– Тебе остается винить лишь свою харизму, Малоссен, – шепнула мне Жюли, от которой не ускользнула кислая мина на моей физиономии.

Я перевел взгляд на маленький комочек. «Целые годы заботливого воспитания, а когда тебе захочется сбежать из дома, ты отправишься за разрешением к папаше Тео – это, что ли, ждет меня впереди?»

– Ах, как блестят ее малюсенькие глазки! – воскликнула Жервеза. – Да это же настоящий плод страсти!

Задумчивое до сих пор лицо Жереми вдруг расцвело:

– Значит, так ее и назовем!

Вместо того чтобы скривиться, как это бывало не раз, когда Жереми предлагал свои варианты имен для новорожденных, Тереза расхохоталась:

– Плод страсти? Ты хочешь назвать мою дочку Плод-Страсти Малоссен, все с большой буквы? П. С. М.? Да с таким именем ей одна дорога – в НША! Ни за что на свете! Давай, поковыряйся в своей тыкве, может, найдешь имя получше.

– Маракуйя, – тут же отозвался Жереми.

Смех Терезы уступил место причмокивающей улыбке.

– Маракуйя…

– Так бразильцы называют плод страсти, – пояснил Жереми.

– Маракуйя… – пропел Малыш. – Маракуйя… Маракуйяяяяяя…

Так прошел торжественный прием в семейство Малоссен новой соплеменницы под именем Маракуйя.

Мы отметили появление на свет Маракуйи тем же вечером, разумеется, в «Кутубии», где столы ломились от мешуи. Рашида разрешилась маленькой Офелией тремя днями раньше, и старина Амар решил отметить оба события одним грандиозным ужином. Поскольку на празднике присутствовала еще и Жервеза, нашим первым педагогическим актом стала запись двух будущих женщин в детский садик «Плоды страсти». Директриса, святая душа, была не против, но ее дошкольное заведение переживало не лучшие времена, перестав получать дотации со стороны государства. Официально муниципальные власти ссылались на другие «первоочередные» статьи расходов, но Жервеза знала, что это решение было принято под давлением жильцов квартала. Ее байстрюки, видите ли, были пятном на безупречной репутации квартала. (А первоочередного пятна, запомни хорошенько, Маракуйя, еще никто никогда не наблюдал.)

– Малоссен, если тебе требуется помощь в воспитании Маракуйи, – предложил инспектор Титюс, прочитав озабоченность на моем лице, – то мы знаем местечко, где есть целый дом воспитателей с безупречной репутацией.

– Мы можем, если желаешь, хоть сейчас передать девочку на их попечение, – развил мысль Силистри.

Им, видишь ли, казалось это смешным. Хадуш, Мо и Симон, подхватив шутку, тоже заржали. Это тоже непросто, моя маленькая Маракуйя, непросто понять странный союз лихих братков и суровых фараонов. Но таков уж человек, что я могу еще сказать? Остается мечтать, что когда-нибудь его можно будет изменить…

– Лучше бы убийц ловили, – тихо проворчал я.

– Он намекает на дело усопшего Мари-Кольбера, – повернулся Титюс к Силистри.

– Он упрекает нас в медлительности, – внес уточнение Силистри.

– Можно подумать, он жалеет, что не попал в тюрягу, – заметил Хадуш.

– Надо поставить себя на его место, он прожужжал нам на эту тему все уши, – закончил Жереми.

Ты уверена, что сделала верный выбор, Маракуйя? Ты выбрала отца, который всегда остается в меньшинстве.

Титюс все же попробовал дать объяснение:

– Мы уже готовы были тебя сцапать, Малоссен, но у тебя в этом дельце появилось немало конкурентов. Кто, по-твоему, мог сильнее тебя ненавидеть Роберваля и наложить лапу на его бабки?

Силистри подвел итог девяти месяцам расследования:

– Достаточно было покопаться в его клиентуре, чтобы без малейшего риска на ошибку заподозрить всех, кому он поставлял свой товар: ирландцев из Ирландии, армян из Армении, мексиканцев из Запатистской освободительной армии, перуанцев из левацкой группировки «Светлый путь», повстанцев из «Фронта Полисарио» из Западной Сахары, корсиканцев понемногу отовсюду, басков, косоваров, узбеков, палестинцев, курдов, повстанцев из Уганды, Камбоджи, Конго…

– К ним ты можешь добавить все секретные и полусекретные спецслужбы, которые Роберваль, как и террористов, снабжал оружием… Мне очень жаль, Малоссен, но уж слишком много народу выстроилось впереди тебя, чтобы заполучить скальп Роберваля, поэтому мы и решили оставить тебя в покое.

