Грин поставил баночку с горчицей и взял еще один из пикулей с тарелки.

– Вам понравилась миссис Игер, – сказал я, – и поэтому вы не ответили на мой вопрос об информации, не опубликованной в вашей статье. Вы не хотите усугублять ее горе.

– Даже если и так, какой смысл ворошить хлам? Если Шону до сих пор не нашли, то, наверное, вообще никогда не найдут. Вы собираете информацию для какого-нибудь проекта или еще чего, хотя на самом деле вам скорее всего тоже наплевать. Поэтому какой смысл рассказывать? Зачем огорчать мать еще сильнее?

– Это поможет раскрыть другое дело, – сказал я. – Вполне вероятно, и дело Шоны тоже.

Он громко жевал, опустив голову.

– Ваша информация может действительно оказаться полезной, мистер Грин.

Адам не отвечал.

– Что вы узнали о Шоне? Это станет достоянием общественности только в том случае, если на карту будут поставлены жизни людей.

Он взглянул на меня.

– Жизни людей? Звучит устрашающе. – У него были голубые глаза, светящиеся любопытством. – А вот и еда.

Официантка принесла наши сандвичи. Мой был очень хорош, и я съел половину, перед тем как отложить его. Адаму Грину подали массивное сооружение с вылезающими между хлебом и мясом капустой, морковью и майонезом. Он с удовольствием принялся задело.

– Я все еще не понимаю, почему я должен вам что-то рассказывать, – сказал Грин наконец.

– Потому что это правильно.

– Так вы утверждаете.

– Да, и могу повторить.

Он вытер губы, прикрывая рот сандвичем, словно щитом.

– Послушайте, я хочу получить кое-что взамен. Когда раскроется исчезновение Шоны или другое дело, над которым вы работаете, – мне нужно знать об этом раньше остальных. Возможно, я все-таки напишу книгу. Или по крайней мере статью в журнал.

Грин опять вытер рот.

– Правда в том, что для меня дело еще не завершено. Шона была красивой, умной, ей все удавалось. Она лишь на несколько лет младше меня, а для нее уже все кончено. У меня сестра ее возраста.

– Тоже в нашем университете?

– Нет, в Брауне.

Он почти с благоговением, словно жертвенный дар, положил остатки бутерброда на тарелку.

– Мы тут обсуждаем очень интересные вещи. Если книги не получится, то выйдет отличный сценарий. Давайте так: вы раскапываете что-то – и тут же говорите мне. По рукам?

– Если дело раскроется, вы будете первым писателем, который это узнает.

– Звучит несколько туманно.

– Вовсе нет, – ответил я, не отводя взгляда. Адам пытался оставаться невозмутимым, но безуспешно. Он был все еще ребенком. Я чувствовал себя эксплуататором, хоть и повторял мысленно, что Адаму больше двадцати одного, он пришел сюда добровольно и даже пытается извлечь выгоду из разговора.

– Ладно, – сказал он наконец. – В любом случае не такая уж это ценная информация. Дело в том, что Шона, возможно, и не была невинной провинциалкой.

Грин снова откусил существенный кусок сандвича и запил его пивом. Я молча ждал.

– Я лишь предполагаю, потому и не писал об этом в статье – наряду с нежеланием причинять боль миссис Игер. Правда, я сказал Рили и университетским копам. Только они пропустили мои слова мимо ушей. Раз вы здесь, значит, они даже не удосужились упомянуть это в записях. В противном случае вы бы все прочитали.

– Что вы узнали, Адам?

– Шона, возможно, позировала обнаженной. Для журнала "Дьюк". По крайней мере она думала, что для "Дьюка". Лично мне кажется, то был обман чистой воды.

– Когда она позировала?

– Возможно, позировала, – поправил он. – Я не знаю. Вероятно, в начале первого семестра.

– Вскоре после того, как приехала сюда?

Грин кивнул.

– Как вам стало об этом известно?

– Я видел фото и почти уверен, что на них изображена Шона. Кроме того, реакция соседки по комнате усилила мои подозрения.

– Вы говорите о Минди Джакобус?

– Да. Я ей порядком надоедал, потому что она последняя видела Шону живой. Минди без особой охоты делилась информацией. Говорила, они были очень близкими подругами и ей неприятно отзываться о ней плохо. Может, она и рассказывала все честно, но, я думаю, при этом несколько ревновала.

