Когда на следующее утро часов в десять Джиджи проснулась и открыла глаза, на ковре рядом со своими тапочками она увидела записку: «Джиджи! Я очень рада, что ты приехала. Я буду дома весь день. Когда тебе захочется позавтракать, пообедать или еще чего-нибудь, набери 25 по интеркому (он стоит рядом на столике). Целую — Билли».

Сев на постели, Джиджи с удивлением и почтительностью разглядывала записку. Это был вполне ощутимый листок бумаги, и когда она, послюнив палец, провела им по строчкам, чернила даже размазались, так что, рассуждая логически, все остальное в комнате тоже было настоящее и реальное. Такие комнаты она видела в старых фильмах, только девушка, актриса, которая играла светскую даму, обычно была одета в шелковую или полупрозрачную ночную рубашку. В руках она небрежно держала чашку чая и маленький тостик, а на коленях у нее стоял поднос, почтительно поданный лакеем. Если бы ей до смерти не хотелось писать, она бы весь день пролежала в этой шикарной постели под обшитыми кружевами простынями с монограммами. Постель и в самом деле настоящая, да еще под балдахином из тончайшего цветастого хлопка, правда, слишком роскошная, чтобы просто спать в ней, ей бы стоять в театре, на сцене. Можно даже позвонить лакею, который наверняка где-то поблизости, подумала Джиджи, прекрасно зная, что никогда в жизни не осмелится сделать это. Но сначала то, что не терпит, и она проскакала в ванную. На ней была рваная водолазка, в которой она спала. Через несколько минут она вышла уже умытая, смутно припоминая, что вчера, кажется, принимала ванну, — значит, на утренний туалет времени тратить не придется, — и осторожно приблизилась к интеркому, с которым имела дело впервые в жизни. Как она и ожидала, телефон оказался белый. Нет, в отличие от Алисы, она не станет проглатывать содержимое никакой бутылочки с надписью: «Выпей меня», она и без того находится в Стране чудес.

— Потрясающе, Джиджи, ты уже встала! Хорошо выспалась? — неожиданно раздался голос Билли.

— Изумительно, но я ничего не помню. Я вчера действительно пила бренди или мне приснилось?

— Ты выпила совсем немножко… чуть-чуть, исключительно в медицинских целях, — виновато оправдывалась Билли.

— Надеюсь, я еще кое-что помню, но все-таки где я? И где вы? Что мне сейчас делать?

— Надень халат, и скоро я буду у тебя.

Оглядев свой старый халат, Джиджи торопливо натянула свитер и джинсы, в которых приехала. Одежда для нее ничего не значила, но халат показался ей действительно грязноватым. Приглядевшись поближе, она поняла, что он неприлично грязный. В Нью-Йорке он выглядел вполне нормально, но в золотистом свете этого солнечного утра, льющемся сквозь высокие окна и отражавшемся от стен, расписанных голубыми, белыми и желтыми цветами, на нем вдруг проступили жирные пятна, которых она раньше не замечала. И вообще все в этой великолепной огромной спальне было из другой реальности, находящейся словно в ином, совершенно невообразимом измерении. Такая неописуемая роскошь была для нее шоком, обострила ее чувства: словно до этой минуты она жила, вернее, существовала в сумеречном черно-белом мире и вдруг оказалась в суперсовременной Стране Оз. «Да, я в Стране Оз», — подумала Джиджи, испытывая легкое головокружение, но в этот момент послышался стук в дверь, и в комнату вошла Билли.

— Что из еды ты хочешь сейчас больше всего на свете? — спросила она, крепко обнимая девочку.

— Все, что угодно, я умираю с голоду, — ответила та, стараясь незаметно отодвинуть халат в сторону.

— Нет, правда, у нас есть все.

— Тогда, пожалуйста, рогалик, сливочный сыр и копченую лососину.

— Сейчас я слышу речь истинного ньюйоркца. В таком случае у нас есть не все. Давай еще раз, — рассмеялась Билли: Эллис Айкхорн всегда утверждал, что копченая лососина лучше икры.

— Кукурузные хлопья, яичницу-глазунью и поджаренный белый хлеб, годится? И апельсиновый сок, — не задумываясь выпалила Джиджи, поскольку это был самый обычный завтрак.

— Принято. — Билли сняла трубку и передала заказ Джози Спилберг, которая уже выздоровела и вышла на работу. — Пойдем, Джиджи, позавтракаем на террасе.

