— Куда ехать?

— На улицу Столяров, — зардевшаяся женщина кивнула куда-то вдаль.

— Видите ли, — развел руками Вен, обезоруживающе улыбаясь, — я не очень хорошо знаю здешние места. Я ж приезжий. Будет лучше, если вы укажете нам, как туда добраться.

Нет, Вен, тебя не исправить! Только-только избавились от двух надоевших девиц, а у тебя в голове даже мысли не возникает, чтоб угомониться! Кажется, не может пройти мимо тебя ни одна особа женского пола, чтоб ты не пустил в ход свое обаяние! И вот что интересно: все у него получается! Клюют на него бабоньки, как окуньки на хорошую наживку. Вот как сейчас: вроде и женщина постарше тебя годами будет, и на лицо ничем не примечательна — ан нет, и эта поддается твоим чарам! Вон, покраснела, даже похорошела за секунду…

— А давайте лучше я покажу, куда ехать! — вмешалась в разговор девочка. — Я все знаю. Мы с мамой по этой дороге давно ездим!

Пока она, очень довольная, указывала Дану дорогу, я заговорила с женщиной.

— Не скажете, а нельзя ли на вашей улице снять комнатку? На неделю, от силы на две. На постоялый двор идти не хочется, нам бы в более тихом месте остановиться.

— У нас многие сдают жилье. А хотите, у меня остановитесь? Две комнатки свободны. Правда, они на чердаке… Зимой там, конечно, холодно, но летом можно жить неплохо. Муж, пока был жив, вообще домик целиком сдавал. От жильцов я бы не отказалась. И дорого с вас не возьму. Соседи у меня спокойные. Правда, большинство из тех, кто живет по соседству — столяры. От них и название улицы пошло. Днем они работают. Слышно, конечно, но большого шума от них нет.

Улица Столяров оказалась не очень далеко. Невысокие домишки, пыльная мостовая, но для города здесь удивительно много зелени. Женщина махнула рукой в сторону старенького домика, утонувшего в зарослях вишни и сирени. Наверное, весной, когда все расцветает после нашей холодной северной зимы, здесь очень красиво. Где-то впереди раздавались звуки постукивающих молотков. К вечеру заканчивали дневную работу живущие здесь столяры. Несмотря на пыль и жару, в воздухе ощущался чудный запах свежего дерева, с которым работали мастера.

Когда за нашей телегой, скрипя на ржавых петлях, закрылись потемневшие от времени ворота, и мы оказались на заросшем травой дворике, я почувствовала облегчение. Наконец-то можно отдохнуть, смыть с себя дорожную грязь, поспать не на земле, а под крышей, поесть домашней еды, не опасаясь при этом чужого взгляда. Кажется, Вен и Дан испытывали те же самые чувства. Во всяком случае, они, повеселевшие, занялись лошадьми, и заодно быстро перетаскали мои сундуки в одну из двух небольших комнаток, выделенных нам хозяйкой.

Я тем временем осмотрела дом. То, что здесь очень давно нет мужчины — это очевидно. Прогнившая доска на крыльце, едва держащиеся ставни, осевшая крыша сарая… Множество мелочей, которые указывают на то, что мать и дочь давно живут здесь одни. К хозяйству явно пора приложить крепкие мужские руки. Да и в доме весьма небогато, хотя и очень чисто. Похоже, что хозяйка порядком и чистотой в доме стремится сгладить отсутствие достатка. Ни новых, ни более — менее дорогих вещей нет совсем. Из живности — только уныло бродящие по двору куры, да и те не очень упитанные. До нищеты здесь, конечно, не дошло, но бедность так и бьет в глаза. Похоже, с великим трудом женщина умудряется выкраивать деньги на лечение дочери.

Комнаты на чердаке оказались под стать дому: чисто, аккуратно, но бедновато. Впрочем, нам не до роскоши. Было бы безопасно…

Я посмотрела и сад при доме. Там мне понравилась одна, ранее не виденная мной вещь: в небольшом огороде из-под земли бил крохотный родничок чистой воды, и он стекал в две большие, врытые в землю дубовые бочки, а остаток воды растекался по садику и огороду через узкие деревянные стоки. Женщина, всюду сопровождающая меня, вздохнула: "Это еще мой отец делал, пока жив был". Молодец мужик, голова у тебя работала. Оттого-то и садик даже в такую жару выглядит веселее, чем у соседей, да и в огородике урожай будет не такой уж плохой (для города, конечно).