– Что вы имеете в виду?

– Вы видели фотографии Шоны?

Я кивнул.

– Минди, конечно, привлекательная девушка, но она – не Шона. Я не говорю, что между ними была открытая неприязнь, и все же то, как она отзывалась о Шоне... Не могу объяснить... Просто я почувствовал что-то. В общем, так или иначе, Минди не желала распространяться о своей соседке. Только я не отставал: приходил в общежитие, поджидал после занятий – разыгрывал из себя журналиста-детектива. – Он тоскливо улыбнулся. – Наверное, я ее не на шутку достал. Сейчас она бы подала на меня в суд – за домогательство. Тогда я был как... заведенный. Искал ответы на разные вопросы. Например, почему у Шоны не было парня? У Минди был парень. У каждой симпатичной девушки тоже. Минди говорила, что Шона была ужасно занудной, да к тому же зубрилой, и в этом все дело. Ходила на занятия, потом возвращалась в общежитие и занималась, потом шла в библиотеку и снова занималась. Однако я поговорил со всеми зубрилами в библиотеке – никто не помнит Шону. И библиотекари, кстати, тоже. Мне удалось заполучить ее формуляр, только не спрашивайте, каким образом. Шона не брала ни единой книги целую четверть.

– В вашей статье написано, будто она направлялась в библиотеку в ночь исчезновения.

– Это официальная версия. Версия Минди. И копы ей поверили. А я не уверен, верит ли сама Минди в свои слова. Думаю, она покрывала соседку. Минди стала изворачиваться, когда я напрямую задал ей вопрос. Наконец я ее так допек, что она призналась. Причина отсутствия парня у Шоны заключалась в том, что ей нравились более зрелые партнеры. Минди пыталась свести ее с другом своего приятеля, но Шона наотрез отказалась. Заявила, что предпочитает мужчин старше себя – "взрослых", как она выразилась.

– Думаете, у нее была связь со взрослым?

– Такая мысль приходила мне в голову, хотя я не смог копать дальше. Минди окончательно разозлилась и велела своему парню Стиву – шкафу размером с бегемота – припугнуть меня. Я не собирался рисковать жизнью или своими руками и ногами, так что отстал. Но я предложил университетской полиции проверить: не видели ли Шону в компании со взрослым парнем, может, даже с факультета. Они только отмахнулись от меня.

– Почему с факультета?

– Жизнь университетского городка довольно изолированна. С кем из взрослых общаются студенты? Только с преподавателями. И никто не обратил на меня внимания, даже мой редактор. Она запретила мне заниматься этим делом. Сказала, нужно шире освещать политические вопросы. – Грин пожал плечами. – После такой всеобщей апатии и враждебности у меня словно глаза раскрылись. Поэтому теперь я пишу рекламные слоганы и песенки. Конечно, это своего рода проституция, зато хорошо оплачиваемая. Гель для душа и зубная паста не захлопнут дверь перед вашим носом.

– Расскажите о фотографиях, которые вы видели.

– Это произошло, когда я впервые пришел в общежитие к Минди, – дня через два после исчезновения Шоны. Не знаю, бывали ли вы в общежитии... Комнатки там малюсенькие, словно кельи. И люди живут по двое в помещении, где и одному-то тесно. Места для хранения личных вещей тоже не хватает, так что многое лежит на виду. Шона, наверное, была очень аккуратной. Она хранила свои вещи на полках над кроватью. Я удивился, что полиция не изъяла их. Это тоже говорит, насколько серьезно велось дело, не правда ли? Так что я снял с полок вещи – несколько книг и журнал, последний выпуск "Дьюка". Я еще подумал, странно найти подобный журнал в комнате у девушки. Минди стояла ко мне спиной, когда я залез на полку Шоны, и как только увидела, что я делаю, начала кричать на меня и вырывать все из рук. Как раз тогда и выпали те снимки. Черно-белые, обнаженка. Минди выхватила их слишком быстро, чтобы я смог разглядеть как следует, засунула обратно в журнал и спрятала под свою подушку, продолжая вопить. Все произошло почти мгновенно, но я увидел прекрасное тело и светлые волосы, а это подходит под описание Шоны. Минди начала толкать меня и орать, чтобы я убирался. Я спросил, что это за фото, она ответила: это не мое дело. Мол, они принадлежат Стиву. Выпихнула меня в коридор и захлопнула дверь.