Позже, уже на чердаке, я узнала последние новости, которые Вен узнал от своего приятеля. Оказывается, вчера, как раз после обеда, дворец загудел, как улей растревоженных пчел. Придворные хорошо умеют держать нос по ветру, и, по мелким деталям быстро поняли, что происходит нечто, выходящее за привычные рамки. Прежде всего, всем бросилось в глаза то, что Правитель вернулся с дневного смотра войск весьма не в духе. Затем он вызвал в свой рабочий кабинет начальников охраны и тайной стражи, егерской службы и еще двух военноначальников, и просидел с ними в уединении не менее часа. После их ухода пригласил туда же для приватного разговора принца Харнлонгра. О чем шла речь как в одном, и в другом случае — никто не знает, но после разговора наедине принц вышел из покоев государя заметно расстроенным и растерянным, и сейчас безвылазно сидит в отведенных ему апартаментах. А вскоре после того объявили, что в связи с произошедшим довольно шокирующим инцидентом помолвка откладывается на несколько дней, до прояснения некоторых весьма неприятных моментов. Естественно, что ни приема, ни помолвки, ни праздника сегодня также не будет.
Спустя еще некоторое время до встревоженных придворных донеслись вести о похищении малой государственной короны Харнлонгра. А о том, что вместе с ней пропали и ожерелья, стало известно из истошных криков придворного ювелира, который их и изготовил (при этом известии и Вен и Дан ехидно ухмыльнулись — этот, мол, еще долго не успокоится, помотает всем нервы от души!). Что больше всего удивило приезжих, так это известие о том, что драгоценности короны в момент похищения находились у герцога Стиньеде. Конечно, все заметили, что принц в последнее время неизвестно отчего стал благоволить к старому интригану, но не до такой же степени! Вот если бы корона находилась у сбежавшего неизвестно куда бывшего закадычного приятеля принца графа Эрмидоре, которому принц доверял, как самому себе — это бы никого не удивило Но чтоб хранителем короны стал старый плут Стиньеде, которого еще недавно его высочество терпел лишь из желания не обострять еще больше их и без того туго натянутые отношения! Любому понятно: здесь что-то не то! Вдобавок ко всему пронесся слушок о том, что вместе с короной и ожерельями пропали фамильные драгоценности королевской семьи — будто бы и они находились у старого герцога, а подобное, следуя строгому дворцовому этикету, недопустимо! Среди придворных, приехавших с принцем их Харнлонгра, проносится ропот недовольства его необъяснимыми поступками.
Кроме того, дочь Правителя сказалась больной. Ну, а до ее выздоровления к ней не пускают никого, кроме ближайших родственников. Во дворце усилили охрану как снаружи, так и во внутренних покоях. Не надо быть семи пядей во лбу, чтоб сообразить, что творится нечто неладное. О помолвке в ближайшие дни, разумеется, и речи быть не может. Официально — до тех пор, пока не будет найдена пропажа, а в действительности уже никто не может с уверенностью сказать, состоится ли помолвка вообще, или гостям придется уехать домой несолоно хлебавши.
Герцог Стиньеде ближе к вечеру приехал во дворец. Вернее будет сказать, с трудом приполз к своим родственникам, временно обитающим там в качестве гостей. Все, кто его видел, только головами качали. Герцог выглядел больным, еле переставлял ноги, с трудом ворочал языком, но, тем не менее, старался сделать все, чтоб попасть на прием к Правителю. Увы, вместо ожидаемой встречи герцог вместе со всей своей родней получил от ворот поворот. Все же он умудрился подстеречь Правителя у его покоев, и пытался уговорить того не отменять помолвку, исходя, дескать, из насущных интересов обоих стран. На его более чем страстную речь о единении государств и счастье молодых людей государь ответил холодным взглядом и пожеланием подлечиться, а заодно посоветовал крепче беречь внезапно пошатнувшееся здоровье в довольно прохладном климате нашей северной страны — здесь не его родной солнечный Харнлонгр, к которому герцог питает столько любви. В переводе на обычный язык ничего хорошего такое пожелание герцогу не сулит…
Однако герцог, попреки совету Правителя, не успокоился, а кинулся к барону Деннеже, церемониймейстеру двора Харнлонгра. Во всех странах хорошо известны неподкупность барона, его честность, дотошное знание законов и искреннее желание служить интересам союза обоих стран. По этой причине герцог надеялся найти в бароне единомышленника и склонить его на свою сторону. Если барон подтвердит, что помолвка может быть проведена и без короны и ожерелья, да еще сумеет найти для этого нужные законы и уложения, то, опираясь на всеми признанный авторитет барона и его незапятнанную репутацию, вся эта в высшей степени неприятная и скандальная история с нелепой пропажей сокровищ может быть благополучно замята. Барон же, выслушав слова герцога, разразился длинной речью о невозможности нарушения вековых устоев и укладов, завещанных еще предками, воззвал к нерушимости традиций, после чего показал гостю на дверь, пресекая все возможные уговоры в дальнейшем.
