— Марида, ты это к чему мне рассказываешь?

— Да к тому, что мне надо было определиться, по какой степени крови над тобой был проведен ритуал, и кто в этом участвовал. Я, как тебя от смерти отвоевала, кликнула в комнату твоих тетку с бабкой. Велела в бадью горячую воду лить, и тебя туда погрузить — согреться тебе надобно было. Тут уж хочешь, не хочешь, а пришлось им рукава у своей одежды закатывать. Вот именно тогда я и рассмотрела на их руках надрезы. Видишь ли, тут такое дело: когда для проведения ритуала у родственников берут кровь, то делают надрезы вот здесь, на сгибах рук, где вены близко к коже подходят. Кровь требуется взять именно из вены, причем из разных рук. Допустим, если у отца кровь берется из правой руки, то у матери, в таком случае, из левой… Так вот, все оказалось так, как я и предполагала: у твоих дорогих родственников, у одной на правой, а у другой на левой руке, явственно проступали здоровенные синяки с подсохшими ранками посередине. Похоже, что не очень церемонился с ними колдун. Бабка твоя ничего не заметила, а вот тетка мой взгляд перехватила, поняла, что кое о чем я догадалась. Ох, и засверкала же она на меня своими глазами, и уголок рта у нее непроизвольно задергался! По всему видно было, что она одновременно и испугалась и рассердилась. Ладно, думаю, припугну-ка вас еще немного, и узнаю все, что же здесь произошло. Под горячую руку у человека, помимо его воли, много чего с языка сорваться может.

Как согрели тебя, вынули из воды все такую же беспамятную, я и говорю твоим — ждите. Если через полчаса не помрет — ваше счастье, все хорошо в дальнейшем с девкой будет, оживет, придет в себя. Ну, а если с ней через это время что плохое случится — тут уж я поделать ничего не могу, отравление слишком серьезное. Скорей всего, мол, уже не жилец она на этом свете. Если понадобиться за священником сбегать, и отчитать над девкой молитву отходную, то это в этом я им, дескать, помогу. В случае чего, зовите, мол, а я пока у ее матери побуду, посмотрю, как у той дела. После этих слов оставила я твою родню твою в полуобморочном состоянии, поднялась наверх, матушку твою осмотрела — у нее руки чистые были, без синяков и ранений. Не имела, значит, матушка отношения к тому, что сделали с тобой. Затем в сон ее погрузила, да неслышно вниз спустилась. А там шум до небес стоит, бабка твоя тетку ругает почем зря, а та в ответ вначале лишь слабо отбрехивалась, а потом и сама разошлась не хуже бабки твоей. Чуть в волосы друг другу не вцепились. Причем обе настолько увлеклись, что даже в голову ни одной из них не пришло, что кто-то может их разговор услышать. Зато я послушала, прояснила для себя кое — что как насчет тебя, так и о том, что же произошло вашем доме…

— И что же?..

— Видишь ли, Лия, принято считать, что внуков любят больше детей. По молодости не всегда у родителей на детишек время находится. Это справедливое утверждение, хотя и не всегда верное. Нужно признать: бабка твоя безумно любила дочерей, да и к внучкам относилась ничуть не хуже. Но дочери для нее всегда были на первом месте, она за них любому глотку перегрызть могла. И вот стряслась беда со старшей дочерью — обезножела, оказалась навек к кровати прикована. Горе, конечно, огромное, не приведи того, чтоб хоть кому-то из нас Всеблагой послал подобное испытание! Но уж если случилось такое несчастье, все же надо жить дальше, приспосабливаться тем или иным способом к произошедшему. Изменить все одно ничего нельзя, а радоваться стоит уже тому, что дочь жива осталась! Всякое на этом свете происходит, бывает и такое, что слезы ручьем лить приходится. На то она и жизнь…

Семья у вас была далеко не из бедных, деньги всегда водились. Казалось бы, чего проще: найми одну — двух женщин, чтоб за больной ухаживали, сама за домом следи да внучек расти. Или из соседнего поселка родственников умершего зятя пригласи к себе в дом жить. Там народ небогатый был, так что предложи им бабка твоя, или тетка переехать в ваш дом — отказа б не получили. Мать твоя под присмотром всегда бы была, и хозяйство в порядке всегда б содержалось, а ты тем временем спокойно росла, помогала родным, мастерству потихоньку училась. Чем плохо?..

