– Как я могу вам нравиться, если вы меня не знаете? – возразила она, жестом показывая, что отметает такую возможность.

– Ну, вот теперь мы совершили полный круг и пришли к тому, с чего начали, – сказал герцог, положив нож и вилку. – Я и предлагаю проводить побольше времени вместе. Тогда мы сможем узнать друг друга. Разве в этом нет смысла?

Он поднял свой бокал с вином и торжественно ей поклонился, что вдруг заставило ее не к месту рассмеяться. Однако она довольно быстро опомнилась.

– Сэр, разве вы предлагаете мне больше времени проводить в вашем обществе? У меня сложилось убеждение, что вы ставите это условием моего пребывания здесь, в Лэйси-Корт, то есть принуждаете.

Он нахмурился:

– «Принуждать» – плохое слово. И вообще я его не произносил.

– А что бы вы сказали?

– Я настоятельно и вполне серьезно приглашаю вас поддержать компанию, – мгновенно ответил он. – Уверен, что, если бы вы дали себе труд хоть минуту подумать, а не делать сгоряча необоснованные выводы, вы бы оценили мое предложение по достоинству.

Солнце уже опустилось ниже подоконника, и теперь свечи засияли собственным светом. Белая прядь волос, спускавшаяся ему на лоб, замерцала серебром, когда он наклонился к своей тарелке.

«А что, собственно, я теряю?» – подумала Арабелла.

Она могла оставаться в Лэйси-Корт, пока не получит ответа из Корнуолла, или по крайней мере до тех пор, когда ей было бы удобнее всего уехать. А герцог Сент-Джулз мог оказаться интересным и приятным собеседником. Он был цивилизованным городским жителем и, как она уже догадалась, хорошо разбирался в политике и общественной жизни, а она иногда задыхалась в своем оазисе среди садов Кента от недостатка информации о внешнем мире. Она довольствовалась крохами, получаемыми от соседей, совершавших иногда вылазки в город и привозивших оттуда газеты и журналы, но они всегда бывали старыми. Фредерик в этом отношении не был помощником. Он не интересовался политикой и еще меньше вопросами, возникавшими у сестры, и не пытался на них ответить.

– Вы сказали, что вы виг? – спросила она как бы между прочим, протянув руку к корзинке с хлебом за рогаликом.

Он поднял на нее глаза и посмотрел заинтересованно, потому что ее вопрос показался ему неожиданным.

– Да.

Она кивнула:

– Значит, вы друг принца Уэльского?

– Так уж случилось. – Он отодвинул тарелку и снова взял бокал с вином.

– Стало быть, король к вам не слишком благосклонен, – заметила Арабелла, откусывая от своего рогалика.

– Не благосклонен, – согласился он, глядя на нее поверх края бокала с веселым любопытством.

– Как и королева Шарлотта, – сказала Арабелла. – Я слышала, что она теперь изгоняет пламенных вигов из своих гостиных.

Он кивнул:

– Это недальновидность с ее стороны, но и она, и ее супруг мало что смыслят в том, что не касается их королевских прерогатив. – Между его бровями залегла едва заметная морщинка, а в серых глазах засверкали искорки смеха, скорее только намек на них. – Какова цель этой политической дискуссии, Арабелла?

– Позвоните в колокольчик, – ответила Арабелла. – Миссис Эллиот горит желанием подать следующее блюдо. Нет, эта дискуссия не преследует определенной цели, но сдается мне, что вы могли бы удовлетворить мое любопытство в области политики. По-моему, это справедливо, если я буду просвещать вас насчет ведения хозяйства в имении.

Похоже, они пришли к молчаливому соглашению, размышлял Джек. Впрочем, политика не была его излюбленной темой, но он не стал увиливать.

– Справедливо, – согласился он и послушно позвонил в колокольчик.

Франклин убрал блюда и принес корзинку тарталеток с сыром и лимонное суфле.

– Миссис Эллиот просит прощения за то, что обед такой скудный, ваша светлость. Если бы она узнала немного раньше о вашем приезде, она бы… – Он отвесил поклон.

– Этого более чем достаточно, – возразил Джек. – Прошу вас поблагодарить миссис Эллиот за ее труды. Я ценю их. – Он сделал жест в сторону Арабеллы: – Может быть, вы поставите еще одну тарелку для леди Арабеллы?

