Какое-то время им удавалось таиться, но подобное везенье бесконечно продолжаться не могло. Однажды у девицы случился приступ прямо на улице, а ее друга рядом не оказалось. Я тогда только — только надел форму стражника, был еще совсем неопытным зеленым мальчишкой шестнадцати лет, и это был то ли пятый, то ли шестой день моей службы, а эта женщина была первым эрбатом, которого я увидел, и первым человеком, которого мне пришлось добивать прямо на той же улице вместе с оставшимися в живых товарищами. Впав в безумие, она в клочья порвала троих из нашего караула, двое из которых по возрасту были не старше меня. И я никогда не забуду того несчастного парня из рода Дейнрак, ее приятеля, когда он прибежал и увидел, что осталось от его подруги и стражников, которых она убила… Прошли годы, и с той поры я видел вещи и много хуже, и куда страшнее, но ту историю забыть не могу… Может, оттого, что в тот день я впервые убил человека. Пусть даже она была эрбат…

— А что случилось с тем парнем? Ну, с родственником лейтенанта…

— Вначале никого не попускал к ее телу… Он же с мечом прибежал… Естественно, и нам пришлось применять оружие… А что еще оставалось делать?.. Ничего, парень остался жив. Правда, ненадолго… После того, как раны на его теле стали затягиваться, родные увезли его домой. Там он и умер менее чем через год. Просто угас. Не хотел жить, как нам сказали.

— Зачем вы мне все это рассказываете?

— Чтоб ты знала: этого лейтенанта, что был здесь, я постараюсь защитить от повторения той давней истории всеми доступными мне средствами. Я, конечно, давно огрубел на своей службе, но есть вещи, которые с годами не забываются. Может, хоть чем-то искуплю свою вину перед тем, другим парнем их рода… Для того и разрешил лейтенанту увидеться с тобой, чтоб посмотреть на его поведение своими глазами и определить, как мне следует поступить дальше в этой ситуации… Нет, ну надо же было именно тебе попасть ему на глаза!..

— Вообще-то это не я ему, а он мне попался на глаза, когда мы искали, с кем бы можно было передать письмо…

— Может, в том нет ничьей вины. Просто судьба… Она иногда любит зло шутить. Или же, как говорится, карты легли таким раскладом… В любом случае я должен вмешаться, пока парень окончательно не свихнулся. Может, если не он, то его семья мне позже спасибо скажет…

— Никогда бы не подумала, что вы можете быть таким…

— Еще скажи, — чуть презрительно усмехнулся Вояр, — сентиментальным дуралеем, любящим трогательные сказки про несчастную любовь. Это полнейшая чушь. Может, в чем другом, но в излишней сентиментальности меня никто не упрекнет. В той работе, которой я занимаюсь уже много лет, любые эмоции только мешают. Сидящий в кресле начальника тайной стражи должен быть холодным и циничным человеком, с трезвой и расчетливой головой. Слюнявые истории и вытирание слез умиления — не для меня.

— Нет, тут другое. Мне и в голову не могло придти, что вы столько лет можете носить в себе чужую боль.

Вояр промолчал. Просто чуть сощурил свои глаза и отвел их в сторону. Сейчас он снова надел на лицо маску безразличия. Да-а, неплохо мужик умеет облик менять!..

— И вот еще… Мне только что пришло в голову… Здесь, в этой комнате, я только что говорила с несколькими людьми… И вы прекрасно знаете, что от эрбата в любую минуту можно ожидать чего угодно. Как говорится, никто не знает, что у него в голове перекосит в следующее мгновение… Отчего же вы позволили нам беседовать наедине? Это же опасно для них… Или… — я огляделась по сторонам. — У вас что, за стенкой где-то меткий стрелок припрятан? И не один? Или там десяток стражников сидит? Так, на всякий случай… Интересно, а вы сами не боитесь разговаривать со мной? Вдруг доведете меня своими вопросами до бешенства, и я на вас накинусь? Сами знаете, чего от эрбата можно ожидать!

— Попробуй — все так же равнодушно уронил Вояр. — Сразу на все только что заданные вопросы ответы получишь.

— Наверное, — продолжала я, — именно из-за той давней истории вы и не любите эрбатов?