— Погоди… Если правда то, что ты мне сказала, насчет обряда… Я не понимаю, зачем все это было нужно?

— А вся заминка состояла в том, что у бабки твоей характер был властный, привыкла быть единоличной хозяйкой в доме. Ведь что такое больной парализованный человек? За ним нужен постоянный уход, причем не только днем, но и ночью… Вернее, в то время еще было не ясно, один ли такой больной будет в вашем доме. С Даей тоже определенности не было: может, встанет она на ноги, а может и такое случиться, что сразу двое лежащих людей в вашем доме окажется… Под таких больных надо всю свою жизнь переделывать, а вот на это твоя бабка оказалась не готова. Вернее, не пожелала брать на себя ни такую ношу, и жизнь свою менять не хотела. А без помощников тут было никак не обойтись! То есть надо приглашать жить к себе родню умершего зятя (своих родственников у вас нет). Представь: приедут к вам чужие люди, и придется бабке твоей свой характер смирять, с малознакомыми людьми уживаться, приноравливаться к чужакам, ради дочери терпеть их в своем доме…

Подобное твоей бабусе попрек горла было, и соглашаться на такое она никак не хотела. Не в ее, мол, возрасте свои привычки менять, поступаться своими удобствами и интересами. Принять в свою семью чужих людей, пусть даже для ухода за больными — это было сверх ее сил! Подобное решения, как я поняла, она даже рассматривать не желала. Нет — и все!

Еще бы можно было твоей тетке взяться помогать вам, да у нее свое хозяйство немалое после смерти мужа осталось, за ним постоянный пригляд требовался. Да и зачем ей лишняя маета на шею в виде немощной сестры, двух малолетних девчонок, да матери старой? Благодарности все одно не дождешься, а беспокойства да хлопот навалом. Тем более что это только твоя мать мягким характером отличалась — не в бабку пошла, да и отец твой уступчивый был, ни в чем теще не перечил, во всем соглашался. Так что не привыкла бабка твоя, чтоб возражал ей кто, или спорил с ней хоть в чем-то. По этой причине и разговоров не могло быть о том, чтоб посторонние поселились в вашем доме — не вытерпела бы она, если кто ей возражать начнет, слово поперек скажет. А тетка и бабка один нрав имели, не ужиться им было бы вместе, и они обе это прекрасно понимали.

Больше всего хотелось бабусе твоей, чтоб одной, без постоянного присмотра и заботы, не осталась в будущем ее больная дочь. Дело хорошее, но как это осуществить? Тогда и решила она: должна ты ухаживать за своей больной матерью до ее смерти, чтоб не осталась она брошенной и одинокой ни сейчас, ни на старости лет. А чтоб этого достичь, следует выбить у тебя из головы все другие интересы, чтоб ничего иного, кроме как ухаживать за больной матерью, тебе бы не хотелось. Вначале стала она тебя к хозяйству приучать весьма суровым образом, да ведь ты тогда совсем ребенком была — девять лет всего от роду. Какой из тебя безотказный работник? Хотелось, как любой в таком возрасте, и поиграть, и к подружкам за ворота сбегать, да и свои вкусы и пристрастия у тебя уже были, как у каждого из нас. В свободную минутку хотелось и со двора уйти хоть ненадолго. Вполне естественно: каждому из нас отдых требуется, хотя бы небольшой. Бабку твою это злило сверх всякой меры — не слушаешься ее, не хочешь дома сидеть. Не получалось из тебя послушной служанки, характер, хоть и мягкий, у тебя уже имелся.

Думаю, бабка со временем обломала бы тебя, сделала послушной, исполнительной. По ее указке стала бы плясать, дай ей только срок. Да вот только терпения не хватало у твоей бабки, полное послушание от тебя ей надо было иметь немедля. Ведь именно на тебя она возлагала все надежды на будущее, на то, что ты станешь опорой всей вашей семьи. И главное: что бы она ни говорила, а больше всего ее страх брал, и больше всего она опасалась, что ты, как в лета войдешь, замуж выйдешь, мать забросишь. Разговоры, обещания — это все пустым станет, если у девушки друг сердечный появится. Тут, бывает, не поможет ничто: ни заговоры, ни волшба. Сердце по своим законам живет… Допустить этого было никак нельзя.