— Что ж, хозяюшка, — повернулась я к женщине, — нам здесь нравится. Сколько мы тебе должны?

— Ну… — хозяйка заколебалась. — Вас трое, да лошади… Им надо овес покупать… По две серебряные монеты в день. Хорошо?

Да, милая, хорошо тебя нужда прижала! Чувствую, что берешь ты с нас по столичным меркам совсем немного, и то едва-едва, чтоб прокормиться.

— Хорошо, — кивнула я головой. — Давайте договоримся так: мы платим вам две серебряных монеты в день за наше проживание. За содержание лошадей еще две серебряных монеты. И еще четыре монеты в день положено за то, что вы нам будете покупать продукты и готовить еду, то есть вам причитается по восемь монет в день. Не могу сказать точно, сколько мы у вас проживем, но вот деньги за неделю, — я положила на стол десять золотых монет, на которые женщина уставилась в полной растерянности. Ее можно понять — пятнадцать серебряных монет по цене равняются одной золотой.

— И вот еще что, — я положила на стол еще два золотых, — мы все с дороги устали и проголодались. Это помимо платы. Купите нам, пожалуйста, сейчас еды и приготовьте ужин, если вам это не сложно. Только не говорите мне, что денег много. Нас трое, причем двое здоровых парней, так что, боюсь, и этих денег надолго не хватит.

Пока наша милая хозяйка (кстати, ее звали Райса) бегала на рынок, а ее девочка сидела на дворе, играя с котенком, я пошла в комнату к своим спутникам. Надо поговорить.

Дан из угла в угол ходил по маленькой комнатке, и, все на том же незнакомом мне языке, что-то горячо доказывал Вену. Тот, в свою очередь, стоял лицом к окну и молча смотрел на улицу. При моем появлении они, как обычно, замолчали. Как мне это все надоело! Тайны, недомолвки, умолчания… Как куда пойти, или что сделать — так сразу обо мне вспоминают, а во всем остальном — так я лишняя, или будто меня и на свете нет. Разумеется, куда мне до них! Там голубая кровь, знатный род, родословная, уходящая во тьму веков… Снисходят до меня, грешной — и за это нужно сказать спасибо. Приглушив растущее в душе раздражение, я решила: знаете что, храните-ка вы, парни, свои тайны без меня!

— Я так понимаю, что мое присутствие здесь опять нежелательно?

Несколько секунд молчания — и я повернулась к ним спиной и взялась было рукой за дверную ручку. Хватит, надоело! Пока злость опять мной не овладела, надо уйти. Лучше на двор пойду, с девочкой поиграю. А завтра же, с самого утра, пойду искать себе другой дом.

— Лия, постой! — это голос Дана. — Прости, мы ничего не хотели говорить тебе по одной простой причине: не хотели, чтоб ты впутывалась в наши беды. Хотя Марида и говорила, что тебе можно полностью доверять, но я не собирался тебя втягивать. Мало ли, что может случиться… Это как в паутине: один раз дотронешься и навсегда прилипаешь. Считал, что если ты ничего не знаешь, то тебе особо ничего и не грозит. Но, с другой стороны, прав Вен: ты уже все равно прикоснулась к этим липким нитям…

Я по-прежнему стояла к ним спиной, не поворачиваясь. Опять все те же пустые, ничего не объясняющие слова.

— Все дело… Вен, помоги! Не знаю, как начать…

— Видишь ли, Лия, дело в том, что мы намерены навести порядок в кое-каких делах твоего государства, да и нашего заодно, — заговорил Вен. — Ты просто еще не знаешь, какие большие неприятности могут грозить всем нам….

— Это вы о чем? — повернулась я к ним лицом.

— Лия, — Вен одернул на себе одежду и церемонно, как на светском приеме, объявил мне, — Лия, для начала разреши мне представиться тебе своим полным именем. Как ты наверняка догадалась, при нашем знакомстве мы назвались не своими настоящими именами. Итак, позвольте, я — Венциан Конре, граф Эрмидоре. Остальные мои титулы можно перечислить позже. Должен сказать, знакомство с тобой доставило мне истинное удовольствие. Теперь же я имею честь представить тебе Домниона Карстерия Диртере, единственного законного наследного принца Харнлонгра, настоящего жениха дочери Правителя вашей страны. До сего момента ты знала его под другим именем, а именно под именем Дан.