Зрачки дамочки расширились еще больше и это меня озадачило.
– Ван-Вано, я сказал что-то не то? Это ж должно было ее успокоить. Я что, должен пропеть ей баюшки-баю?
– Кусачки положи, пока они чего-нибудь действительно не откусили. Она тебя, наверное, не понимает, – подсказал Ван Вельдер.
– Ладно, положил. Но я говорил на стандартном марс-бейсике. Или я, что, совсем кепала-келапа?
– Это бейсик притонов и нижних уровней, с сильной примесью китайского и малайского, да еще гнусавый, с «жеванием соплей», то есть пиджин. Даже слово кепала-келапа, которое ты только что употребил – кокосовая голова, дурак по-малайски. Женщина же, наверняка, говорит на нормальном бейсике, так что попробуй машинный перевод. У нас трансивер близкосвязи не работает на передачу. Так что соединись с ней стандартным кабелем Интелпорт, такой наверняка лежит у нее в бардачке.
– А если ее драйверы не потянут?
– У нее зрачки в норму пришли. Кажется, она хочет что-то сказать. Открой ей рот.
Я опустил руку, она яростно прокашлялась, словно изгоняя тех микробов, которые оказались у нее на губах, и сказала не на бейсике или пиджине, а по-русски, хотя и с сильным акцентом. Блин, да я русский понимаю!
– Слушай меня внимательно, чмо, ты не высадишь меня из моей машины и ничего не будешь мне засовывать. И убери ногу с двери, босяк, иначе она не закроется.
– Это что, русский язык? Сурово звучит. Значит, она тебя опознала по словам «а нам плевать на барахло», – подсказал Ван, – так говорят артельщики из русских приполярных секторов, которые отвергают личное обогащение за счет несчастья других, мне это вообще тоже нравится.
Я посмотрел в ее зеленые глаза – очень яркие. Там словно искорки мелькали, наверное, это буковки-цифирки – значит, линзопроекторы на месте.
– Послушайте, дамочка, не пробуйте сейчас с кем-то связаться, за исключением меня. Насчет тачки – «моя-твоя» нам сейчас без разницы, тем более, что вы тоже не заработали её непосильным трудом. Вот мы с этим пареньком вкалывали по 16 часов в день – и нам не заработать было даже на клаксон к детскому велосипеду. А чтобы купить себе порцию оксигеля и дожить до конца смены, надо было украсть и не попасться. Короче, мне и этому пареньку ваша тачка нужнее.
– Разбежались. Никто у меня ничего просто так не заберет, – ее изысканно очерченные губы фыркнули.
– Для вас цена вопроса – получить небольшой нагоняй от папика и сходить в автосалон, можно и виртуально. Машина ваша наверняка застрахована, так что купите себе такую же или еще лучше. А для нас цена вопроса – отрезанные яйца, расколотые головы, размазанные по стене мозги. Мы не хотим возвращаться на минус-двенадцатый уровень. Надеюсь, вы меня понимаете. Ну, код доступа к управлению – я жду.
– Да хоть останься от вас только размазанное по стене дерьмо – вам не высадить меня из моей машины. Мы поедем дальше вместе.
Она приняла нормальное положение в водительском кресле, положила руки на троды системы управления и двинула внедорожник с места.
– Ого. И куда же дамочка дальше, да еще с такими чмошниками?
– А куда вы там? В Марусию, наверное.
И так она это сказала, что ко мне пришло ощущение малой родины. Русские секторы Марса, Марсороссия или, кратко, Марусия. Вот куда я должен вернуться.
Последующие несколько секунд я вспоминал почему-то, как заделывал свой первый тоннель – там, в Северном каньоне. От воспоминаний голова даже горячей стала… Вот растянуты последние слои пленки на выходе из тоннеля, надуваются – внутри земная атмосфера, воздушный подарок от артели. Уют еще больше чувствуется оттого, что с той стороны пленки остался Марс, который мы так поспешно собрались терраформировать, но лишь ненамного увеличили количество углекислого газа и водяного пара с помощью пенетраторов, растапливающих грунтовый лед. Я сыплю землю из мешка на слой драгоценного компоста, сладко пованивающий перегноем, рою лунки, дедовским образом, куда укладываю фабричный мицелий. Как тепла и благодатна почва, трогаешь ее восторженно, почти как женщину…
«Эй, кончай вспоминать, иначе в суп попадешь», – едва остановил себя.
