– У вас свои обычаи, у нас – свои.

– И ты поэтому разъезжаешь всюду на старом черном «кадиллаке» с допотопным радиатором? Это тоже обычай? На самокат бы еще сел! Так-то ты стараешься не светиться?

Нагаи сверкнул глазами на панка, думая, стоит ли вообще заводиться с этим идиотом.

– Машина принадлежала Хамабути. Он мне ее подарил. Было бы бесчестно оставить ее.

Франчоне всплеснул руками.

– Ах, Боже ж ты мой, да только это от вас и слышишь: «Честно – бесчестно». Дерьмо собачье. Думаю, это лажа. Чего вы не хотите делать, того и не делаете.

Масиро со свистом втянул в себя воздух и схватился за нож. При виде ножа в руке Масиро глаза Франчоне вылезли из орбит. Нагаи выдавил из себя легкий смешок.

– Несладко тебе, Бобби, зависеть от нас, косоглазых придурков, в этом деле с работорговлей.

Палец Франчоне ткнулся в лицо Нагаи, как раскрытая бритва.

– Не мудри, Нагаи. Вы доставляете нам рабов, мы их покупаем – и мы вам так же нужны, как и вы нам. Так что сиди и не рыпайся.

– Да неужели? Скажи-ка, где бы вы взяли еще рабов – да такую уйму? И кто бы за ними стал присматривать? Мои люди их держат под контролем. Для вас.

– Не надо мне лапшу на уши вешать, приятель. Твои люди – не смеши мою задницу. Я-то знаю, Нагаи, что у тебя тут никого нет. Пшик.

– У меня тут полно людей. Больше, чем ты думаешь.

Франчоне рассмеялся ему в лицо.

– У тебя нет людей. Люди есть у Хамабути. Они подчиняются ему, а не тебе. Тебе подчиняется один Мишмаш.

Сердце у Нагаи запрыгало. В горле пересохло.

– Ты сам не знаешь, что плетешь.

– Да нет, знаю. Мы все знаем о тебе, Нагаи. Мы знаем, что и дома, в Японии, у тебя никого нет, потому что ты там обделался по уши. Ты у Фугукай на мушке, потому что пытался убрать Хамабути и встать во главе семьи. Но дело накрылось, верно? И вместо того чтобы шлепнуть тебя, как бы следовало, Хамабути держит тебя здесь, как шавку на поводке. Так это, Нагаи, или не так? Сюда тебя отправили в наказание, да или нет?

Нагаи смотрел Франчоне прямо в глаза и желал одного: забрать у Масиро нож и воткнуть ублюдку в самое горло. Те давние слова Хамабути звенели у него в ушах: «Теперь, когда твое существо очистилось от предательства, можно быть уверенным, что ты не попробуешь снова. Ты познал всю глубину своего несовершенства – и я верю, что ныне твоя преданность мне станет еще крепче. Искупи свою вину в Америке, Нагаи. Поработай там на меня, и я обещаю вернуть тебе честь».

Но когда же, черт его подери? Когда?

Франчоне хохотал, повернувшись к Д'Урсо.

– Ему нечего сказать. Знает, что я прав.

– Заткнись, Бобби, и встань сюда. – Д'Урсо шагнул вперед, положил руку на плечо Нагаи и отвел его в сторону. Нагаи весь содрогнулся от прикосновения. – Не бери в голову, что Бобби сказал. Он у нас горячая голова. Сам не знает, что несет.

– Для человека, который сам не знает, что несет, он знает слишком много.

Д'Урсо закивал, словно извиняясь.

– Да-да, это я виноват. Антонелли мне рассказал. Не надо было посвящать в это Бобби.

Нагаи стало жарко. Они знают слишком много. Он сам слишком много болтал.

– Послушай, – шепнул Д'Урсо еле слышно. – Я хочу тебе кое-что сказать. Мы смогли бы пристроить больше рабов, гораздо больше – столько, сколько ты сможешь достать, особенно баб. Можешь сделать?

– Следующий пароход приходит в четверг на следующей неделе...

– Нет-нет, эти уже расписаны. Я хочу еще, сверх сметы. Доставь их сюда как можно быстрее. Хочешь назначить свою цену за всю партию – давай, можем договориться. Тысяча рабов, половина баб. Но доставка не позже чем через два месяца. Сможешь ты это сделать?

Нагаи уставился на него.

– Д'Урсо, сделки заключают Хамабути и Антонелли. Не мы с тобой.

Д'Урсо весь сморщился, заулыбался.

– Забудь о них. Речь идет именно о нас с тобой. У меня есть кое-какие планы, говорить еще рано, но я определенно решил взять тебя в долю, Нагаи. Ты парень толковый. Я это с самого начала усек. Но, сдается мне, Хамабути тебя держит, а это, как я понимаю, никуда не годится.

– И как же ты это понимаешь?

