Погоди, Гури, погоди! Плющ… Тогда же, в застенке, Кисс спрашивал меня, можно ли назвать лиану плющом… Я, помнится, даже оторопела от такого странного вопроса. Правда, значения этим словам не предала. Решила, что у парня или бред, или очередное желание ехидничать на мой счет. А Кисс, как видно, к предсказаниям вечно пьяного пророка относился более чем серьезно. Иначе с чего ему меня плющом называть? Ерунда какая-то! И потом, лиана — вовсе не плющ. Хотя, с другой стороны, этот так называемый предсказатель подбирал те слова, какие знал… Да еще в пьяном угаре… Тут можно много чего наплести!

— Нырок… Он еще что-то сказал?

— Да, еще нес непонятную чушь про семью, разбитые надежды, мать с отцом… Нечто вроде того, что она его будто бы простила за все нанесенные ей обиды и горести, а он ее нет. Все еще проклинает, хотя во всем виноват только сам… Дескать, это ему наказание от Пресветлой Иштр за нарушенную клятву, и не стоит его жалеть… Беда в том, что я плохо слушала то, что несет Нырок — как назло, отвлеклась совсем ненадолго, на десяток-другой мгновений, но этого мне хватило, чтоб упустить нить разговора. Я многое не поняла, а Кисс, хоть и успел крепко поддать к тому времени, но услышав слова предсказателя, враз протрезвел и прямо с лица спал. А Нырок все продолжал трепать языком. Говорил что-то про то, что он, Кисс, должен исправить грехи отца, о лжи, о каких-то пропавших камнях, которые вечно с ним и принадлежат ему по праву наследования, как и все остальное… Еще плел нечто непонятное, больше похожее на бред. Там были и звезды с сиянием, и снега с перевалами, змеи, пески, невольники и так далее, и тому подобное… Кроме Кисса, который от слов Нырка аж с лица спал, никто ничего не понял. Я до сих пор ругаю себя за то, что не выслушала полностью нашего пьяного предсказателя, а Кисс позже мне объяснять ничего не стал… Нырок же, высказав все, что хотел, вырубился, как это обычно у него происходило в таких случаях, и проспавшись, он уже ничего не помнил. В общем, как всегда. Кисс, правда, еще пытался что-то вытряхнуть из похмельного предсказателя, да куда там!..

— И что было дальше?

— Что было? С той поры Кисс, прежде чем с новой девкой познакомиться, вначале ее имя узнает. Помнится, одно время подкатывалась к нему смазливая шлюшка по кличке Вьюнок. Хвостом за ним вилась, все на глаза парню пыталась попасть. Только ничего у нее не вышло. Кисс при одном ее появлении шарахался, как от патруля стражников.

— А где сейчас Нырок?

— Там, где и положено быть таким олухам. Наплел в пьяном угаре нанюхавшемуся серого лотоса придурку такого… Ну, придурок он и есть придурок: проломил Нырку голову. Причем на раз. Как он потом твердил каждому встречному — поперечному: дескать, если предсказателя убить, то напророченное им не сбудется… Я ж говорю — придурок. Предсказание все одно сбылось меньше, чем через полгода: вздернули голубчика, несмотря на все его ухищрения. Тут все просто. Как не старайся быть осторожным, кого не убирай со своего пути, но казнокрадство в огромных размерах и убийство свидетелей ни к чему иному привести не может…

Гури вновь замолчала. Выговорившись, она заметно успокоилась, приобрела уверенность в себе и с прежней насмешкой посмотрела на меня.

— Поняла, к чему я тут перед тобой распинаюсь?

— Не совсем.

— Чтоб знала: с Киссом тебе ничего не обломится. Разочарование будет горьким. Кисс — парень не злой. Если что пойдет не так — он может и ко мне вернуться. Во всяком случае, я на это надеюсь всерьез. Все же в прошлом нас многое связывает… И в следующий раз я буду куда осторожней и предусмотрительней в своих поступках. Знаешь, почему я спокойна и почему рассказываю тебе про все? У тебя обычное имя, и к тому непонятному плющу ты не имеешь никакого отношения. Так что, надеюсь, Кисс все же вернется ко мне. Да, я сделала то, что не должна была делать, но он меня поймет. Пусть и не сегодня… А я… Кто бы и что бы ни говорил, а девушка должна думать о своем будущем, должна обеспечить свою старость, а для золота нет разницы, каким образом оно попадает в твой кошелек.

— Я так не считаю.

