«Да, так оно и бывает», – скривилась Мэл, катая на языке солёный привкус чужой крови и горький – уже собственной памяти. Кого-то родной отец, назвав мутантом и генетическим уродцем, выставляет за порог дома в шестнадцатый день рождения. А кто-то, глядя в лицо собственной сестры, чувствует, как выгорает всё то, что когда-то связывало с ней. Взамен остаётся рана, воспалённую, вечно кровящую поверхность которой слишком больно задевать. Ведь это же была сестра – Мэллори не могла ошибиться. Кому, как не ей, знать, как выглядят подобные узы.

– Я кое-что тебе принесла, – Мэл криво усмехнулась и наконец пошевелилась. Медицинский инъектор вместе с двумя колбами поместился в бедренный карман комбинезона достаточно свободно для того, чтобы «упыри» ничего не заметили, да и никто не собирался перед ними отчитываться. В конце концов, все же заинтересованы в том, чтобы испытуемый протянул немного дольше, так?

– Видишь? – Ответа не было – реакции совсем никакой. Только похожая на лихорадку тряска – следствие то ли наркотической ломки, то ли чего-то другого. Например, того, что выросшее на воле существо, которое даже в окружившей его толпе мечется, подобно пойманному хищнику, не способно жить в белоснежной, стерильной клетке.

– Ладно… – Пленник всё так же молчал, но Мэллори чувствовала – он почти очнулся. Вернее, балансировал на грани бреда и яви – так, как диктовало ослабевшее тело. И если поднапрячься, совсем немного, можно было поймать обрывки его грёз: лица, лица. Застилающая левый глаз, пахнущая металлом кровавая пелена, тяжкое, хриплое дыхание того, кто явно всегда бегал легко, как грациозная большая кошка. Рвущая лёгкие боль в груди – не от бега, нет, совсем не от него, а от невыносимой, чёрной обиды.

«Чудовище не всегда было чудовищем», – явилась вдруг отстранённая мысль, скользнула по сознанию острым, ранящим краем. Мэл со щелчком вогнала в инъектор первую колбу – как магазин в рукоятку того пистолета, что был у пирата при себе. Немного резким движением – Сид, по внутренней сети получивший от хозяйки сухой приказ приготовить два препарата, явно обиделся. Мэллори никак не могла избавиться по этому поводу от какого-то неприятного осадка на совести, но и поделать с собой ничего не могла – видеться с доктором почему-то очень не хотелось.

– Сейчас станет легче, – Мэл непонятно кому скорчила улыбку и прижала инъектор к плечу пленника. Подняла взгляд к посеревшему лицу, зная, что изменения увидит почти сразу. Сид готовил отличный коктейль, питающий сердечную мышцу – в этом доку отказать было невозможно. Ещё Сид оказался способным намешать мерзости, облегчающей пресловутый абстинентный синдром. Мэллори вдавила инъектор во второй раз и ещё пару десятков секунд наблюдала, как всё более размеренно, без судорожных рывков, вздымается и опускается обтянутая красной майкой мощная грудь. Кажется, подействовало…

– Пить хочешь? – тихо спросила Мэл, но вопрос ушёл в звенящую электрическим фоном тишину. Пленник даже не шелохнулся, будто сама Мэллори ощущала его жажду острее, чем он сам. Ни слова, ни звука – даже удивительно. – Ладно, как хочешь.

Распоряжение напоить объект, когда он очнётся, Мэл дала уже лаборантам, сгрудившимся мини-толпой у самых створок, но почему-то не спешащих зайти. На несколько мгновений пират остался в одиночестве и только тогда пошевелился. Осторожным движением, явно пробуя силы, сумел чуть напрячь руки, будто подтягиваясь из лежачего положения. С третьей попытки сжал в кулаки онемевшие от неподвижности пальцы. Облизнул пересохшие губы и только потом, разлепив веки, уставился на закрытую дверь неподвижным, тяжёлым взглядом.

