Что ж, придется уйти ни с чем. Я повернулся и поскользнулся на мокрой ступеньке. Меня шатнуло назад, я ударился локтем в дверь, и, к моему удивлению, она легко отворилась. Дверь была просто открыта!
Что же, надо войти. В полусумраке обозначилась лестница, поднимавшаяся наверх, дверь налево и дверь направо. Небольшая прихожая освещалась окошком с верхней площадки, за этим окошком горел фонарь.
Я покашлял. Сделал два осторожных шага.
– Тут кто-нибудь есть?
Молчание.
Я пошел наугад к правой двери и постучал в нее. Дверь была тоже открыта.
– Здесь нет никого?
Я разглядел небольшую комнату. И кажется, тут есть обстановка. Во всяком случае, я различил низкий столик и кресла. Пустая комната. Странный, однако, дом. Никто не живет, а в комнате мебель. Двери не заперты, а где-то горит свеча. Свеча! Должно быть, она горит в комнате напротив.
Я постучал в другую комнату. Опять без ответа. Нажал на ручку, дверь отворилась. Да, в комнате было светлее. Я сразу увидел свечу. Она горела в углу перед кроватью, а на кровати кто-то лежал.
– Извините, – пробормотал я и хотел затворить дверь, но меня остановил тихий прерывистый голос.
– Куда же вы? Стойте.
Я замер в дверном проеме. Фигура приподнялась на кровати, и я увидел, что это женщина.
– Раз уж пришли, так войдите, – сказала она. – Как видите, я держу дверь незапертой.
– Извините, – снова сказал я, – вероятно, я ошибся домом.
– Ошиблись? – Она откинулась на подушку. – Сегодня мне нездоровится, жар. Я не знаю, что делать.
– Вы заболели? – спросил я.
– Представьте. Ехала ночь в холодном вагоне. Меня уже там била дрожь.
– Вы только что приехали в Ригу?
– Вчера. Как вы узнали и как вы нашли меня здесь? Я вас увидела в окно и весьма подивилась. Но это хорошо, что вы здесь. Как видите, я заболела, совсем одна. А мне нужна помощь.
– С удовольствием вам помогу, – сказал я.
– Идите сюда, идите, – пробормотала она.
Я неуверенно подошел.
– Сядьте.
Я присел у кровати.
– Как полагаете, у меня сильный жар?
Я положил ладонь на ее горячий лоб.
– У вас большая температура. Тут есть лекарство?
– Дайте я посмотрю на вас. – Она приподнялась. – Я никогда ведь не видела вас так близко.
Ее щеки были покрыты темным румянцем. Рассыпанный ворох волос и лихорадочное мерцание глаз. Она тяжело и прерывисто дышала.
– Как вы нашли меня, говорите. Мне интересно знать. Если б не жар и не эта встреча, никогда бы не осмелилась спрашивать вас.
– Как я нашел? Случайно. По улице брел…
– А в Ригу приехали тоже случайно? – Глаза ее блеснули.
– В Ригу, конечно, приехал с определенной целью.
– А! – Она вновь откинулась на подушку. – Дальше не стану расспрашивать. Мне и так довольно.
– Вам надо принять аспирин, – сказал я. – Есть у вас аспирин?
– Что? Не понимаю… У меня сумбур в голове.
– Давайте вызовем врача.
Она приподнялась с испуганным видом.
– Какого врача? Ни в коем случае. Я умоляю вас, никому ни слова. Ведь я приехала тайно!
– Но какое дело врачу до тайны? Он придет и уйдет.
– Замолчите! – сказала она.
– Тогда я схожу в аптеку.
– Нет! – Она схватила меня за руку. – Не оставляйте меня. Мне тяжело и страшно. Смотрите, смотрите, в углу! Они там прячутся, поглядите!
– Там никого нет, – сказал я, – у вас жар, ложитесь.
Она покорно легла.
– Я приехала тайно, – сказала она. – Томасу надо бежать. Но я не могу подняться. Как же сказать Томасу? На первый же пароход. Улица Трошню, с башенкой дом. Передайте ему… – Кажется, она бредила.
Я решил сбегать в аптеку. Дежурная аптека оказалась не близко. Когда я вернулся, она сидела, спустив ноги с кровати, и напряженно вглядывалась в окно. Свеча догорала.
– Где вы были? – сказала она. – Мне кажется, за окном кто-то есть. Они следят.
Я посмотрел в окно, на мокрой улице никого не было.
– Выпейте аспирин.
– Что это такое?
– Лекарство.
Я заставил ее выпить четыре таблетки и укрыл одеялом до подбородка.
– Они следят, – бормотала она, – я знаю. А Томасу надо бежать. Завтра же. Улица Трошню, четыре. В вагоне нетоплено, бррр… Я вся продрогла. Вы ехали в том же поезде, знаю. Не обольщаюсь. Вы ехали по делам. Как это у вас там написано… Я продрогла…
Я смотрел на руку, брошенную поверх одеяла. Мне стало казаться, что эту руку я видел когда-то. Лежащей вот так же на мягкой ткани. Я помнил «позу» этой руки, созданную расположением пальцев, и сами пальцы, запястье. Рука для меня много значит. Мне кажется, что она говорит о человеке не меньше, чем, например, глаза.
Свеча догорала, я смотрел и смотрел. Где же я видел ее, эту руку? Я взял оплывший столбик свечи и поднес к лицу незнакомки. Она спала, слегка приоткрыв губы, распавшаяся прядь накрыла щеку.
Я вгляделся. И в одно мгновение лоб мой покрылся испариной. Я вскочил с бьющимся сердцем, свеча полетела на пол. Это была она, без сомнения, она. Речь шла не о простом сходстве. Мгновенным озарением я понял, что вижу перед собой ее. Девушку с моего портрета.
Давно я носил этот портрет в бумажнике. Как-то мне попалась подшивка старого журнала. Там было много интересного. На одном развороте красовались репродукции с выставки художников. Меня сразу привлек этот портрет. Несмотря на черно-белые тона, была в нем необычайная живость. Девушка сидела вполоборота, положив руку на гнутую спинку кресла. Бывают неповторимые лица, на которые хочется долго смотреть, и в этом лице есть нечто знакомое, только нужно напрячься и вспомнить, где ты его видел и почему оно до конца не забыто. Незнакомка глядела на меня темным взором, в глазах угадывалась затаенная печаль, и вопрос был готов сорваться с губ, во всяком случае, они уже слегка приоткрылись. Мне казалось, что она смотрит на меня и только меня хочет спросить: «Кто вы? Когда мы увидимся с вами?»
Разворот был искромсан ножницами, подпись не уцелела, ее срезали вместе с другой репродукцией. Я не знал ни художника, ни названия работы. Я наклеил портрет на картон и положил в бумажник. Иногда доставал его и смотрел, показывал друзьям, а на вопросы отвечал туманно. Я создал себе небольшую иллюзию, но теперь жизнь вносила поправку. Я встретил ее . Простое сходство? Но я узнал эту руку и увидел лицо в том ракурсе, как написано оно на портрете. Это было одно и то же лицо. В моей жизни произошло невероятное. Это было тем более невероятно, что журнал, откуда я вырезал репродукцию, совсем пожелтел от старости. Он выходил еще в прошлом веке.