— Перестань!.. Только не надо сейчас изображать передо мной благородство души! Чистоплюйство могут позволить себе лишь те, у кого мошна лопается от золота, а остальные должны крутиться, чтоб выжить! И нищими под старость не остаться!

— Крутиться тоже можно по-разному…

— Да, иногда приходится делать то, чего бы нам делать никак не хотелось. Мы с тобой женщины, должны понять друг друга, хотя ты и порядочная стерва. Давненько мне такие отъявленные курвы не попадались. Уважаю и ненавижу… Понять не могу, отчего ты никого не боишься? Или почти никого. Вроде серый лотос не куришь и не нюхаешь… Есть в тебе нечто такое, что позволяет думать: к жизни у тебя особое отношение. Наверное, именно это и привлекло Кисса.

— А ты внимательная…

— У меня работа такая — понимать людей и раскручивать их, как положено. Или как того Угорь пожелает. И мне нравится этим заниматься, дурить что баб, что мужиков. Особенно мужиков. Я же со всего этого твердую долю имею. С каждой раскрутки. Не скажу, что доля большая, но и малой ее тоже не назовешь. Коплю деньги на будущее: или на приданое, или на старость… Надеяться надо только на себя — мы же не знаем, что с нами дальше приключится! Я получила свою долю, то, что мне положено в таких случаях, и с проигрыша Кисса… Что, удивлена? Хочешь, скажу правду? Дело не только в деньгах. Я еще силы свои хотела испытать лишний раз, проверить, смогу ли обвести вокруг пальца парня, который меня хорошо знает. Даже очень хорошо. Как видишь, я сумела, и, как это ни странно, горжусь этим. Не каждому дано заставить другого человека делать то, что он по собственной воле никогда бы не сделал. Не я такая, а такая жизнь, и по-иному в ней нельзя! Вот ты — другая, и это меня злит… Интересно, с его это я перед тобой разоткровенничалась? Наверное, ты в чем-то права: надо оправдаться хотя бы в чужих глазах за то, как поступила со своим парнем… А сейчас проваливай с глаз моих, и чтоб я тебя больше никогда не видела!

— Да, конечно… Сейчас уйду. Гури, ты извини меня за вчерашнее. Я просто разозлилась на тебя, вот и наговорила много лишнего. И, кстати: фигура у тебя действительно потрясающая. Так что все мои слова — это обычная женская зависть.

— Ну, я тоже не стеснялась — хмыкнула Гури, улыбнувшись уже без всякого ехидства. — Фигура… Да еще и потрясающая… Знала бы ты, чего мне это стоит, каких трудов и ограничений!.. Вот если б можно было добавить к ней еще такое лицо, как у тебя, или хотя бы твои глаза… В таком случае я б давно замуж за какого — нибудь из Правителей вышла! А уж за герцога или графа — вообще без проблем!.. Хм!.. А ты куда большая стерва, чем мне показалось вначале… Повторяю: исчезни с глаз моих, пока я добрая! Со мной подобное размягчение духа случается нечасто… И спасибо, что вчера Щипку врезала — это была моя давняя мечта. Без меры лапы распускает, кобель слюнявый…

Внизу меня уже ждали. Лошадь давно была запряжена, и мальчишки сидели на телеге. В ответ на безмолвный вопрос Кисса я развела руками:

— Извини, в две минуты не уложилась. Мы с ней не ругались, просто поговорили. Так, о всякой бабской ерунде. И, чтоб ты знал, я перед Гури даже извинилась. Все же вчера вечером я ее несколько потрепала. В переносном смысле, разумеется…

Несмотря на утверждение Кисса, что нам нечего ожидать неприятностей, во всяком случае, со стороны ребят Угря, я все же опасалась, не знаю чего. Однако все прошло спокойно. Мы без проблем покинули поселок, и направились дальше, в сторону Стольграда.

Дорога… Верить, или нет — ваше дело, но меня успокаивал уже один только вид этой самой дороги, и совсем неважно, что это было: широкая мощеная дорога, или узкая петляющая тропинка. Главное — идти по ней и знать, что мир — бесконечен, и ты еще можешь многое увидеть в нем. И это только на первый взгляд может показаться, что дорога скучна. Утверждать подобное может лишь тот, кто не ценит то, что его окружает. Или же тот, кто настолько поглощен своими насущными делами, что ему некогда посмотреть по сторонам. Бедняга — он считает, что всегда успеет это сделать… Дорога неповторима. Она притягивает к себе, не отпускает, берет тебя в плен, обещает все новые и новые открытия…