— А что, их кто-то любит? Я знаю, что эти несчастные люди не виноваты в том, что стали эрбатами, но тем, кто погиб от их рук, родным и близким умерших от этого ничуть не легче. Да дело даже не в этих бедолагах, которые и без того на этом свете не заживаются. Я ненавижу тех, кто ради своих паршивых, часто сиюминутных интересов, превращает людей невесть во что, кто плодит и без того немалые беды среди человечества. Вот к таким-то у меня как раз жалости нет! Ни в малейшей степени. Превращение человека в эрбата — это, по сути, то же самое убийство, правда, растянутое по времени. Взять хотя бы тебя: и девка красивая, и трудолюбивая, и все при тебе — ан нет! И жить тебе осталось немного, и детей у тебя никогда не будет, и счастья в жизни у тебя почти не было, да и вряд ли будет, и вечной болью у кого в душе остаться можешь, хотя многие парни были бы рады тебя своей женой назвать! А в мои обязанности, помимо прочих, входит еще и необходимость таких, как ты, навечно под замок прятать! И все оттого, что кто-то жизнь себе облегчить захотел! Хотя, по правде говоря, в первую очередь за решетку надо садить тех, кто сделал вас такими!.. Так, все, хватит лирики! Не будем больше ходить вокруг да около, рассказывай правду о себе. Кто с тобой так поступил, когда, где. Обманывать не советую, я и сам кое-что выяснил, так что на этот раз будь любезна — без вранья! Иначе я буду вынужден взяться за второй способ развязывания языка.

— И сколько же их у вас имеется, этих способов, как вы их назвали?

— Ты можешь полностью сломаться уже на третьем. Учти, при этом тебя никто даже пальцем не тронет. Так что давай обойдемся без лишних хлопот, тем более что особых претензий у меня к тебе нет. А заодно расскажи-ка мне еще разок о вашем путешествии сюда, начиная с того момента, как в вашем поселке остановился караван рабов.

— Да сколько можно повторять одно и то же?

— Сколько раз мне понадобится, столько раз и повторишь. Надеюсь, ты никуда особо не торопишься? Камера от тебя никуда не убежит…

Скрывать что-либо мне смысла уже не было. Да и зачем? Вдруг, если решит, что я его обманываю (не допусти того Высокое Небо!), начальник тайной стражи еще что придумает? С меня одного раза, с парнем — эрбатом, хватило, за глаза… Так что я выложила главе тайной стражи все, что знала сама, о чем мне рассказала Марида, и еще раз поведала о нашем пути с ребятами, в этот раз не скрывая ничего. Вояр слушал меня все с тем же равнодушно-безразличным видом. Иногда мне даже казалось, что он меня не слушает, и его мысли бродят непонятно где, очень далеко отсюда.

— Тебе с самого начала не стоило ничего скрывать, — бросил он мне, когда я закончила свой рассказ. — И нас бы избавила от лишней работы, да и…

Я сразу поняла эту его недоговоренность. Тот парнишка — эрбат в соседней камере, которого так жестоко убили…

— Ладно, признаю, тогда я вам сказала не все… Кое-что скрыла. Но мне уже несколько дней не дает покоя вопрос: парня для чего надо было убивать, да еще так безжалостно? Неужели только для того, чтоб я увидела его смерть своими глазами и сорвалась? Если у вас были подозрения, то почему было не сделать куда проще: здесь же, в этой самой допросной, вы вполне могли определить, есть у меня на голове шестиугольные шрамы, или нет. Для чего надо было поднимать шум и заливать кровью весь застенок? Мне что-то плохо верится, что вашей целью было выяснить, являюсь я эрбатом, или нет… Думаю, предположения о том у вас появились много раньше, и вы уже догадывались, кем я являюсь на самом деле! Или… — я внезапно стала кое-что понимать. Предок подсказал. — Или… Вам что, нужен был громкий скандал? Требовалось, чтоб я сорвалась при всех, чтоб позже для подтверждения того у вас была куча свидетелей? Ну, конечно, так оно и есть! Недаром ваш помощник в то время находился неподалеку, дожидался конца действия! А я еще удивлялась, отчего это он так быстро оказался в моей камере!.. Только для чего это все затевалось? Кровь, смерть… Да и не стали бы вы без серьезных на то причин подвергать опасности жизнь своих стражников, да и заключенных тоже — ведь от безумного эрбата можно ожидать чего угодно! Опасно и непредсказуемо… Вон и тот бедный парень, несмотря на все полученные им страшные ранения, все же едва не вырвался из своей камеры… Да и разговоры среди заключенных, на чьих глазах это все происходило, утихнут не скоро… Ради какой цели? Неужели только для того, чтоб появились неопровержимые доказательства: дескать, у князя Айберте, и без того не находящегося в милости у Правителя, со стороны жены имеется родственница — эрбат? Появится причина лишить князя должности, уменьшить его влияние, а то и вовсе удалить со двора? А что, может быть… Хотя… Да нет, вряд ли подобное стоит таких трудов, и не было вашей основной целью… Скорее побочной, дополнительной… Так?