Слышала, как Кисс кричит "Лиа!", но оборачиваться не стала. Быстрее в дом, забиться бы в какой темный угол, или в щель поглубже… А лучше найти иглу подлиннее и поострее. У хозяйки где-то были вязальные спицы… Куда она их засунула? И что это я не позаботилась пораньше о том, чтоб обзавестись длинной иглой? Совсем расслабилась от спокойной жизни… Хоть бы что острое отыскать! Может, еще успею до приступа…

Заскочивший вслед за мной в комнату Кисс все понял сразу.

— Лиа…

— Дай стилет — сквозь зубы процедила я. — Он у тебя…

— Зачем?

— Давай сюда… Быстрее!..

Длинный тонкий стилет был оружием слуги колдуна, ранившего Арна у лесной заимки. Киссу очень понравился этот изящный четырехгранник, прекрасное старинное изделие с необычайно крепкой и, в то же время, гибкой сталью. Чего стоили одни лишь удивительные по красоте накладки на рукояти стилета!.. А как удобно он лежал в руке!..

Но сейчас мне было не до разглядывания простых и в то же время совершенных линий… Успеть, успеть… Выхватив оружие из рук Кисса и рванув ткань рубашки на своем плече, я прикинула: так, мне надо ударить себя сюда же, в плечо… Вернее, чуть пониже…

Когда сознание вновь вернулось ко мне, то оказалось, что я лежу на кровати, причем не только связанная веревкой по рукам и ногам, но и привязанная этими же веревками к кровати. Это что еще такое? Или… И темно вокруг, ничего не видно…

— Ты как, немного пришла в себя?

— Кисс… — фу, Кисс здесь, рядом. Как хорошо… — Что тут произошло? Ну, пока я не в себе была…

— Много чего. Ты успела ослабить приступ, но не конца. Хорошо, что я заранее веревки припас. Так, на всякий случай. Как чувствовал… Вот он, этот случай, как нарочно и подвернулся. Еще повезло, что успел тебе руки — ноги скрутить, а заодно и к кровати тебя привязать. Впрочем, ты и сама пыталась сдерживаться, насколько могла, хотя уже ничего не соображала… Но руки ко мне потягивала, просила тебя связать, и не выпускать из дома. Иначе бы кое — кому не поздоровилось… Погоди, сейчас я эти путы разрежу… Опять у тебя руки затекли…

— А почему так темно? Я тебя еле вижу…

— Лис ставни закрыл.

— Зачем?

— Чтоб никто в окно не заглянул. — Кисс снимал с меня веревки. А они успели глубоко врезаться в тело… Видно, меня сильно трясло… — Ты хоть и успела себя ранить, но поздновато… В общем, как ты поняла, приступ у тебя все же был. Пусть и не такой сильный, как обычно бывает у эрбатов. Не знаю, как сказать…

— Я что, кричала?

— Вроде того. А если говорить точнее, орала. Что-то непонятное, и на чужом языке. Я, во всяком случае, ничего не понял.

— Ты не ничего не путаешь? Какой еще язык? Я, кроме нашего, не знаю ни одного…

— Не путаю. Ты говорила невесть что и рвалась бежать… Чуть кровать не разломала. Оттого мне и пришлось послать Лиса закрыть ставни и никого к ним не подпускать, чтоб не увидели ничего лишнего. Прибегали тут к нам местные выяснять, как у нас дела обстоят. Вот и пришлось к помощи Лиса прибегать… Он парень умный, знает, что сказать. Кстати, обиженная тобой особа еще долго не могла успокоиться, а уж шума подняла на всю деревню!

— Неплохо бы уточнить, кто из нас двоих кого обидел… Я имею в виду вдовушку и себя… А где наш второй парень?

— Толмач стоит у входа в комнату и тоже никому не дает войти.

— Непонятно, как это получается у мальчишки — никого не пускать? Тот же староста, если подойдет, отодвинет его в сторону без слов…

На лице Кисса опять появилась ехидная улыбка, которую я не выносила. Чувствую: сейчас вновь услышу какую — нибудь пакость из разряда тех, которых лучше не знать….

— Ах, цыпа, цыпа, ну какая же ты недогадливая! Мне даже иногда нравятся твои глупо — наивные высказывания. Ну, раз до самой не доходит… Мальчишки сказали примерно следующее: обождите, не мешайте, они отношения меду собой выясняют, просим не отвлекать и не подглядывать… Слышите, мол, как общаются наедине — того и гляди пол провалится… В общем, пока они (то есть мы с тобой) не помирятся окончательно, то не выйдут. А ты, цыпа, вела себя несколько, скажем так, шумновато, кричала без умолку и кровать под тобой чуть ли не ходуном ходила… Так что должна понимать сама: ни на что иное, кроме как на выяснение наших с тобой близких отношений, местные и подумать не могли.

