После окончания занятий Галина была приглашена в ближайший отдел милиции. Стоило Копылову упомянуть, что он побывал в Байрам-Али, как Галина залилась слезами. Дав ей успокоиться, Копылов стал тактично выспрашивать некоторые детали. Не дававшая ему эти два дня покоя догадка подтвердилась.
…Повзрослев, Галина старалась забыть ту страшную страницу своей жизни. Но отец продолжал ее преследовать. Его бесило, когда он видел дочь с Игорем Ипатовым. Он слышать не хотел об их браке. Узнал ли об этом Игорь? Да, она как-то призналась ему во всем. Игорь не отказался от своего слова, но хотел поговорить с отцом, а однажды пообещал разоблачить его. Она умоляла Игоря не делать этого, боялась мести отца.
— Где же Игорь? — в упор спросил Копылов.
— Не знаю, ничего не знаю, — твердила девушка, кусая мокрый от слез платок.
16 мая 1967 года, спустя 9 месяцев после прекращения дела, следствие было возобновлено.
Расследование дела было поручено старшему следователю областной прокуратуры Г. Д. Балдину. Оперативная группа, возглавляемая начальником УРа Куличковым, срочно выехала в Великие Луки.
Очередной допрос Гультяева. Он держится так же степенно и уверенно. Что, следствию стало известно, что он был против дружбы дочери и Ипатова? Правильно, раньше он об этом не хотел говорить, а сейчас скажет. Да ведь эта любовь настолько вскружила дочери голову, что она совсем забросила учебу. Какой отец не возмутится? Вот он и ругал ее: вначале институт закончи, а потом женихайся. Да, он поместил дочь в больницу в Байрам-Али, навещал ее, чтобы утешить: над ней надругались какие-то хулиганы. Где Игорь? Да вам же, товарищи следователи, известно, какой он был задиристый. Его не раз били в драках. Сам рассказывал как-то, что его давно преследует один местный тип за какие-то старые дела, вот, может быть, и нарвался в тот приезд в Великие Луки…
— Обыск в доме и арест Гультяева? — переспросил прокурор прибывших к нему Куличкова и Копылова. — Где гарантия, что вы на верном пути? А если произойдет осечка? С меня первого спросят за необоснованный арест.
— Мы располагаем данными: Гультяев продает дом и уезжает. Вещи уже распродал. Неспроста это: почувствовал для себя угрозу и удирает, — горячо убеждал Копылов.
— Это меняет дело, — решился прокурор.
В тот же день оперативная группа нагрянула в дом Гультяева.
— Я в жизни так тщательно не искал, — вспоминает Копылов. — Мы буквально все перевернули в доме. Искали и на подворье. Сразу за домом — болотина. Вооружившись баграми, облазили все болото. Тщетно: ни одного предмета, наводящего на след. Полезли в подвал, перекопали там землю метра на полтора. И всю выкопанную яму пропустили через пальцы. — (В розыскном деле сохранилась фотография, сделанная экспертом-криминалистом: Копылов в подвале на карточках пересыпает из руки в руку землю). — И вот в руках — не то камушек, не то какая-то косточка. Осторожно очистили от земли. Точно — кость! Быстро — на судмедэкспертизу.
Заключение эксперта: «Предъявленный предмет является фрагментом кости человека, возраст равен 18–25 годам». Гультяев был тут же арестован.
— Я сам все расскажу, только обязательно отметьте, что делаю я это добровольно, — сразу же заявил Гультяев, когда его доставили в прокуратуру.
Из приговора суда:
«…Боясь разоблачения своих прошлых преступных действий, Гультяев умышленно убил Ипатова и, заметая следы убийства, учинил жестокое глумление над трупом».
Когда Гультяева в наручниках выводили из зала суда после оглашения приговора, он, увидев дочь, бросил на нее полный лютой ненависти взгляд.
«Да, у такого не дрогнула бы рука расправиться и с родным человеком», — подумал Копылов, наблюдавший эту сцену. Из толпы людей, покидавших судебный зал, к Копылову протиснулся высокий старик. Это был Егор Ипатович Ипатов. Сжав обеими руками ладонь Копылова, старик затрясся в сдавленном рыдании и тихо произнес:
— Спасибо вам… за сына… за память о нем…
— Поощрение за это раскрытое преступление? — переспросил меня Копылов и улыбнулся. — Не было нам никакого поощрения за то дело. Обычная наша работа.
