— Его будут поддерживать, — неуверенно осмелился вставить Брут. — Я вижу Луция Пизона, Филиппа, Лепида, Ватию Исаврика, Мессалу Руфа и Рабирия Постума. У них уверенный вид.
— Лузга! Отребье! — презрительно изрек Марк Марцелл.
— Но кто знает, как заднескамеечники поведут себя, когда дело дойдет до голосования? — с некоторым напряжением произнес Аппий Клавдий.
Он находился под следствием за вымогательство, и ему было несколько не по себе.
— Большинство из них будет голосовать за нас, а не за Цезаря, — надменно процедил Метелл Сципион.
В этот момент появились ликторы, за ними шествовал старший консул Павел. Он вошел в курию, сенаторы устремились следом в сопровождении слуг, несших складные стулья, а также писцов, нанятых теми, кто пожелал иметь дословную запись хода этого исторического собрания.
Произнесли молитвы, принесли жертвы, знаки посчитали благоприятными. Сенаторы сели на свои стулья, курульные магистраты опустились в свои кресла из слоновой кости на бело-голубом мраморном возвышении под сенью статуи Помпея Великого.
Помпея, который сидел на нижнем ярусе слева от возвышения, одетый в тогу с пурпурной полосой, и со слабой улыбкой смотрел прямо в лицо своей статуе, наслаждаясь иронией происходящего. Какой это будет восхитительный день! О, его ждет замечательный, восхитительный день! Наконец-то из-под ног единственного человека, способного встать вровень с ним, будет выбита почва. И это при полном невмешательстве Помпея Магна. Никто не сможет ткнуть в него пальцем и обвинить в сговоре с целью расправиться с Цезарем. Все произойдет без него, ему ничего не придется делать, только молча присутствовать на заседании. Естественно, он будет голосовать за лишение Цезаря губернаторских полномочий, но точно так же проголосуют практически все. Выступать он не станет, даже если его попросят. Boni сами найдут что сказать.
Павел, у которого были фасции на весь март, сидел в своем курульном кресле чуть впереди Гая Марцелла. За ними устроились восемь преторов и два курульных эдила.
А внизу, прямо под курульным возвышением, стояла очень длинная, прочная, хорошо отполированная скамья. Там помещались десять плебейских трибунов, избранных простым римским людом для защиты своих интересов, а главное, для того, чтобы ставить аристократов на место. По крайней мере, так было на заре основания Римской Республики. В те времена патриции целиком контролировали Сенат, а также суды, Центуриатное собрание и вообще все сферы общественной жизни. Но это продолжалось недолго. Рим не хотел новых царей. Плебс стал стремительно богатеть и потянулся к власти. Поединок умов длился сто лет. Патрициат боролся, но терял силы. И в результате плебеи получили право на один консульский пост, на половину мест в коллегии понтификов, на официальное причисление к знати плебейских экс-преторов и на организацию коллегии плебейских трибунов, дававших клятву защищать интересы своих избирателей даже ценой собственной жизни.
Прошли сотни лет, и роль плебейских трибунов переменилась. Постепенно Плебейское собрание, то есть группа римских граждан, узурпировало львиную долю законотворчества и перешло от ограничения власти патрициата к защите интересов всадников-коммерсантов, которые сформировали ядро Плебейского собрания и стали все жестче контролировать политику Сената.
Затем стал появляться особый вид плебейских трибунов, таких как братья Тиберий и Гай Семпронии Гракхи, которые использовали свое положение и Плебейское собрание для того, чтобы отнять часть власти у плебса и патрициата и наделить ею низшие слои римского общества. Оба поплатились за это, оба умерли страшной смертью, но память о них не умерла. Их эстафету подхватили другие, правда с другими целями и идеалами, — Гай Марий, Сатурнин, Марк Ливий Друз, Сульпиций, Авл Габиний, Тит Лабиен, Публий Ватиний, Публий Клодий и Гай Требоний. В Габинии, Лабиене, Ватинии и Требонии новые веяния проявились особенно четко. Каждый из них ориентировался на определенную политическую фигуру. Габиний и Лабиен — на Помпея, Ватиний и Требоний — на Цезаря.
Почти пять веков практики плебейского трибуната обрели кратковременное воплощение в десятке людей, не имевших права на ликторов и сидевших в простых белых тогах на длинной деревянной скамье. Восемь из них до избрания уже несколько лет терлись в Сенате, двое стали сенаторами только сейчас. И девять из десяти были никем — людьми, чьи имена и лица сотрутся в памяти римлян сразу по окончании срока их службы.