— А вы разве еще не завтракали?

— Я просто посижу, а Джози тем временем позвонит в «Арт-Дели» и закажет лучшую лососину, какая есть к западу от Манхэттена.

— Я не хочу, чтобы вы так беспокоились, честное слово, — проговорила Джиджи, к своему удивлению, почти не смутившись. Она часто пыталась представить, как выглядит новая жена отца, но к тому, что увидела, была совершенно не готова: рост Билли, ее захватывающая красота, неотразимое обаяние, поистине королевская манера поведения и вроде бы небрежная, но непререкаемая уверенность в себе. Таких, как Билли, Джиджи еще не встречала, но тем не менее в присутствии этой женщины она чувствовала, что здесь ей очень рады. Огромная разница между ними, казалось, не имела значения.

— Мне интересно побыть с тобой, — просто сказала Билли. Ей ужасно хотелось, чтобы Джиджи хоть немного поправилась. Конечно, в шестнадцать лет она еще растет, но даже при ее теперешнем небольшом росте девочка выглядела слишком хрупкой.

Пока Джиджи ела, она ненавязчиво задавала ей вопросы и к концу завтрака поняла, что в Нью-Йорке нет никого, кто мог бы позаботиться о дочери Вито. Джиджи никогда не видела никого из родственников отца, а из родственников матери в живых никого не осталось. Она второй год посещала бесплатную среднюю школу, и, хотя была знакома со многими парнями, романов у нее еще не было. Джиджи поведала ей, что еще ни в кого не влюблялась, за исключением Джеймса Дина в фильме «К востоку от Эдема», который смотрела пятнадцать раз. Ей нравились три-четыре семьи, в которых она жила, пока мать ездила с концертами, но ни одной из них она предпочтения не отдавала. Карту нью-йоркской подземки она знала наизусть и, кроме того, поразила Билли своими обширными познаниями в области кулинарии и насчет того, где и как покупать продукты: этим она начала заниматься по крайней мере лет пять назад, освободив от домашних обязанностей мать.

— Бродячие артисты неправильно питаются, — объясняла Джиджи. Ей было приятно, что Билли проявляет к ее любимому занятию неподдельный интерес. — У них никогда нет времени, чтобы покупать продукты и нормально готовить. Как правило, почти все они живут на кока-коле и сигаретах, как балерины. Мама всегда беспокоилась, что я не получаю правильного питания, вот я и решила, что хоть в чем-то могу помочь ей. А потом я поняла, что мне это нравится и я это умею. В Нью-Йорке я знаю много рынков, где можно купить дешевле, а вообще я знаю итальянскую, американскую и очень хорошо китайскую кухню, научилась от друзей и по книгам. Французскую кухню пока не начала, но хочу изучить. Дело в том, что даже если я не сделаю на этом карьеру, то все равно повара нужны везде. А кроме того, готовить — мое хобби.

— У тебя есть и другие увлечения? — Билли была поражена рассудительностью Джиджи.

— Люблю старые фильмы и еще — петь, хотя слух у меня не очень хороший. Я с детства слышала музыку, которую исполняют артисты, в основном из музыкальных альбомов к фильмам, действительно к старым фильмам, — музыку Роджерса, Харта, Лернера и Лоу, хорошую музыку. Знаете, в школе я больше всего люблю занятия по искусству, мне нравится рисовать.

— А ты когда-нибудь думала заняться шоу-бизнесом, Джиджи?

— Ни за что. Мама… умерла, потому что была артисткой, да и у папы жизнь не слишком сладкая. Вы же видите: он — жертва своей работы. Его жалко.

— Да, наверное, это так, — пробормотала Билли. Продумать только, Вито — жертва! Ну и обманывал же ее этот подонок!

— Он потрясающий человек, — продолжала Джиджи, подавив вздох. — Конечно, я понимаю, он должен жить здесь, здесь его работа. Ему часто приходится выезжать на места съемок, поэтому и в Нью-Йорк он приезжал, лишь чтобы повидаться со мной. Они с мамой никогда не ладили, с самого начала, я всегда это знала. Как только я подросла, мама объяснила мне, что папа очень любит меня, но у него ужасно трудная жизнь. Иногда он опаздывал переводить нам деньги, потому что в тот момент ему надо было собрать на финансирование картины, но все равно, несмотря ни на что, он приезжал ко мне. Я так рада, что все у него наконец хорошо. Наверное, это его первый настоящий дом.