Дело движется к завершению. Дальше будет тяжёлая пехота, неповоротливая, но всесокрушающая, которая тащит на себе столь мощные доспехи, что её даже не стали вынуждать маршировать через полстолицы — довезли на транспортных пресмыкающихся почти к самой площади. Танцовщиц с шарфами сменили танцовщицы с цветочными гирляндами. К окончанию танца эти гирлянды повиснут на щитах пехотинцев и шеях тяжёлых боевых ящеров, замыкающих пехотный строй. Сейчас эти ящеры напоминают бронемашины, облепленные десантом: они везут стрелковые взводы.

Аше подняла руки, приветствуя последние парадные ряды. Войско ответило этому жесту тремя звучными выкриками, являвшимися эквивалентом «служу Советскому Союзу» и «ура», а заодно гимном местному Богу войны и воинской славы. Громыхнуло оружие — кто мог, ударил о край щита, остальные — о землю или щитки ящеров. Громыхание предварило затишье — все остановились, замолчали, даже публика присмирела и прекратила махать руками. Густой и низкий звук труб как-то по-новому заструился по площади.

Взмахнув длинным подолом алого одеяния, госпожа Солор сошла со спины ящера на ступени огромной лестницы. Стала без спешки подниматься по ним. Оглянувшись, я почти с замиранием сердца следил, встанет ли государь ей навстречу, и когда именно он это сделает. Трудно поверить, что теперь он может отказаться вручить её светлости золотой диск — но мало ли что бывает на свете! Теперь, когда краткий жест его величества должен был увенчать всю Гражданскую войну, он приобретал особенную значимость.

Госпожа Солор преклонила колени на одной из верхних ступеней — именно там, где надлежало. К тому моменту правитель давно уже поднялся с трона и, сделав ей приглашающий жест, поднял над головой женщины диск. Его сияние словно бы увенчало Аштию на этот краткий миг. Она поднялась, и в её ладонь легла привычная рукоять символа власти, долгие годы передававшегося из руки в руку в семье Солор. Наверное, я даже способен представить, что именно сейчас чувствует Аше. И я был искренне рад за неё.

Когда же её светлость развернулась к площади, войскам и публике, поднимая над головой золотой символ власти, мой голос потонул в общем вопле ликования и приветствия. Но это ничего. Главное, что всё завершилось так счастливо.

Главное, что это — конец войне.

По окончании парада пиршество ждало не только высший командный состав и высших чиновников его величества, но и всех солдат, и всех горожан. Правда, пировали все в разных местах и в разных условиях. Бойцам, например, предстоит угощаться в две смены и практически безалкогольно. Горожанам накроют столы прямо на улицах. А таким шишкам, как я, предстоит принять приглашение его величества.

Доспехи теперь можно было снять. Хорошо, что мне есть во что нарядиться для такого пира. Собственно, само пиршество меня интересовало мало, как и честь, и даже возможность полакомиться яствами, подобных которым нигде больше дегустировать не приходилось. Откровенно говоря, я охотнее занялся бы поисками своего дома или подыскал бы комнату в гостинице. Но уже достаточно обжился здесь, чтоб понимать — такое немыслимо. Пренебречь приглашением государя — запредельная наглость и оскорбление, хоть его величество наверняка меня не помнит и даже не узнает о моём пренебрежении.

Зато другие узнают. Подкладывать такую свинью Аштии будет верхом неблагодарности.

И я, разумеется, отправился. Я без труда нацепил на лицо блаженную мину, раскланивался с генштабистами и чиновниками, из которых не знал почти никого. За столом мне вновь пришлось сидеть рядом с Раджефом, и нам нашлось о чём поговорить. Этот человек нравился мне всё больше и больше. Усталость, конечно, с настойчивостью давала о себе знать, но во время военных действий бывало и похуже. Да, теперь терпеть оказалось труднее именно потому, что обстановка в большей степени располагала к мыслям об отдыхе.

— Такое бывает лишь однажды в жизни, — подбодрил я себя, осторожно беря вилочкой с блюда кусок какого-то мясного деликатеса. — Такой триумф.

