— Эта работа от меня ничего не убавит. Что должно быть в письме?

— Как только ты уйдешь от меня, я опять пойду к Магну. И скажу ему, что Цезарь согласен от всего отказаться, если ему оставят Иллирию и один легион. Вы сможете убедить Цезаря согласиться на это?

— Да, я уверен, что сможем. Цезарь действительно хочет мира, даю тебе слово. Но ты должен понять, что он не сможет сдать все. Иначе его ждет гибель, суды и ссылка. Но Иллирии и одного легиона достаточно. Цезарь очень живуч, Марк Цицерон. Сохранив свои полномочия, он решит вопрос с выборами, когда придет время. Я не знаю другого человека с такими неисчерпаемыми ресурсами.

— Я тоже, — уныло откликнулся Цицерон.

Опять поход на виллу Помпея, но Цицерон не мог и подумать, что Помпей провел несколько плохих ночей. Эйфория после вспышки рассеялась, и наступила реакция. Первый Человек в Риме вдруг понял, что никто из boni, включая его тестя, не одобрил его выходки или его грубого тона. Он говорил с сенаторами заносчиво, как диктатор. И даже орал. А это уже перебор. Теперь Помпей жалел, что потерял контроль над собой. Вспыльчивость породила короткое упоение, а потом перешла в депрессию. Да, он, конечно, им нужен. Но и они ему тоже нужны. А он отпугнул их. Никто с тех пор к нему не пришел, все заседания проводятся теперь в Риме. Со всеми дебатами и язвительными подковырками, на какие горазды Антоний и Кассий. О, эта пара! Они хорошо знают, что делать. А он, Помпей, подгонял лошадей, не понимая, что хлещет мулов. О, как же выкрутиться из этих тисков? Сенат и так взвинчен. Зачем было говорить о проскрипциях, о Тарпейской скале? Ах, Магн, Магн! Каким бы трусливым тебе ни казался Сенат, критиковать и запугивать его все же не стоит. Не стоит!

Таким образом, Цицерон нашел Первого Человека в Риме более уступчивым и сомневающимся. Он понял это и сразу атаковал.

— Магн, я узнал из надежных источников, что Цезарь согласен оставить за собой только Иллирию и один легион. Пойдя на такой компромисс, ты погасишь давний раздор и станешь героем, единолично избавив страну от огромной угрозы. Весь Рим возликует, прославляя тебя. Правда, Катон со своим окружением взвоет. Но что тебе до него? Мы оба знаем, что он поклялся отправить Цезаря в ссылку. Но это ведь не твоя цель, не так ли? Ты лишь возражаешь против того, чтобы тебя, как и Цезаря, лишили губернаторских и иных полномочий. Ты ничего не хочешь терять, и ты ничего не потеряешь. В своем последнем предложении Цезарь совсем не упоминает тебя.

Помпей просиял.

— Я и впрямь не питаю к Цезарю ненависти, Цицерон, и не обязан плясать под дудку Катона. Обрати внимание, я вовсе не говорю, что не стану препятствовать попыткам Цезаря баллотироваться in absentia. Но это отдельный разговор, и до него еще несколько месяцев. Ты прав, самое важное в данный момент — отвести угрозу гражданской войны. И… если Иллирия плюс один легион удовлетворят Цезаря, если он не затронет мои интересы, то почему нет? Да, Цицерон, почему нет? Я согласен. Цезарь может оставить себе Иллирию и один легион, если откажется от всего остального. С одним легионом он не опасен. Да! Я согласен!

Цицерон облегченно вздохнул и обмяк.

— Магн, ты знаешь, что я равнодушен к возлияниям. Но сейчас я бы с большим удовольствием выпил вина.

В этот момент в атрий вошли Катон и Лентул Крус, младший консул. О, Цицерон, зачем ты поторопился? Зачем не прошел за Помпеем в его кабинет, а стал излагать свои доводы сразу? Какая трагическая ошибка! Там, в кабинете, о посетителях бы доложили и ты убедил бы Помпея не принимать их. А теперь ничего поделать нельзя.

— Присоединяйтесь! — весело крикнул Помпей. — Мы как раз хотели выпить за мирное разрешение спора с Цезарем!

— Что-что? — спросил Катон и весь напрягся.

— Цезарь согласен сдать все, кроме Иллирии и одного легиона, и не требует ничего равнозначного от меня, кроме согласия на такой выход из положения. И я, подумав, решил сказать «да»! Угроза гражданской войны миновала. Цезарь теперь бессилен, — с огромным удовлетворением сказал Помпей. — И когда придет время, не допустить его до участия в выборах будет легко. Но гражданская война уже не разразится! И предотвратил ее я! Только я!

