– Нет, техническая команда, естественно, будет наша, – вещал мужик, – сама всю аппаратуру настроит…

– За мной, девчонки, – повел нас по коридору Келла. – Там у нас типа студия звукозаписи, здесь апартаменты Андрея, а тут мы отдыхаем. – И он открыл одну из больших дверей, ведущую в еще одно просторное двухуровневое помещение. Близнецов там не наблюдалось.

– А не хило вы тут себе сняли комнат. Пол-этажа, что ли? – восхитилась Нинка.

– Не знаю, Королева, мне по фиг, все спрашивай у Андрея. – С размаху парень упал на впечатляющих размеров круглый диван, стоящий посреди комнаты. Чем-то это место напоминало квартиру Антона – тоже все оформлено в стиле хай-тек, только здесь много не серого, а светло-голубого и черного цветов.

Здорово же живут люди! Не то что я. Один Чуня чего только стоит.

– Иди ко мне? – позвал Келла блондинку.

– Спасибо, не хочу, – ткнула девушка ногтем в стекло огромного аквариума, занимающего едва ли не всю стену. – Фу, рыбы.

– Как это не хочешь? А ну быстро ко мне, Королева. Кстати, классно тут у нас, да?

– Интересно, – осматривала помещение Нинка с едва заметным восторгом, – только рыбы лишние. Не люблю рыб.

– Хочешь, я буду называть тебя рыбкой? – тут же предложил парень.

– Ты не похож на рыбака, скорее, на мудака. А Кей где? – между делом поинтересовалась Нинка. – Уже пришел?

Келла промолчал.

– Пришел, – ответил ей со второго уровня Фил, – он на крыше.

– Эй, ты! – раздалось тоже сверху. – Иди-ка сюда, моя маленькая плюшевая детка!

– Странно он братца называет, – подняла брови Нинка.

– Рэн часто Фила подкалывает, не обращай внимания. Черт, опять они спорят, задолбали уже, психи. Сначала мы все угорали над ними, потом они всех задрали к чертям собачьим. Они даже не могут в одном номере жить, когда мы на гастролях, – пожаловался ей Келла.

– А с кем они живут? – поинтересовалась блондинка, желающая все знать о любимой группе.

– Когда как. Рэн частенько со мной, Фил с Арином или одним из наших техников.

– А Кей?

– Этот дебил по-буржуйски живет один, – заржал Келла. – На самом деле он еще хуже нашего дурачка. Любого может до дядюшки Кондратия довести.

– А выглядит спокойным и уверенным, – отозвалась с легким изумлением Нинка.

– Черт, да я тоже могу как угодно выглядеть. Даже как бабочка, – покачал головой синеволосый, пластично помахав руками, словно крылышками. И выдал друга с потрохами, с удовольствием наблюдая за реакцией девушки. – Наш кэп, ну, Кей, обладает удивительным талантом. Может вывести из себя любого. Сам при этом остается спокойным, как удавище. Его спокойствие – своего рода глумление. Он псих. Но… клевый псих.

– Это в смысле? – спросила Нинка, для которой фронтмен «На краю» продолжал оставаться богом. – Как он доводит людей?

– Да по-разному. Он тупо может вставать посредине ночи, не позаботясь о том, что ты вообще-то дрыхнешь, и начать играть на гитаре под ухом, или разговаривать по мобиле, или страдать еще какой-нибудь хренью. Но это самое простое. Этот чувак может начать читать умные лекции и лечить ими часами! Прикинь, ты с похмелья, а он тебе про мечту впаривает умную философскую дрянь! И ведь знает, что у тебя башка болит, ему в кайф мучить. – Келла заржал. – Иногда к нему в голову приходят шутки. Королева, его шутки почти всегда похожи на жуткий развод и заканчиваются шантажом.

– Да-а-а? По твоему описанию Кей – кто-то вроде озлобленного на весь мир угрюмого меланхолика, – вдруг сказала я. Келла очень весело взглянул на меня и ответил:

– Не меланхолик, девочка, а кое-что другое угрюмое. Наше местное УГ. Да он всяким бывает. Даже веселым. Если Кей веселый – это нормально, если очень веселый – тоже неплохо, но если конкретно веселый – это полный писец. Пострадают все в округе.

