Ответ: Кто-то из солдат, дурачась, толкнул меня, и я упал в грязь.

Вопрос: Находились ли вы 17 июля на озере, видели ли там двух девочек?

Ответ: Да, днем, в обеденное время, я купался на озере, видел там каких-то детей.

Вопрос: Опознаете ли вы предъявленную вам портянку, теряли ли вы ее?

Ответ: Да, это моя портянка, я ее выбросил после купания на озере».

20 июля. Второй день следствия. Рано утром Ваганов и Алексеев побывали в отделении реанимации областной больницы.

— Больная очень тяжелая, — заявила лечащий врач на вопрос о состоянии Иры. — Без конца бредит, что-то говорит, выкрикивает.

— Вы сказали, что девочка в бреду разговаривает, кричит, а нельзя ли у ее изголовья пристроить включенный магнитофон? — ухватился за появившуюся у него мысль Ваганов.

— Почему же, можно, — согласилась врач.

В тот же день поздно вечером Ваганов провел совещание работников своего отдела.

— Многие улики изобличают солдата Килиса, — начал Ваганов и стал перечислять: — отсутствие его в казарме во второй половине дня семнадцатого июля — это раз, перепачканное болотной грязью обмундирование — два, портянка — три, овчарка по портянке и следам на тропинке сразу кинулась к нему — четыре, на теле Килиса обнаружены многочисленные повреждения, что могло быть результатом сопротивления потерпевших, — пять и, наконец, — Ваганов вытащил из ящика стола две магнитофонные кассеты, повертел их в руках, — мы только что с Алексеевым прослушали их, и знаете, что выкрикивает Ира? «Мама, мамочка, дядя-военный, у него звездочки, звездочки, мамочка, спаси меня!» Военный… звездочки… — протянул раздумчиво Ваганов. — Видимо, у Иры крепко засел в сознании облик преступника. Так что с Килисом продолжаем работать. Хотя, — запнулся Ваганов, — трудно укладывается в сознании, чтобы такое… Проверял Алексеев Килиса по месту призыва в армию: хороший парень, по нашей линии никакой «компры». И сам Килис клянется, что он девочек в глаза не видел. Так что, — снова задумчиво протянул Ваганов, — продолжая эту версию, будем отрабатывать и другие. Проверь-ка всех наших «крестников», которые сейчас на свободе, конечно, — обратился Ваганов к Алексееву.

Среди прочих был вызван на допрос и Николай Рокин, 1953 года рождения, трижды судимый, две судимости — за изнасилование.

Небольшого роста, с косой челкой на лбу, густая татуировка на руках, на трех пальцах левой руки отсутствует по две фаланги, — Рокин держался спокойно и даже вызывающе-насмешливо: не первый раз понапрасну дергают его на допросы, что ни стрясется в городе, тянут и его, раз судимый — то уж постоянно под подозрением.

Где он находился с 17 часов 17 июля? Пожалуйста, вызывайте таких-то, вместе с ними был до поздней ночи.

Не отпуская Рокина, разыскали названных им людей. Три человека в совпадающих даже в мелочах деталях подтвердили, что встретились с Рокиным около 17 часов, время они точно помнят, так как возвращались с рабочей смены, и до 12 часов ночи с ним не расставались.

— М-да, — протянул Ваганов, перечитав показания Рокина и его знакомых. — Рокин, как видно, отпадает — чистейшей воды алиби. Отец убитой Веры твердо стоит на показаниях, что в семнадцать часов видел дочь и ее подружку живыми и невредимыми. А с семнадцати часов и до глубокой ночи Рокин был на глазах людей, Так что отпускаем Рокина с миром.

Четвертый день следствия.

Около десяти часов утра в кабинет Ваганова буквально ворвался Алексеев.

— Новость, Петр Петрович! — возбужденно сообщил он, — «Раскололся» солдат Килис.

— Как, признался? — Ваганову почему-то вдруг не захотелось столь нежданной удачи.

— Признался, — Алексеев безнадежно махнул рукой, — признался, только в другом. «Раскололся» он в том, что семнадцатого июля находился попросту в «самоволке» и просидел с обеда до отбоя у знакомого дедка, что живет неподалеку от их казармы. Гусаков и Трудолюбов уже смотались к тому дедку: все точно совпадает.

— Тьфу ты, дьявол! — вроде бы в сердцах чертыхнулся Ваганов, а самого вдруг охватило неизъяснимого радостное чувство от мысли, что солдат оказался непричастен к кошмарному преступлению.

