король всегда был добр к своим родичам. Он и тебя бы посвятил — ради Гавейна, — но ты ведь выбрал другой путь, приемный брат. — Он коротко рассмеялся. — И думается мне, раз я столько лет страдал из-за этого сходства с Ланселетом, он мне кое-что задолжал!

Гарет сочувственно пожал плечами.

— Ну, похоже, он не держит на тебя зла, так что, пожалуй, мне тоже придется тебя простить. Зато теперь ты сам убедился, как он великодушен.

— Воистину, — тихо отозвался Гвидион, — он таков… Тут он поднял голову и заметил Моргаузу.

— Матушка! Что ты тут делаешь? Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Я просто подошла поздороваться с Гаретом — мы с ним сегодня еще не разговаривали, — пояснила Моргауза. Здоровяк Гарет поцеловал матери руку. — Ну, что ты решил насчет общей схватки?

— То же, что и всегда, — отозвался Гарет. — Я буду сражаться на стороне Гавейна. среди людей короля. У тебя есть боевой конь, Гвидион? Хочешь сражаться на стороне короля? У нас найдется для тебя место.

— Раз Ланселет посвятил меня в рыцари, — с мрачноватой загадочной улыбкой произнес Гвидион, — думаю, мне следовало бы сражаться в отряде сэра Ланселета Озерного и бок о бок с Акколоном, за Авалон. Но я сегодня больше не выйду на поле, Гарет.

— Почему? — удивился Гарет. Он положил руку на плечо Гвидиону и улыбнулся, глядя на младшего брата снизу вверх — в точности как когда-то в детстве. — Те, кого только что посвятили, всегда участвуют в общей схватке. Вот и Галахад будет участвовать.

— И чью же сторону он примет? — поинтересовался Гвидион. — Своего отца, Ланселета, — или короля, сделавшего его своим наследником? Стоит ли подвергать его верность столь жестокому испытанию?

— Но как же еще делиться для общей схватки, если не собирать отряды вокруг двух лучших наших рыцарей?! — вышел из себя Гарет. — Или ты вправду думаешь, что Ланселет или Артур считают это испытанием верности? Сам Артур не может выйти на поле — ведь ни один рыцарь не посмеет поднять руку на своего короля, но Гавейн — его поборник с тех самых пор, как Артур взошел на престол! Или ты собрался разворошить старые сплетни? Гвидион пожал плечами.

— Поскольку я не намереваюсь присоединяться ни к одной, ни к другой стороне…

— Но что о тебе подумают? Что ты трус, и уклоняешься от боя…

— Я достаточно сражался за Артура на войне, чтоб меня не волновало, что там болтают досужие сплетники, — сказал Гвидион. — Но если хочешь, можешь сказать им, что у меня захромал конь и я боюсь, как бы ему не сделалось хуже. Это вполне пристойная отговорка.

— Я бы мог взять для тебя коня у Гавейна, — озадаченно произнес Гарет. — Но раз тебе нужна пристойная отговорка, пусть будет так. Но почему, Гвидион? Или мне теперь следует звать тебя Мордредом?

— Ты всегда можешь звать меня, как тебе больше нравится, приемный брат.

— Но ты так и не ответил, — почему ты боишься боя, Гвидион?

— Никому, кроме тебя, я не спустил бы этих слов безнаказанно, — сказал Гвидион. — Но тебе я отвечу. Я делаю это ради тебя, брат.

Гарет хмуро уставился на него.

— Ради Бога, объясни, что ты этим хочешь сказать?

— Я мало что знаю о Боге — да не очень-то и рвусь узнать, — сказал Гвидион и принялся разглядывать землю у себя под ногами. — Но раз ты спрашиваешь… Ты давно об этом знаешь… Я наделен Зрением…

— Ну, и что с того? — нетерпеливо перебил его Гарет. — Тебе что, привиделось в скверном сне, что я паду от твоего копья?

— Не надо шутить над этим, — отозвался Гвидион. Он взглянул на Гарета, и от этого взгляда у Моргаузы кровь застыла в жилах. — Я видел… — Гвидион судорожно сглотнул, словно не в силах выдавить из себя эти слова. — Я видел тебя умирающим — а сам я стоял рядом с тобой на коленях. Ты не сказал мне ни слова, но я знал, что это из-за моих деяний в тебе погасла искра жизни.

Гарет поджал губы и тихо присвистнул.

— Оно конечно… Но знаешь, малыш, я мало верю снам и видениям. А от судьбы все равно не убежишь. Разве тебе на Авалоне не сказали об этом?

— Верно, — все так же тихо отозвался Гвидион. — И если ты и вправду падешь когда-то от моей руки, так только волею судьбы… Но я не стану искушать судьбу ради пустой забавы, брат. Вдруг рука моя дрогнет, и я, по злосчастной случайности, нанесу роковой удар?.. Нет, Гарет, я не выйду сегодня на поле — и пусть остальные говорят что хотят.

— Ну, делай как знаешь, парень, — отозвался Гарет. Вид у него был обеспокоенный. — Тогда посиди рядом с нашей матерью — Ламорак ведь собирается выйти на поле на стороне Ланселета.