Дальнейшие попытки герцога достучаться до членов семьи Правителя, или сделать хоть нечто, позволившее исправить случившееся, ни к чему не привели. Герцога или сторонились, или же выслушивали, и разводили руками — ничего не можем сделать! Приказ Правителя! Правда, со стороны суета герцога и членов семьи Стиньеде выглядела как попытка исправить скверную ситуацию, возникшую, помимо всего прочего, и по вине старого интригана. Но, как и следовало ожидать, дело закончилось тем, что герцогу пришлось уехать из дворца ни с чем.
Наш Правитель — умный человек, и прекрасно понимает, что нельзя оставлять в столь неприятном взвешенном положении отношения между двумя дружескими странами, тем более что до сей поры не ясно, кто именно стоит за всей этой историей. И вот оттого, уже поздним вечером, было объявлено, что хотя до отыскания пропавших ценностей короны Харнлонгра и пришлось перенести празднества, но в виде извинения перед принцем и гостями за пока что так и не состоявшуюся помолвку, через день во дворце будет дан прием в честь принца Харнлонгра, жениха дочери Правителя. Отдельно было сказано: Правитель очень надеется, что принц не откажется посетить прием в его честь. Ну, и еще Вен узнал от своего приятеля массу самых разнообразных сведений, которые им следует иметь в виду.
— Интересно, — задумчиво протянул Дан, — очень интересно… А ведь это — почти личное приглашение! Значит, до Правителя дошли кое — какие сведения.
— Мне тоже кажется, что Правитель обращается лично к тебе. Эх, как жаль, что с нами сейчас нет твоей бабушки, Дан! С ней нам было бы куда легче.
— Да… Не сомневаюсь, что со своей стороны она уже успела сделать все возможное, чтоб сведения о произошедшем с нами дошли и до Харнлонгра, и до Стольграда. Уверен, что через несколько дней сюда по нескольким каналам придет официальная просьба временно отложить помолвку в связи с вновь открывшимися чрезвычайными обстоятельствами… Но, опять — таки, это произойдет не сегодня, и, боюсь, не завтра. Еще бы дня три — четыре протянуть… Как мне не хватает этих нескольких дней! А, между тем, нас без остановки ищут как те, от кого мы сбежали, так и стражники Правителя — охоту на двух сбежавших рабов никто не отменял. Ох, не будь у меня сомнений в надежности местной тайной службы, сам бы к ним пошел, сдался! Но, боюсь, у колдунов Нерга руки длинные, так что, пока суть да дело, они меня и за тюремными стенами достанут! Звон золота многие двери открывает! И здесь — Дан с тоской поглядел вокруг, — даже здесь вскоре оставаться станет опасно. К сожалению, еще на несколько дней в этом спокойном доме остаться мы не можем! Вполне могут пойти с обысками по второму разу, причем на этот раз в куда более жесткой форме, с привлечением армии! Один раз нам повезло. Впрочем, правильней будет сказать — пока нам везло, но бесконечно везенье продолжаться не может!
— Что ты предлагаешь?
— Есть у меня несколько вариантов наших совместных действий. Но все зависит от того, успеет ли приехать сегодня — завтра в столицу моя бабушка, или нет.