Но Гай Скрибоний Курион был отнюдь не таков. Он, как президент коллегии, занимал место в центре скамейки. Этот плебейский трибун с мальчишечьим веснушчатым лицом и непокорной шевелюрой ярко-рыжих волос был полон огромной энергии и энтузиазма. Блестящий оратор, известный своими консервативными взглядами, Курион был одним из самых ярых противников Цезаря в год его консульства, хотя тогда был слишком молод для Сената.
Но казалось, микроб радикального экстремизма, свойственного всем плебейским трибунам, проник и в него. Некоторые из его законопроектов, мягко говоря, удивляли. Сначала он попытался провести закон о предоставлении полномочий проконсула новому куратору римских дорог. Многие подозрительные boni посчитали это намерением дать возможность Цезарю занять другую, если и не военную, то все же командную должность. Затем Курион как понтифик рьяно принялся убеждать коллегию понтификов вставить в год еще двадцать два дня в конце февраля, что отодвинуло бы наступление мартовских календ на весьма значительный для Цезаря срок. Неудачу с дорожным законом Курион воспринял спокойно, однако за мерцедоний ревностно бился и, когда ему все-таки отказали, пришел в дикую ярость. Эта реакция подвигла Целия написать в Киликию своему приятелю Цицерону, что Курион, по его мнению, куплен. И куплен не кем иным, как Цезарем.
К счастью, эта догадка никого больше не осенила, по крайней мере настолько, чтобы отнестись к ней всерьез, так что в этот знаменательный день Курион посиживал на своем месте в позе, показывающей, что происходящее его мало интересует. Раз уж плебейским трибунам заткнули рты декретом, запрещающим им накладывать вето на ключевые вопросы повестки, то и ждать от них нечего, говорил его вид.
Павел объявил об открытии заседания и поручил вести его Гаю Клавдию Марцеллу-старшему.
— Уважаемые старший консул, цензоры, консуляры, преторы, эдилы, плебейские трибуны, квесторы и все почтенные отцы, — встав во весь рост, сказал тот. — Мы собрались, чтобы решить, как поступить с Гаем Юлием Цезарем, губернатором трех Галлий и Иллирии, о чем до настоящего дня говорить не имели права в свете закона, проведенного Гнеем Помпеем Магном и Марком Лицинием Крассом пять лет назад. Но сегодня Палата имеет право обсудить вопрос, оставлять Гаю Юлию Цезарю его полномочия или нет, поскольку срок его губернаторства вышел. Собственно, этот срок можно было бы и продлить еще на год, согласно упомянутому закону, однако во время одиночного консульства Гнея Помпея Магна этот закон был изменен. Теперь дебаты следует повести по-другому. Среди сидящих здесь имеется небольшая группа людей, которые были преторами или консулами, но не пожелали управлять провинциями по истечении срока своих должностей. Совершенно законно данное собрание может решить использовать эти резервы и немедленно назначить нового губернатора или губернаторов Иллирии и трех Галлий. Консулы и преторы этого года не имеют права управлять провинциями в течение пяти лет, но мы, вероятно, не можем разрешить Гаю Цезарю продолжать губернаторскую службу еще пять лет, не так ли?
Гай Марцелл-старший помолчал, его смуглое привлекательное лицо светилось лукавством. Никто не сказал ни слова.
— Всем здесь присутствующим известно, что Гай Юлий Цезарь творит в своих провинциях чудеса. Восемь лет назад он начал с Иллирии, Италийской Галлии и Дальней Галлии, входящей в состав Римской Галльской Провинции. Восемь лет назад он начал с двух легионов, располагавшихся в Италийской Галлии и одного легиона в Провинции. Восемь лет назад приступил к управлению тремя мирными провинциями, и Сенат одобрил его действия, направленные на то, чтобы урезонить гельветов, пытавшихся вторгнуться в наши пределы. Но Сенат не давал ему полномочий входить в район, известный как Длинноволосая Галлия, чтобы воевать с неким царем германцев-свевов Ариовистом, имевшим статус друга и союзника Рима. Он не давал ему полномочий набирать новые легионы. Он не давал ему полномочий, подчинив царя Ариовиста, идти дальше, в Длинноволосую Галлию, и воевать с племенами, не имевшими с Римом договоров. Он не давал ему полномочий образовывать колонии так называемых римских граждан по ту сторону реки Пад в Италийской Галлии. Он не давал ему полномочий вербовать и пополнять свои легионы неримлянами. Он не давал ему полномочий дурно обращаться с послами некоторых влиятельных германских племен.
