Ее взгляд сместился в сторону автомата по продаже сигарет. Она мрачно подумала, что самый сложный этап отказа от курения прошла в шестнадцатом веке. Желание курить прошло, но стремление к саморазрушению было острым как никогда.

Гвен посмотрела на пожелтевший календарь над кассовым аппаратом. Двадцать первое сентября. В этот день она вышла на прогулку. Конечно же, подумала Гвен. В двадцать первом веке лениво ползли минуты, пока она проживала самые счастливые дни своей жизни в Шотландии шестнадцатого столетия.

Она фыркнула, стараясь сдержать слезы. Гвен оглядывалась вокруг. Она была так уверена, что душку Берта невозможно не заметить, что чуть не пропустила одинокую седовласую женщину, которая сидела в дальней кабинке у окна, застыв темным силуэтом на фоне сгустившихся сумерек. В тусклом свете Беатрис казалась такой старой, что Гвен изумленно замерла. Плечи женщины застыли изломанной линией, глаза были закрыты, а руки судорожно сжимали широкополую соломенную шляпу. Снаружи проехал автомобиль, свет фар скользнул по окнам, и Гвен заметила мокрые дорожки слез на ее щеках.

О Господи, Беатрис плачет… но почему?

Гвен торопливо подошла к кабинке. Что могло заставить жизнерадостную Беатрис так плакать и где Берт? Гвен достаточно хорошо узнала эту пару, чтобы понять: Берт ни за что не оставил бы Беатрис в одиночестве, если бы был в состоянии остаться с ней. Гвен покрылась холодным потом.

— Беатрис? — тихо позвала она.

Женщина испуганно вздрогнула и подняла глаза, покрасневшие от слез и полные глубокой печали.

— Нет, — выдохнула Гвен. — Скажи мне, что с Бертом ничего не случилось. Ведь не случилось же? — Девушка поняла, что у нее подкашиваются ноги, и опустилась на сиденье напротив Беатрис. Она взяла ладонь женщины в свою. — Пожалуйста, — тихо попросила Гвен.

— Ох, Гвен. Мой Берти в больнице. — Эти слова вызвали у Беатрис новый поток слез.

Вытащив очередную салфетку, она вытерла глаза, прочистила нос и бросила бумажный комочек на кучку его предшественников.

— Что случилось? С ним же все было в порядке еще… еще этим утром! — Гвен до сих пор путалась во времени.

— Мне тоже казалось, что с ним все в порядке. Ты ушла, а мы все утро ходили по магазинам, и нам было весело. У Берти было… игривое настроение, — с жалкой улыбкой добавила она. — А потом все и случилось. Он вдруг стал неподвижным, лицо стало злым. — От этого воспоминания на глаза Беатрис снова навернулись слезы. — Когда он схватился за грудь, я все поняла.

Женщина яростно вытерла щеки.

— Эти чертовы мужчины никогда о себе не заботятся. Он не проверил ни уровень холестерина, ни давление. Несколько дней назад я с трудом выжала из него обещание, что, когда мы вернемся домой, он пройдет полное медицинское обследование… — Беатрис снова замолчала и всхлипнула.

— Но он жив, верно? — тихо спросила Гвен. — Скажи, что он жив.

— Он жив, но у него удар, — прошептала Беатрис. — Сейчас его состояние стабилизировалось, но врачи пока не знают, какими окажутся последствия. Берти все еще без сознания. Я через несколько минут снова поеду в больницу. Медсестры выгнали меня оттуда подышать свежим воздухом. — Она покраснела. — Я все плакала и никак не могла успокоиться. Думаю, получалось слишком громко и доктору стало не по себе. Я решила съесть тарелку супа и выпить чаю, прежде чем возвращаться, потому и пришла сюда. — Она махнула рукой, указывая на пластиковый контейнер с супом и сэндвичами.

— Ох, Беатрис, мне так жаль! — выдохнула Гвен. — Я даже не знаю, что сказать.

Слезы, которые она так долго сдерживала, хлынули по щекам. Она оплакивала Друстана, а теперь еще Берта и Беатрис.

— Милая, ты плачешь из-за меня? Ох, Гвен! — Женщина пересела поближе, обняла ее, и долгое время они просто сидели, держась друг за друга.