Катон то ли взвыл, то ли всхрапнул, схватился за голову и вырвал два клока волос.

— Кретин! — взвизгнул он. — Жирный, самодовольный, перехваленный переросток! Что ты предотвратил, идиот? Ты сдал Республику самому лютому ее ненавистнику!

Он скрипел зубами, царапал щеки, он потрясал клоками волос. Помпей отшатнулся, ничего не понимая.

— Ты взял на себя смелость решить спор с Цезарем? А есть ли у тебя право на это? Ты — слуга Сената, Помпей, и Риму ты не хозяин! От тебя ждут, что ты дашь Цезарю встрепку, а ты вместо этого хочешь сотрудничать с ним!

В гневе Помпей был ужасен. Но у него была фатальная слабость: стоило кому-нибудь резко смешать его карты (как это сделал Серторий в Испании), и он совершенно терялся, не зная, как быть. Катон вышиб из него наступательный дух, и он смутился, что не позволило ему тоже взвиться. В голове все путалось, ноги сделались ватными, Помпей попросту струсил. Неприкрытая ярость соратника ошеломила его.

Цицерон попытался переломить ситуацию.

— Катон, Катон, перестань! — крикнул он. — Действуй законно, приволоки Цезаря в суд! Гражданская война никому не нужна! Возьми себя в руки!

Крупный и вспыльчивый Лентул Крус ухватил его за плечо, повернул и погнал в дальний угол.

— Заткнись! Не суйся! Заткнись! Не суйся! — лаял он и с каждым словом тыкал Цицерона в грудь, так что тот едва удерживался на ногах.

— Ты не диктатор! — кричал Катон. — Ты не правишь Римом! У тебя нет полномочий вступать в сделки с предателем! Да еще за нашими спинами! Иллирия и один легион, да? И ты думаешь, это пустяк? Нет, глупец, нет! Это огромнейшая уступка! Роковая уступка! А Цезарю делать уступок нельзя! Нельзя давать ему завладеть даже кончиком пальца! И если ты, Помпей, нуждаешься в очередном и хорошем уроке, я, так и быть, тебе его преподам! Я вколочу в твою пустую башку, что ты ничто без нашей поддержки. Ты хочешь заключить союз с Цезарем? Прекрасно! А Цезарь — предатель! И ты тоже станешь предателем! И разделишь с ним его участь! Ибо, клянусь всеми богами, что я опущу тебя ниже, чем Цезаря! Я лишу тебя империя, провинций и армии одним махом вместе с Цезарем! Мне достаточно сказать только слово! И Палата одобрит мое предложение. И вето никто не наложит. Кассий с Антонием будут рады тебе навредить! Единственные два легиона, находящиеся поблизости, преданы Цезарю! А твои собственные легионы — в Испаниях, в тысяче миль! Так что попробуй, останови меня, если сможешь? Но ты не сможешь! А я уничтожу тебя! И прославлюсь, уничтожив предателя! Это не мужской клуб, к которому ты решил присоединиться! Boni намерены свалить Цезаря. И с удовольствием свалят любого, кто осмелится присоединиться к нему! Даже тебя! Ну-ка, задумайся, кто тогда полетит с Тарпейской скалы? Ты, ибо boni угроз не прощают! Нет, не прощают! Мы урезоним любого, кто возымеет наглость шантажировать римский Сенат!

— Стоп! Стоп! — тяжело дыша, проговорил Помпей, протягивая обе руки к своему оппоненту. — Остановись, Катон, я прошу тебя! Ты прав! Ты прав! Признаю, я сплоховал! Это все Цицерон! Это он меня заморочил. Я поддался ему, я не знал, как мне быть! Три дня никто ко мне ни ногой! Что я должен был думать?

Но гнев Катона не остывал так легко, как бы хотелось Помпею. Он все продолжал что-то бормотать, потом закрыл рот и встал, весь дрожа.

— Сядь, Катон, — взмолился Помпей, суетясь вокруг него, как старушонка вокруг истеричной рассерженной собачонки. — Вот сюда! Сядь, пожалуйста!

Он осторожно вытащил пряди волос из трепещущих пальцев. Затем метнулся к столику, налил в чашу вина и бегом вернулся обратно.

— Успокойся, выпей, пожалуйста! Ты прав, а я нет. Я признаю! Это происки Цицерона. Это он подловил меня в минуту слабости. — Помпей умоляюще посмотрел на Лентула Круса. — Выпей вина, Лентул, выпей и ты! Давайте-ка сядем и спокойно во всем разберемся. Ведь нет ничего, в чем не разобрались бы друзья! Пожалуйста, Лентул, выпей!