Выражаю свою благодарность за работу над этой книгой: Акико Моги, Масару Моги, Джеки Аллеи, а также преподавателям и студентам Высшей Школы Катку, Япония, и Шотландского Колледжа, Аделаида
Хочу поблагодарить многочисленных читателей, приславших письма со своими идеями о продолжении книги
— Тадаима! — мелодично пропела Мидори, входя в квартиру, где она жила вместе со своим отцом в Осаке. Наступил последний день зимней четверти, и на душе у нее было необыкновенно радостно и хорошо. Десятидневные каникулы и праздник Нового года были её любимым временем в году.
Недавно ей исполнилось пятнадцать лет, и усталость от напряженной учебы давала о себе знать. Как и все ее друзья (за исключением Кейко, вовсе не имевшего честолюбивых помыслов), Мидори хотела закончить школу в числе лучших учеников. Она решительно настроилась поступить в Тодаи — Токийский университет, хотя конкурс был огромным и до окончания школы ей предстояло пройти сложнейший курс подготовки для абитуриентов. Но на десять дней можно было отвлечься от школьной рутины. На каникулах она планировала плодотворно позаниматься дома, укрепить свои познания в физике. Мидори улыбнулась, развязав ленточку, стягивающую ее длинные волосы, и встряхнула головой, позволив им свободно рассыпаться по плечам.
— Окери-насаи, — услышала она голос отца из кабинета.
Мидори была рада, что он дома. В последнее время она слишком часто приходила в пустую квартиру, поскольку отец допоздна работал в лабораториях «ЕЗ». Девушка бросила свою школьную сумку на кровать (после поездки с отцом в Америку они предпочитали традиционную европейскую мебель) и заглянула в кабинет.
Отец лихорадочно работал в кабинете за компьютерным сервером, глядя на монитор покрасневшими от усталости глазами. — Что ты делаешь, ото-сан?
Профессор Масахиро Ито повернулся и взглянул на свою дочь. Проведя пальцами по волосам, он снял очки и почесал кончик носа. Он так и не ответил на ее вопрос и неожиданно заявил:
— Я решил, что мы поедем встречать Новый год к твоей бабушке.
— В Итако?
Отец Мидори вырос в префектуре Ибараки на другом конце Токио, на равнине Кенто. После женитьбы он переехал на родину супруги, в Осаку. Мидори жила здесь до семи лет, но после смерти матери они с отцом на два года отправились в Америку. Четыре года назад, когда дочери исполнилось одиннадцать, они вернулись в Японию. Дважды или трижды в год они навещали мать профессора Ито, но обычно ездили не в зимнее время.
Мидори удивили слова отца, она нахмурилась и спросила:
— Что-нибудь не так?
— Нет! — Его ответ прозвучал, пожалуй, слишком быстро.
— Папа, — тихо сказала она.
— Ну... может быть, — он повернулся к компьютеру, несколько секунд молча смотрел на экран, потом добавил: — Я решил уйти из «ЕЗ».
— Хонто ни? Что ты собираешься делать? Вернуться назад в клинику?
Масахиро-сан работал в отделении компьютерной диагностики, но, после того как его жена умерла от рака, больничные стены стали тяготить его. В Америке он увлёкся экспериментальными формами программирования, и это стало направлением его работы в «ЕЗ» — компании, которая официально называлась «Истерн Экспериментал Электроникс».
— Пожалуй, пора бросать и эту работу, — устало произнёс профессор Ито, постучав пальцем по клавиатуре. — Я и так уже зашел слишком далеко.
— Ты пишешь новую игру?
— Я пытаюсь стереть ее. Заодно собираюсь уничтожить все копии предыдущих игр.
— Папа, но это же были потрясающие игры! Мне они так нравились!
— Произошло что-то неладное. — Он пару раз подвигал мышью и стал печатать на клавиатуре.
— Тебе не следовало посылать игры тому мальчишке из Австралии. Он так глупо играл в них, что мог запороть всю программу!
— Мидори. — В тоне отца послышались строгие нотки. — Такие выражения не подобают воспитанной леди.