А потом Гвен почувствовала, как ломается что-то внутри. Она спряталась в материнских объятиях Беатрис, и боль захлестнула ее. Как нечестно полюбить так сильно и тут же потерять любимого! Жизнь вообще несправедлива! Беатрис прожила со своим Бертом всего несколько месяцев, Гвен так недолго пробыла с Друстаном… А теперь они обе должны всю оставшуюся жизнь страдать от потери любимых?

— Лучше вообще не любить, — горько прошептала девушка.

— Нет, — мягко возразила Беатрис. — Не смей так думать. Лучше любить и терять. Старая поговорка права. Даже если я больше не увижу своего Берти, все равно мне невероятно повезло. За эти месяцы у нас с ним было столько страсти и радости, сколько иные люди не получают за всю свою жизнь. К тому же, — добавила она, — с Берти все будет в порядке. Если мне придется сидеть у его кровати, держать за руку и орать на него, пока он не придет в себя, я это сделаю. Если мне придется каждую неделю пинками гнать эту упрямую задницу к доктору, учиться готовить без жира, масла и прочих вещей, которые делают еду вкусной, я это сделаю. Я не позволю этому мужчине сбежать от меня. — Беатрис подняла сморщенный кулачок с блестящим обручальным кольцом и погрозила потолку. — Обойдешься пока без него. Он все еще мой.

Гвен рассмеялась и снова расплакалась. Если бы в ее жизни все было так же просто, если бы она могла бороться за своего мужчину так же, как Беатрис борется за своего… Но ее мужчина мертв уже пять веков…

Беатрис очень внимательно на нее посмотрела, и Гвен напряглась. Потом пожилая леди взяла ее за плечи, чуть отодвинула и заглянула ей в глаза.

— Милая, что случилось? — взволнованно спросила она. — Мне кажется, что у тебя тоже какие-то проблемы.

Гвен заправила челку за уши и отвернулась.

— Пустяки.

— Не пытайся меня обмануть, — проговорила Беатрис серьезным голосом. — Берти сказал бы тебе, что если уж я за что-то взялась, то сбить меня с толку невозможно. Ты плакала не только из-за моей беды.

— Но у вас и так столько проблем… — запротестовала Гвен.

— Так позволь мне от них отвлечься на пару минут. Разделенная беда — это только полбеды. Что с тобой случилось? Ты нашла себе… черрипикера? — Голубые глаза Беатрис сверкнули, и Гвен поразилась тому, что она может шутить в такой момент.

Нашла ли она черрипикера? Гвен подавилась почти истерическим смехом. Ну как она расскажет Беатрис, что за один день прожила целый месяц? Точнее, ей просто кажется, что она прожила. Так странно было спуститься с холма и обнаружить, что за время ее отсутствия время почти не двигалось… Гвен начала сомневаться в своем психическом здоровье.

И все же Беатрис была права: разделенное горе становится вдвое легче. Она хотела обо всем рассказать. Рассказать о Друстане. И, возможно, справиться с болью… хоть немного.

— Да ерунда, — солгала она. — Давай вместо этого я расскажу тебе одну историю, которая поможет отвлечься.

— Историю? — Брови Беатрис исчезли под серебристыми кудряшками.

— Да. Я сегодня размышляла о том, смогу ли стать писательницей. Возилась-возилась с историей, но так и не придумала достойного окончания.

Беатрис задумчиво нахмурилась.

— История, да? Я бы с удовольствием ее послушала, и, возможно, вместе нам удастся придумать подходящий конец.

Гвен глубоко вздохнула и начала:

— Героиня моей истории — девушка, которая отправилась путешествовать по горам Шотландии и нашла заколдованного горца, спящего в пещере над озером Лох-Несс… Довольно далеко отсюда, правда?

Прошел час. Гвен несколько раз видела, что Беатрис очень хочет что-то сказать, даже открывает рот, но закрывает его, не сказав ни слова. Женщина взъерошила свои кудряшки, смяла шляпу, поправила розовый свитер.

— Сначала я подумала, что ты собираешься рассказать мне о том, что с тобой сегодня случилось, но ты решила не признаваться. — Беатрис покачала головой. — Но, Гвен, я и не предполагала, что у тебя такое богатое воображение. Ты действительно помогла мне отвлечься. Боже! — воскликнула она и махнула рукой, указывая на пластиковый контейнер. — Я ведь даже поела, хотя была уверена, что не смогу проглотить ни кусочка. Милая, тебе нужно закончить эту историю. Ты не можешь оставить героев в подвешенном состоянии. Я этого не перенесу. Расскажи мне, чем все закончится.