— Высокое Небо! И мальчишки все это сказали деревенским?..

— А что нужно было говорить? Может, то, что у тебя приступ? Думаю, даже здесь знают, что означает слово эрбат. И я наших парней ничего такого говорить не заставлял. Сами сообразили. Выросшие на улице дети заметно отличаются от домашних, да и знают они куда больше того, что следует знать ребятам их возрасте.

— Кисс, где бы мы с тобой не оказались, и что бы ни делали, ты каждый раз умудряешься выставить меня невесть кем в глазах окружающих…

— Ничего не поделаешь, раз так складываются обстоятельства. Хотя, согласен, доля правды в твоих словах имеется. Во всяком случае замуж за себя в этой деревне сейчас тебя вряд ли кто возьмет. Репутация, дорогая моя, отныне у тебя уже несколько не та, что была вначале твоего появления в этих местах. Подкачала…

— Это я как — нибудь переживу… Блин, второй раз одно и то же…

— О, так у тебя уже было нечто подобное? Поделись, когда же ты впервые попала в подобную историю с потерей своего доброго имени? Случайно, не по дороге в Стольград из твоего поселка?

— Кисс, отстань…

— Ну, раз тебе не впервой терять репутацию, то будем считать, что ничего особо страшного не произошло.

— Кисс, ну какая же ты…

— Обаятельная сволочь? Согласен! Подтверждаю и не возражаю… Ты идти можешь?

— Куда?

— К речке.

— Топиться?

— Утопишь тебя, как же… Увы — ехидно хмыкнул он, — увы, подобное остается моей несбыточной мечтой… Догадываюсь, как тебе сейчас хочется искупаться. В себя придти…

— Да. И заодно неплохо бы смыть с себя остатки молока.

— То же самое не помешает сделать и мне. Я ведь тоже когда увидел, что на твою многострадальную голову внезапно свалилась куча твоих ползучих родственников, то от неожиданности все молоко из своего горшка пролил. И тоже на себя. В общем, и мне не помешает окунуться в воду…

— Еще бы хорошо попить отвара из трав…

— Это отложим на потом. Не все удовольствия сразу.

Встать на ноги я смогла, пусть и не с первой попытки. Но вот идти была в состоянии, лишь только держась одной рукой за руку Кисса, а второй попеременно то за одного, то за другого мальчишку. Чем-то это напомнило тот самый первый, по-настоящему сильный приступ, прихвативший меня на улицах Стольграда. Тогда мне на помощь пришел Вен. Теперь вот Кисс и ребятишки…

Уж не знаю, что там деревенские подумали насчет меня, когда видели, что я еле переставляю ноги. Понятно, что могло придти им в головы… А то, что в деревне никто не спал — в том можно не сомневаться. Нынешние события будут обсуждать, по меньшей мере, до следующего года, а то и дольше… И то, что сейчас вид у меня такой измотанный и усталый, что краше в гроб кладут — это, без сомнения, тоже отметили. Выводы тоже сделали…

Эх, Сая, ну какая же ты дура! Ведь теперь не только поселку, но и по округе разнесется эта история, и все будут знать, что пришлый парень из нас двоих предпочел не тебя, вдовица с богатым приданым… Не знаю, дорогуша, когда тебе эту историю перестанут поминать, но, думаю, и к твоей старости местные не успокоятся — некоторые вещи в деревне помнят вечно.

Что касается меня… Хорошо уже то, что деревушка была небольшая, и до речки нам было идти всего ничего. Но мне хватило и этого. Как я доплелась до речки — трудно сказать. Еле доползла.

— Значит, так, — сказал Кисс, скинув свои сапоги и сдернув мои. — Показываю хороший способ стирки одежды, многократно проверенный мной в разных жизненных обстоятельствах — и схватив меня на руки, он легко бросился в воду, подняв тучу брызг. Нечего и сомневаться в том, что мальчишки с визгом последовали за ним…

Глубокой ночью, когда мы, сидя в своей избушке собирались в путь-дорогу, к нам пожаловал староста. Впрочем, я и без того знала: он должен появиться. Не может такое скандальное происшествие остаться просто так, без его внимания и присмотра.