Глава 5

— Внимание. Персоналу покинуть коридоры. Внимание. Персоналу покинуть коридоры, – монотонный бесполый голос сотрясал все помещения комплекса, заполняя их вплоть до самого труднодоступного закутка. Голосу фоном вторила сирена, пульсировала прерывисто, с придыханиями, подобно больному аритмичному сердцу, цепной реакцией передавала тревогу через сами молекулы воздуха. Звуковое оповещение дополнялось мигающим красным светом, непостижимым, потому что источник его проектировщики аккуратно скрыли в стыках стен и потолка, и в то же время взвинчивающим нервы до предела. Вся эта световая и звуковая вакханалия способна была вызвать головную боль у кого угодно, но Мэллори, откинувшись на спинку кресла, терпеливо ждала, когда однообразные в своей белоснежности коридоры действительно опустеют. Опустеют, как предписано правилами безопасности комплекса, потому что подобные правила всегда пишутся отнюдь не чернилами.

Мэл успела просмотреть это трижды с того самого момента, как её вызвали по тревоге, вырвав из очередной полудрёмы, на которой настаивал Сид. Выселенному из-за пульта оператору не пришло в голову даже пикнуть в возражение; Мэл только скривилась, улавливая без малого ужас, что липкими волнами исходил от слишком юного на вид парня. Впрочем, винить его никто не собирался, потому что запись прямо-таки вопила сама за себя: «Правила пишутся кровью». И того, что уже совершилось, изменить невозможно.

Правила безопасности пишутся кровью. Вот белоснежная лаборатория сектора В с её приглушенным пока освещением. Главная камера направлена на неподвижную фигуру, прикованную к плите стенда, в горизонтальном положении похожей на обманчиво безобидный стол. В нижнем правом углу экрана сменяются цифры таймера, текут мерно, будто успокаивая, умиротворяя: всё в порядке, всё в норме, всё так, как должно быть, так, как всегда. Лаборант в белом и подходит к рабочему месту не торопясь – так, как делал это десятки раз до этого дня, продолжая или заканчивая очередной цикл умирания. С десяток минут у сотрудника уходит на то, чтобы запустить и протестировать свою «кровососную машину», подключить фиксирующую аппаратуру. В поле зрения камер появляются ещё двое – один из них усаживается за небольшой пульт, на экран которого должны выводиться показатели жизнедеятельности «объекта». В руках у второго – оснащённый трубочкой одноразовый сосуд с водой. Потому что приказы хозяйки не привыкли обсуждать даже те, кто считает их лишними и неразумными.

«Напоить объект». Мэллори только поморщилась — снова — когда лаборант на записи сквозь оболочку при помощи инъектора ввёл в питьё успокоительное. Очевидно, по собственной инициативе, потому что процедура с названием препарата была занесена в электронный отчёт минутой позже, как бы «задним числом». Для чего — не ясно, потому что пленник всё так же не шевелился.

Не шелохнулся он и тогда, когда рта его коснулась трубочка, только дышал размеренно, пусть и с натугой. Слишком размеренно, чересчур спокойно, будто в глубоком сне – лаборант как-то неуверенно оглянулся на только что подключенный экран активности мозга, будто пытаясь сверить видимое состояние объекта с показаниями прибора. Потом чуть придавил эластичный сосуд, смачивая искусанные, белесые от жажды губы пленника капельками воды, и наклоняясь при этом слишком…

«Низко…» – Мэл с ожесточением завершила мысль — будто продавила её сквозь очередной всхлип сирены, от которой уже ныли зубы. Собственные губы искусаны так же, как губы пирата – чёртова детская привычка до крови обрывать кожу в минуты нервного напряжения.

— Идиот… — это уже вслух, полушёпотом – как будто что-то можно изменить. Как будто можно уложить в чересчур умные головы работников сектора В ненормальное в своей дикости представление о том, что ради освобождения можно причинить самому себе увечье. Вот так, едва пошевелив задранными над головой кистями рук, правой ладонью вцепиться в большой палец левой, и… Может, хруст и был, но лаборант его не услышал. Только непроизвольно вздрогнул, уловив боковым зрением непонятное движение, но даже охнуть не успел, угодив хлипковатой шеей в локтевой сгиб мускулистой смуглой руки. Невесть как, невесть почему свободной.