– Нет, благодарю вас, – отказалась Арабелла, смахивая горку крошек хлеба со скатерти, образовавшуюся перед ней, будто она недоумевала, откуда они появились.

Джек наклонил голову в знак того, что готов считаться с ее желаниями, и взял тарталетку с сыром.

– Итак, моя дорогая, принимая во внимание ваш интерес к политике, я предвижу много приятных обедов в вашем обществе.

– Думаю, мы сможем многое обсудить, – сказала Арабелла. – А теперь, если вы меня извините, сэр, у меня есть кое-какие дела.

Она оперлась о стол, чтобы отодвинуть свой стул, и на этот раз он не стал ее удерживать.

– Я надеялся, что мы сможем сыграть партию в триктрак или даже в пикет? – предложил он.

Арабелла с изумлением взглянула на него, потом рассмеялась безрадостным смехом:

– Мой дорогой сэр, неужели вы полагаете, что я сяду играть в карты или в кости с человеком, который каким-то образом вынудил моего брата проиграть и свою жизнь, и имущество?

Лицо Джека помрачнело. Но когда он заговорил, его голос был спокойным:

– Не стоит заблуждаться, Арабелла. То, что совершил ваш брат, он сделал по собственной воле и шел на это с открытыми глазами. Он знал, чем рискует… и почему.

Последние два слова он произнес едва слышно, и Арабелла не была уверена, что правильно его поняла. Но ей расхотелось задавать Джеку Фортескью новые вопросы. Теперь его глаза утратили всякое выражение и стали двумя пустыми озерами. Он сидел неподвижно и вдруг напомнил ей привидение, оболочку человека, сквозь которую можно все видеть. И она различила в нем угрозу.

Ей захотелось подняться и уйти подальше от стола, выйти из этой комнаты, но все же, пока он так сидел, забыв о ней, погруженный в себя с мрачным лицом, освещенным мягким сиянием свечей, она не могла заставить себя шевельнуться.

Джек видел Шарлотту такой, какой она запомнилась ему в их последнюю встречу, утром того последнего дня. Он слышал ее пение. Она любила петь, и ее негромкий дискант напоминал ему птичьи рулады. Потом внезапно его взгляд сфокусировался, впитал в себя мерцание свечей и золотые разливы света на полированной поверхности стола, а также рубиновое вино в хрустальном бокале, который он все еще держал, зажав его ножку между большим и указательным пальцами. Он посмотрел на женщину рядом с собой.

В ее золотистых глазах он прочел недоумение и вопрос, но на этот вопрос не мог и не хотел отвечать.

Арабелла, будто очнувшись от наваждения, отодвинула свой стул.

– Доброй ночи, сэр.

Джек не попытался удержать ее. Вместо этого сам поднялся с места и проводил ее до двери. Он положил руку на ручку двери и не спешил ее открыть. Свободной он взял ее руку и поднес к губам, и их глаза встретились, когда его губы коснулись тыльной стороны ее руки. Он больше не был похож на незнакомца, таящего угрозу. Потом он склонился к ней и легонько поцеловал ее в уголок рта. Это было легкое, скользящее прикосновение. Когда он выпрямился, то все еще не отпускал ее руку и посмотрел с улыбкой в ее изумленно поднятое к нему лицо. Ее замешательство мгновенно сменилось негодованием и смущением, а золотистые глаза загорелись гневом.

Но он опередил ее, и гневные слова замерли у нее на губах, когда он произнес:

– Мне трудно поверить, Арабелла, что в свои двадцать восемь лет вы ни разу не целовались.

В его глазах она увидела усмешку и вопрос.

– Никогда меня не целовали без разрешения, – ответила она. – Что вы о себе вообразили? Пусть теперь вы хозяин этого дома, ваша светлость, но это не дает вам droit de seigneur[3]. Пожалуйста, посторонитесь и дайте мне пройти.

Он рассмеялся, повернул дверную ручку и распахнул дверь. Она проскользнула мимо, не ответив на его прощальный поклон.

– Доброй ночи, Арабелла, – тихо окликнул он ее. – С нетерпением буду ждать завтрашнего дня.

Она повернулась, все еще стоя одной ногой на нижней ступеньке лестницы.