6 августа 1968 года приговор в отношении Гультяева М. И. был приведен в исполнение.
— Почему я больше всего участвовал в раскрытии убийств? — повторяет мой вопрос Копылов. — Просто в последние годы перед моей пенсией у нас в отделе наметилась определенная специализация: кто больше по кражам опыта имел, кто — по мошенническим делам. Вот Иван Петрович Лагонский: тот так и считался главным специалистом по раскручиванию «цыганских дел», цыгане его уже за своего человека считали, скольких из них он на скамью подсудимых посадил, а чтут и уважают его до сих пор. А я больше по убийствам специализировался. Да и было у нас за правило: случись что серьезное в районах — немедля едем на помощь местным коллегам. Как и в тот раз — к работникам уголовного розыска Дновского района.
В седьмом часу утра к стоявшему несколько на отшибе деревянному дому на улице Калинина города Дно уверенной походкой подошел статный майор милиции. Мельком взглянув на номер дома, он поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Ему пришлось повторить это несколько раз, прежде чем за дверью послышался глухой старческий голос:
— Кого вам надо?
— Я из милиции! Откройте! — потребовал майор.
Дверь приоткрылась, за порогом стояла старуха в плюшевой жакетке и цветастом платке. Майор решительно надавил дверь и, отстранив женщину, вошел в дом.
— Кто в доме кроме вас? — повернулся он к остановившейся в выжидательной позе хозяйке.
— Да кому быть-то кроме меня? — ответила та. — Хозяин помер, вот одна и живу.
— Ваша фамилия Васильева, Анна Ивановна? — строго спросил майор.
— Васильева, — подтвердила старуха, и у нее начал мелко подрагивать подбородок.
Майор отогнул борт шинели и, вытащив красную книжечку, поднес ее к лицу женщины.
— Я из милиции, — снова повторил пришедший, — прибыл произвести у вас обыск.
— Обыск? — прошамкала хозяйка, и подбородок задрожал у нее сильнее. — А чего у меня обыскивать-то?
— Сейчас все и объясним, — усмехнулся майор и, подойдя к окну, сделал едва уловимое движение рукой.
Тотчас отворилась входная дверь и вошел коренастый мужчина в штатском.
— Это наш сотрудник, — небрежно бросил майор и вплотную подошел к старухе. — Ну так как, Анна Ивановна, добровольно выдадите драгоценности или нам приступать к обыску?
— Какие еще у меня драгоценности? — попятилась та.
— А митра протоиерея Голодковского, золотой крест и кое-что еще, что вы утаили от государства? — Майор снова приблизился к ней.
— Митра? — протянула старуха, и ее блеклые морщинистые щеки порозовели. — Митра, говоришь? Так ведь про нее у меня уже спрашивали. Внук моего хозяина, когда приезжал, спрашивал. Погодь, погодь. — Женщина стала пристально вглядываться в лицо майора. — Так кто же вы будете? Уж не внук ли вас подослал?
— Ну, старая! — угрожающе произнес майор и обменялся быстрым взглядом со штатским. Васильева обернулась к тому и обомлела: вместо лица на нее уставилась страшная черная маска…
На другой день, ближе к обеденному времени, женщина-почтальон поднялась на крыльцо дома Васильевой и постучала в дверь. Дверь не открыли. Машинально надавив ручку, почтальон, к своему удивлению, обнаружила, что дверь не заперта. «Чего это Анна Ивановна сегодня не закрылась?» — удивилась она, входя в темные сени. Через минуту женщина выскочила наружу, и улица огласилась ее истошными криками:
— Люди! Убили! Убили!
Из ближайших домов выбегали встревоженные соседи.
— Убили! Анну Ивановну убили! — продолжала истерично выкрикивать почтальон…
Майор Копылов, не заезжая в Дновский райотдел милиции, направился прямо на улицу Калинина. Еще издали по толпе людей он определил нужный дом. В доме Копылов застал следователя райпрокуратуры Е. И. Кураго и нескольких оперативников.