– В Марусию с нами? В ту самую тоталитарную, коллективистскую Марусию, которую хвостят на каждом шагу в «свободном городе Вавилоне»? Дамочка, вы понимаете, что нам банально не хватит топлива и последние сто-двести километров придется топать пешком. Не факт еще, что и кислорода хватит. Я, может, и понесу вас на руках, сначала – но стопудово не донесу.
– На мой машине атомный двигатель с жидкометаллическим теплоносителем и в багажнике три гермокомбеза с ранцами, полными сжиженного кислорода. Въезжаешь?
Ого. Это серьезно. Дамочка не из простых.
– Я бы на вашем месте не согласился бы на длительную поездку с двумя грязными типами – чего у них там в башке немытой? Не надо это делать из-за страха за жизнь – ей, похоже, ничего не угрожает.
– Меня всю жизнь длительно окружают грязные типы, голова мытая, а мысли грязные, – и дамочка решительно тронулась с места. Ван Вельдер, не врубавшийся в нашу беседу на русском, теперь всё понял и удовлетворенно улыбнулся.
Конечно, она чего-то не договаривала, зато ехали с ветерком. Но скоро приехали. Дорогу преграждал бронированный утюг полицейского вездехода. Дамочка дала резко влево и проехала чуть ли не по стене тоннеля. Кто-то из полицейского патруля стал стрелять из гранатомета кумулятивными боеприпасами. Попал со второго раза. Наша машина с отлетевшими траками поехала на боку, в кабине пошел дым, в последний момент я выбил верхний люк ногами и вытащил их обоих – Ван Вельдера и дамочку. Он был мертв, струя расплавленного металла прожгла его насквозь, угольное пятно на груди; она – вроде без сознания. Взялся было делать ей искусственное дыхание и один раз даже вдул рот в рот – если честно, это понравилось. Попутно засунул руку в кармашек ее комбеза – вытащил оттуда карточку типа визитки. Если выживу – жди в гости.
Тут рядом со мной оказался здоровенный полицейский робот и мгновенно навел на меня руку-пулемет. Однако и в моей руке сразу появился нейлер – я засадил ему гвоздь прямо в микрометровую камеру, отчего пулеметная очередь прошла неточно, рядом с моим ухом. Следующим движением я бросил в робокопа выбитый люк внедорожника. Сгоряча получилось нехило – очередь прошила ее, но эта штуковина заехала роботу по кумполу, немного свернув его набок. Я, воспользовавшись тем, что робокоп ослеп, проскочил между его конечностей и оказался сзади. Он быстро развернулся, но я еще быстрее повторил маневр и снова возник у него позади. Робокоп, ориентируясь по акустическим датчикам, сильно наклонился и начал стрелять назад. Это его и погубило. У него появилась «пятая точка» – в которую я и приложил со всех сил. Падая плашмя, он отстрелил себе панель доступа к узлу управления приводами. Осталось только перекусить кусачками исходящий оттуда пучок проводов – и у робокопа полный паралич.
Однако на меня двигался еще один полицейский робот, на этот раз тяжелый, колесно-гусеничный, ловя мою тушку контуром целеуказателя. А с той стороны от завалившегося внедорожника, где я пытался укрыться, завертелся хищный птеродрон. Я ухватился за пулемет парализованного робокопа и, пока он еще изрыгал свинец, направил на птеродрон. Птичка резко вильнула в сторону, бжикнула по стенке тоннеля, свалилась и, все еще дергая крылом и скользя по полу, пустила через продырявленное пузо дым из истолченных микросхем. Следующая очередь пришлась на второго полицейского робота, он загорелся синим пламенем в районе грудного сегмента – роль простреленного сердца сыграла фрикционная муфта – и замер в позе роденовского «Мыслителя». Блин, я уже и роденов с мыслителями стал вспоминать, а до этого жил только тем, что мне Ван Вельдер подскажет, добрая душа. И так грустно стало, что мне единственного друга убили, хоть ложись и помирай.
Пока я грустил, ко мне подкатил дроноскутер – я сразу понял, это не из полиции, нестандартной зеброобразной раскраски. Типа приглашает – но стоит подумать. Или не стоит? По стенкам тоннеля ко мне уже торопились чешуйницы, мечущие фиолетовые разряды под 10 тысяч вольт – этих биомехов применяют ЧВК, работающие на «Марсанто», когда у них есть ордер на ликвидацию. Одна тварь совсем рядом – гибкое тело, толщиной со шланг, украшено присосками; круглая головка, на ней два рога побольше и множество мелких – это стопки нейронов, мутировавших в электрические органы; из-под зеркального забрала свисают слюни катаболитов. Думать не стоит – у меня нет выбора.