С этими словами парень отчего-то задумчиво глянул на меня, легко встал со своего дивана и подошел к Нинке, чтобы обнять и положить ей голову на плечо. Та машинально, как собаку, погладила парня по волосам.

– Побольше страсти, – тут же сказал Келла. – Поиграй со мной в страстную влюбленную.

Нинке тоже пришлось его обнять, хотя выражение ее лица было отнюдь не влюбленным.

– Моя красавица, – вдруг прошептал парень ей совершенно серьезно, прижимая ее к себе крепче. – Моя. Моя, поняла?

Куда только делся «дядюшка Келла»? Почему я вижу тут влюбленного идиота?

Сейчас, по ходу, целоваться начнут… Уже начали. Никого не стесняются. Но за Нинку я почему-то была рада. Кажется, ее персональное синильное рыло нравится ей больше, чем она сама думает.

Чтобы не мешать им, я отошла на другой конец комнаты.

– Ты опять взял мою гитару! – в это время разорялся на втором уровне Рэн. Я посмотрела наверх. Он держал в руках черно-зеленый музыкальный инструмент. Фил, стоящий на широкой лестнице без перил, только руками разводил.

– Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не брал мои вещи, осел волосатый?

– Осел – символ Демократической партии США, – меланхолично возражал ему брат, – перестань кричать. У нас гости. Девушки.

– Умник! Ты всех задрал своими рассуждениями! – еще больше рассердился его брат. – Партия США, говоришь? А засунь ты эту партию, знаешь куда?

– Да хватит, – с мученическим видом говорил его брат. – Поверь, ей там не понравится. Успокойся, не ори, а?

– Нет, твою плюшевую медвежью дивизию, я буду орать! Я тебе миллион раз говорил – не бери мою гитару, козел! Ну, чей символ козел, скажи мне? Чей? Не знаешь, а я знаю! Это твой символ!

– Что-то ты разошелся. Сам ты козел. Брат козла не может быть человеком!

– Пофилософствуй мне, гаденыш!

– Если бы мы были в глубоком детстве, я бы сказал: «кто как обзывается, тот так и называется». Но я взрослый. Я промолчу, – рассудительно произнес Филипп. – А вот ты – вечный ребенок.

– Какого ты меня достаешь?! – еще больше озверел Рэн из-за спокойствия близнеца. – Заткнись, не перечь и запомни: это мой инструмент, не прикасайся к нему!

– Жадность, говорят, фраера сгубила, – с задумчивым видом отозвался Фил.

– Я тебя сейчас сгублю, недоумок! – взвыл его братик.

И это известные музыканты. Ребятня какая-то…

Что-то я чувствую себя здесь лишней. Одни кричат, другие обжимаются в углу. Странный он какой-то, музыкальный мир.

Мне захотелось найти Кея. Раз он здесь, может быть, у него прямо и спросить насчет кулона. Мол, Кей, где твой топаз? Но не думаю, что беловолосая зазнайка ответит мне. Зато представляю, как он удивится, увидев меня здесь!

Я немного осмотрелась, прикидывая, как можно пройти на крышу, поднялась по лестнице мимо орущих друг на друга близнецов, один из которых умудрился с легким полупоклоном пропустить меня (Фил), а второй подмигнул (Рэн). И уже через четверть минуты была на свежем воздухе. Лестница, по которой я поднималась, вела не только на второй уровень, но и на крышу.

Первым я увидела синее бескрайнее чистое небо и только потом самого солиста «На краю». Зато слышать начала его еще со второго уровня.

Кей, в темно-серых джинсах и такого же цвета рубашке с принтом в виде восточного узора, сидел неподалеку от входа, прямо на широких полуметровых перилах, с гитарой в руках, играл и негромко пел, склонив голову – наблюдал, как пальцы ловко и привычно перебирают струны. У меня все-таки был хороший слух, поэтому пение его доставляло мне эстетическое удовольствие: Кирилл не фальшивил, а его голос пробирался прямо в душу.

Я даже засмотрелась на Кея. Ветер трепал его светлые волосы, и мне тут же захотелось стать ветром.

Я тихо-тихо уселась на зачем-то стоящий здесь стул, поставила локти на колени и, подперев кулаками щеки, стала слушать голос этого эгоистичного, мерзкого, глупого нарцисса с замашками тирана, который так притягивал к себе меня, бедного нечастного мотылька, с неразумным удовольствием летящего на огонь.