– И к чему же привела ваша погоня?

– К тому, что у нас столько же шансов поймать убийцу, как у тебя – помешать Маракуйе, когда придет ее день, влюбиться в какого-нибудь веселого парня.

Дело в том, Маракуйя, дело в том…

Так за аперитивом, в ожидании мешуи, спокойно протекала наша беседа, которая неожиданно была нарушена шумным появлением старика Семеля, с порога заоравшего на весь ресторан:

– Сиди-брагим для всех!

Хадуш, Мо и Симон одним движением повернули головы в его сторону.

– Ты всем проставляешь, Семель?

Невиданный случай в истории «Кутубии».

– Всем по рюмке сиди-брагима, все вино за мой счет! – подтвердил старый Семель. – Сиди-брагим для всех родственников новорожденных!

– Ты что, наследство получил? – поинтересовался Симон.

Всем завсегдатаям ресторанчика «Кутубия» было хорошо известно, что обычно ужин Семеля составлял мергез без гарнира и четверть бутылки красного вина. Если он всем проставляет выпивку, то дело явно пахнет ограблением банка!

– Да здравствуют новорожденные! – отозвался Семель, по всей видимости опрокинувший к этому времени уже не одну рюмашку.

То, что последовало за тостом Семеля, произошло быстро и бесшумно. Хадуш склонился к уху Жереми, который в ответ лишь молча кивнул, затем встал и повел за собой Малыша, Лейлу и Нурдина. Проходя мимо Титюса и Силистри, Хадуш обронил:

– Эй, ищейки, требуется ваша помощь! Раз Семель угощает, надо притащить бутылки с сиди из подвала. Сделаем цепочку: вы подаете бутылки из подвала, а мы принимаем их на лестнице и передаем Нурдину с Лейлой. Надо вытащить бутылочек шестьдесят. Идет?

Пока полицейские спускались в подвал, Мо по сигналу Хадуша поднялся и пересел к старику Семелю, сидевшему рядом с Симоном. Семель по очереди посмотрел на плотно прижавших его с двух сторон Мо и Симона. Широкая улыбка не сходила с его лица.

– Как дела, ребятки, в порядке?

Мо и Симон кивком заверили его, что у них дела в порядке.

С момента появления в ресторане Семеля что-то застыло в глазах Хадуша. Внешний вид старика вроде не изменился, в своем потрепанном костюмчике он по-прежнему выглядел старой развалиной, но внутренне Семель казался более уверенным, хозяином положения. На его лице беспрестанно сияла веселая улыбка.

И он проставлял выпивку всем гостям.

Сделав мне знак не вмешиваться, Хадуш подъехал на своем стуле поближе к новоприбывшему.

– О, извини, я наступил тебе на ногу! – сказал Хадуш.

– Да ничего страшного, – поспешил успокоить его старик.

Но Хадуш, продолжая извиняться, уже наклонялся, заглядывая под стол. Через секунду оттуда послышался восхищенный свист.

– Черт возьми, да у тебя классные башмаки!

– Да это старые,слегка замявшись, ответил Семель.

– Что-то они не смахивают на старые, – сказал, выпрямляясь, Хадуш, держа одну из туфель Семеля в руке.

– Верни мой башмак! – зарычал Семель.

Мо и Симон не дали ему даже на сантиметр оторваться от стула.

Хадуш поставил туфлю на мой стол.

– Бенжамен, как по-твоему, этот предмет можно назвать старым башмаком?

На туфле было просто написано, что она только что из магазина. Ее силуэт смотрелся на столе, как роскошный лайнер в океане.

– Я уже давно купил их! – продолжал вопить Семель. – Сшил на заказ! Я просто никогда их не надевал! Это моя последняя пара. Из крокодиловой кожи. Ручная работа, сделано в тридцатых годах. Верни мне мою туфлю!

Хадуш мягко улыбнулся.

– Семель, ты что, англичанином был в молодости?

Тот заерзал на стуле:

– Нет! Вот еще! С чего ты взял?

– Да потому что это английские шузы, глянь, здесь и лейбл есть.