— Чего же он сразу не сказал об этом?

— Так ведь «самоволка», Петр Петрович, боялся, что накажут, да и свою команду подводить не хотел.

— А как же тогда магнитофонная запись: «Дядя военный, звездочки»? — продолжал Алексеев. — Знаешь, что мне в голову пришло? Помнишь, как Иру со дна оврага нес на руках солдат? Она как раз в это время очнулась, глянула на солдата и дико закричала. Не могло ли у нее это видение солдата, его Погон, звездочек на пуговицах сместиться к тому кошмару, что она пережила перед этим? Ведь психика у ребенка была нарушена, очнулась, увидела солдата — и кошмар в ее сознании снова ожил, ну а потом, в больнице, это видение ее все время преследовало.

— А что… — оживился Ваганов. — Это тебя идея стоящая осенила, стоящая идея, ничего не скажешь… Поехали-ка в больницу. Ира уже пришла в себя, контактирует с окружающими.

— Ирочка, — Ваганов наклонился к самому лицу девочки, бледному, с багровыми ссадинами на щеках, — вспомни, кто обидел вас с Верой? Один был дядя или не один? Ты не отвечай, а только кивни или покачай головкой, когда я буду спрашивать, договорились?

Подбородок девочки чуть качнулся вниз.

— Ну вот и хорошо, умница, — улыбнулся Ваганов. — Ну так, дядя был один?

Подбородок девочки снова опустился вниз.

— А дяденька был военный?

Головка качнулась в сторону.

— Ну а как выглядел тот дядя? — спросил Ваганов и смешался: чем же таким убедительным и доступным для детского понимания побудить ребенка вспомнить что-то характерное, броское в облике убийцы? И Ваганов Тут же нашелся:

— Ирочка, у того дяди на руках все пальцы были? Вот посмотри сюда. — Ваганов поднял вверх левую руку, растопырил пальцы и медленно прижал три пальца к ладони, оставив торчать лишь большой палец и мизинец: — Или вот так?

Девочка внимательно следила за манипуляциями Ваганова и, когда увидела «козу рогатую» из двух пальцев, вдруг жалобно захныкала, болезненно сморщилась и часто-часто задвигала подбородком вниз-вверх.

— Хватит, достаточно! — энергично запротестовала врач, все это время стоявшая рядом. — Ребенку это тяжело, воспринимать.

— Спасибо, доктор! — Ваганов готов был расцеловать врача.

— Рокин? — только и спросил Алексеев, когда они садились в машину.

— А кому ж еще быть, он — скотина беспалая, — уверенно отрезал Ваганов.

— Тогда как же с его алиби?

— A-а, алиби… Такая сволочь позаботится и о своем алиби. Впрочем, мы сейчас это перепроверим.

— Вы утверждаете, что видели свою дочь и ее подружку на озере около семнадцати часов? — Ваганов сам начал допрос отца убитой девочки.

— Да, я уже давал показания об этом, именно около семнадцати часов, — подтвердил свидетель.

— Вы смотрели тогда на часы?

— Да нет, часов со мной тогда вообще не было. Это я уже потом, когда нашли Верочку, вспомнил, в котором часу я видел ее в последний раз.

— А как же вы тогда определили время?

— А очень просто: когда я шел от озера, сторожиха ПМК, что неподалеку находится, как раз на смену в проходную заступила. А она всегда аккурат в семнадцать часов смену принимает, можно и на часы не смотреть.

Ваганов выскочил из-за стола, бегом домчался до кабинета Гусакова.

— Бросай все, разыщи сторожиху ПМК и немедля вези ее сюда, — приказал он Гусакову.

Часа через полтора Ваганов и Алексеев уже допрашивали пожилую женщину.

— Так-то я всегда в пять вечера заступаю на дежурство, — рассказывала сторожиха, — а в ту субботу начальство попросило пораньше прийти. Я и пришла часом раньше…

«Часом раньше!» — Ваганов ликующе взглянул на Гусакова, тот, улыбнувшись, понимающе кивнул…

Рокин — запястья рук в наручниках — остановился на берегу озера: вот здесь девочки загорали, он им сказал, что знает место, где много земляники, те обрадовались, вымыли консервную банку (вот откуда та банка из-под иваси!) и пошли с ним. Вот и то страшное место в овраге! Потом Рокин привел сотрудников милиции к ручью и вытащил из воды кофточку одной из его жертв.