— А я и не леди, — сказала дочь. Она использовала «ори» — грубое, мужское значение слова «я», которым часто пользовалась в общении с подругами. Необходимость пользоваться «женским языком» раздражала учениц.
Масахиро-сан поморщился.
— Отправляйся собирать вещи, — произнес он. — Возьми побольше тёплой одежды. Ты знаешь, как холодно зимой в старом доме.
Мидори посмотрела на него, собираясь возразить, но потом кивнула. «Вот и конец моим занятиям по физике», — подумала она, понимая, что сейчас не время говорить об этом, и направилась к дверям.
— Мидори, — позвал её отец.
— Нан да йо? — Она снова заглянула в кабинет.
— Не говори никому из своих друзей, куда мы отправляемся.
— Что же я скажу им?
— Скажи, что уезжаешь к родственникам, но не уточняй, к кому именно.
Мидори тихо подошла к отцу. Она смотрела на его затылок, на его худые, сгорбленные плечи. Обычно его облик чем-то напоминал дикого ястреба (дочь немного была похожа на родителя), но сейчас профессор выглядел как ястреб, оказавшийся в клетке, печальный и покорившийся своей участи.
Девушку охватил прилив нежности к отцу. Он был таким гениальным, но таким беззащитным! Ей хотелось обнять его, но в их семье не было принято проявлять свои чувства. Мидори всегда завидовала своим американским друзьям, свободным от таких условностей.
— Что происходит, папа?
Профессор Ито был расстроен, он печально уставился на экран.
— Пожалуй, стоит рассказать тебе. До сих пор я делился с тобой всеми своими заботами. Сейчас в «ЕЗ» на меня оказывают большое давление, чтобы изобретенные мною игры я еще и приспосабливал для широкой продажи на рынке. Но это слишком опасно. Мне не следовало испытывать игры на живых людях... Короче говоря, я не дал согласия на их продажу. И решил, что будет лучше уничтожить их все до единой.
— Очень жаль! Только из-за того, что эти австралийские ребята выбирали не так, как нам бы хотелось...
— Но такой выбор сделал бы каждый,— перебил Мидори отец.— Мне казалось, что я хорошо разбираюсь в западной культуре, но совершил серьезную ошибку. Теперь нужно ее исправить. Только вот...
— Что? — Дочь взглянула на экран через его плечо. Как раз в этот момент напечатанные команды исчезли, и появились два иероглифа, черные на серебристом фоне. «Шинкей». «Нервная система».
— Почему «Шинкей»? — спросила девушка.
— Это название моей новой игры. По непонятной причине я не могу уничтожить ее.
— Что это за игра? — Мидори невольно вздрогнула от волнения. Две предыдущие игры — «Космические Демоны» и «Небесный Лабиринт» — были невероятно захватывающими. Они перемещали ее в другие миры, там она ощутила детский страх и боль утраты после смерти матери — а потом исцелилась. Играть было тем увлекательнее, что в обеих играх ее партнером был ассистент отца, Тошихиро Тода. Мидори обожала Тоши, несмотря на то, что тот по-прежнему относился к ней как к ученице начальной школы, с косичками и в коротеньком платьице.
— «Шинкей» должна была служить продолжением предыдущих игр, — объяснил отец. — Но только для тех, кто прошел первые две. Она основана на эмоциях, которые человек ощущает там... и учитывает изменения, которые с ним происходят. Но что-то случилось с программой. Она начинает действовать необъяснимым образом.
— А Тоши знает, что ты собираешься сделать? — спросила Мидори.
Тошихиро работал в тесном контакте с ее отцом, и профессор Ито неоднократно говорил, что Тошида — единственный сотрудник «ЕЗ», которому он может доверять.
— Нет, — ответил он. — Для него безопаснее не знать, где мы находимся и каковы наши планы. Он молодой человек, ему нужно думать о своей карьере. Я не хочу, чтобы ему в итоге пришлось выбирать между мною и «ЕЗ». Ты ведь знаешь, какой он.