— Тебе предстоит ещё множество побед, — ответил Раджеф. — Например, войну в Солиаре придётся начинать и вести по новой. Солиар — это демонический мир, откуда нас сорвала гражданская война.

— Да, я понял. Значит, опять туда? Что ж… Повоюем. Правда, госпоже Солор придётся придумывать новые хитрые способы захвата тамошних крепостей.

— Штаб что-нибудь изобретёт.

— Уверен. И я даже знаю, к чему можно будет приложить спецназ…

Мы увлеклись обсуждением грядущих боевых операций, и я далеко не сразу заметил, что к нашему участку стола подошла её светлость.

— Как вижу, мужчины все в своей стихии? — улыбнулась она. — Можно хоть ненадолго насладиться моментом победы и забыть о неизбежности грядущих битв.

— Думаю, проникнусь уникальностью этого момента через пару-тройку дней. Когда переведу дух, — пошутил я.

— Понимаю. Все устали. — Аштия добродушно усмехнулась. — Но, боюсь, ближайшие дни нам предстоит работа. И отдыхать придётся между делом. Строить новый мир почти так же трудно, как одержать победу в последнем отчаянном бою.

— Согласен.

— Серт, я хочу побеседовать с тобой после пиршества. Буду ждать тебя в моём дворце. Уже распорядилась, чтоб тебе подали одного из моих пластунов.

— Откровенно говоря, я сам рассчитывал на аудиенцию у госпожи Главнокомандующей, — сказал, улыбаясь, Раджеф.

— Надеюсь, у нас будет достаточно времени в будущем, чтоб решить все вопросы, — ответила ему Аштия. Любезно, но так, как могла бы ответить и мне. Особенности их отношений поражали меня. По крайней мере, на людях они держались просто как хорошие знакомые. Но, может быть, это и правильно? Наверняка правильно.

— В таком случае, надеюсь завтра иметь возможность обсудить некоторые важные дела.

— Хорошо, с тобой завтра. Серт?

— Обязательно буду.

И мы с Раджефом вернулись к беседам с собратьями-военными и к новой порции угощений, только что поданных на столы. Роскошь императорских приёмов я и раньше уже имел возможность оценить, и теперь не столько лакомился, сколько любовался. Трудно представить, сколько же труда может стоить поварам возведение таких причудливых башен из закусок и такое их тщательное украшение. Неужели этим занимаются те же люди, что и готовят яства? Проще предположить, что на императорской кухне для декорирования блюд существуют специальные мастера.

Были и зрелища. Не думал, что однажды наступит момент, когда танцы в исполнении прелестнейших женщин будут так мало занимать меня. И что общение с тем же Ниршавом покажется скорее обязанностью, чем радостью. Но теперь мне хотелось поскорее узнать, что хочет сказать мне Аштия — и отдыхать. Ещё ведь надо бы убедиться, что тесть и тёща с шурьями устроены как надо… Потом. Подождёт до завтра. Я им много денег дал, не пропадут.

В особняке Солор мне первым делом поднесли воду для умывания. Это оказалось очень кстати — холодная вода освежила меня, как и холодный напиток в серебряном кубке, обтянутом хрупкой водяной сеточкой. За столиком в кабинете Аштии меня ждали только лёгкие закуски. Да и те, пожалуй, были лишними. Она, осунувшаяся, но довольная, сама однако налегала на кусочки фаршированных перепелов. Видимо, пиршество для неё превратилось в череду важных бесед, и нормально поесть не удалось.

— Как твои дети? Как дочка?

— Прекрасно. Кормилица пришлась ей по вкусу, так что эта проблема решилась к общему удобству. Кроме того, её судьба уже решилась. — Женщина улыбнулась. — Ты знаешь, через пять дней после рождения Джайды его величество обратился ко мне с брачным предложением.

— Да? — Если бы волосы умели вставать дыбом, они наверняка сделали бы это. Неужели правитель всё-таки решился признаться госпоже Солор в своих чувствах? Неужели она собирается разводиться с Раджефом? Потому и была с ним так холодна?

— Да. Государь сообщил, что желает вступить в брак с моей дочерью, когда она достигнет соответствующего возраста.

— А-а-а… Вот что… Ну, так я поздравляю тебя! Это действительно прекрасная новость!