– Ну, я так понимаю, что вся эта работорговля держится только на нас с тобой. Мы хорошо сработались и, думаю, сработаемся еще лучше, когда станем работать сами на себя, если тебе ясно, о чем я.

Нагаи рассмеялся.

– Ты, должно быть, шутишь?

– Нет, не шучу. Кому нужны эти долбаные боссы? Мы работаем, а они бабки загребают. От них мы ничего не имеем. Ты знаешь весь расклад, не мне тебе говорить. Если мы раскрутим свое дело, то за три года заработаем больше, чем эти двое имеют сейчас.

Нагаи покачал головой.

– Но мы не сможем обеспечить доставку из Японии. Хамабути перережет каналы.

– Но кто тебе сказал, что мы должны брать только японских ребят? Ты говор ил, у тебя есть связи на Филиппинах. Ты там покупал девок для ночных клубов Хамабути в Токио. Ну помнишь, ты рассказывал? Мы можем ввозить сюда филиппинских ребят. Сможешь это устроить, а?

Нагаи передернул плечами и в задумчивости закусил верхнюю губу.

– Теоретически смог бы... но практически нас пристукнут через неделю, если мы пойдем против них.

Д'Урсо усмехнулся и покачал головой.

– Не пристукнут, если будешь держаться меня. За мной – сила. Антонелли не борец, он уже выдохся. Пошуметь он пошумит, но со мной ничего не сделает – не те козыри. И пока ты за меня, мы тебя прикроем от парней Хамабути. Верняк. И потом, тебя Масиро прикроет. Он-то тебя не бросит ради Хамабути, а?

– Нет, но...

– Хай. – Это Масиро вышел из транса и прервал разговор. Нагаи повернулся к своему самураю. Дело важное: он должен внимательно следить. Масиро прикрылся полотенцем спереди, налег животом на прилавок и опять развернул газету. Он держал нож у той руки, которую давеча ласкал, будто собирался резать морковь. И глядел на Нагаи, ожидая сигнала.

– Подумай об этом, Нагаи, – шепнул ему Д'Урсо. – Подумай, прошу.

Нагаи вздохнул про себя и постарался сосредоточить внимание на Масиро. Но слова Д'Урсо не выходили из головы. Это безумие. Он не хочет застрять здесь навеки, даже с доходами Хамабути. И все же – с такими деньгами можно перевезти сюда детей, даже похитить их, если потребуется. И отделаться от их проклятой мамаши. Да чего только с такими деньгами не сделаешь...

Масиро испустил низкий горловой стон, и Нагаи отогнал от себя посторонние мысли, устыдившись, что обделяет вниманием своего самурая в такой критический момент его жизни.

– Хай, – выдавил он, силясь воспроизвести устрашающее рычание Масиро.

Самурай оглянулся на него через плечо. Масиро – хороший парень. В том не было его вины, но ответ держать приходится. Нагаи поймал твердый взгляд Масиро и коротко кивнул.

Ни минуты не колеблясь, Масиро рубанул по пальцу. Плечи его дважды приподнялись и опустились. Не так-то просто разрубить сустав. Нагаи это известно. Кровь мигом пропитала газету и по сгибу потекла в раковину. Масиро прижал обрубок мизинца. Тем временем Нагаи подобрал нож и вытер его о полотенце. Потом вынул из кармана зажигалку и стал держать клинок над высоким оранжевым пламенем.

– Ни хрена ж себе, – просипел Франчоне. Приятно было видеть, как побледнел панк. – И что теперь с этим делать? – Франчоне кивнул на отрезанную фалангу пальца, лежащую на пропитанной кровью газете. Он не говорил, а гавкал. Как шавка на цепи.

Нагаи ухмыльнулся, глядя на загнутый язычок пламени.

– Масиро дарит его тебе. Сожалея об ошибке.

Франчоне передернуло.

– Убери эту пакость от меня подальше.

– Вставишь в серьгу, – захохотал Нагаи.

Панк потрогал золотое колечко у себя в ухе.

– Ну, ты шутник, Нагаи. Спусти это в унитаз. Да гляди, чтобы не засорился.

– А может, я возьму его себе. – Нагаи передал нож Масиро, который тут же прижал лезвие к ране, прижигая ее каленым железом. Нагаи вытащил из кармана серый пластиковый футляр для фотопленки и бросил туда окровавленный кусок пальца. Запах горелого мяса наполнил комнатенку, а Масиро по-японски просил у своего господина еще огня, чтобы закончить прижигание. Нагаи заметил, что Франчоне вот-вот стошнит. Он поднес Масиро зажигалку и встряхнул футлярчик, чтобы панку сделалось еще хуже. Но сухой дробный звук внезапно навел на него тоску. Звук этот напомнил заводного мишку, пушистого, белого, который бил в свой крошечный барабан. Подарок для Хацу, старшей дочки. Как давно это было.