Едва королевский посланник двинулся по пыльной дороге назад в город, лагерь мятежников забурлил. Меж шатров сновали вестовые, собирая командиров на срочный совет.
Конан как раз надевал доспехи для утренних учений и теперь был вне себя от ярости. Когда Просперо, граф, жрец Митры и лучшие командиры собрались на совет, киммериец заговорил резко и отрывисто:
— Его Величество соизволил передать, что будет несказанно рад, если мы переберемся отсюда на девять лиг севернее Мессантии. Королю, видите ли, не нравится близость большого войска к городу. Правитель тревожится, что наши парни веселятся в столице сверх меры, нарушая покой и беспокоя городскую стражу.
— Этого я и боялся, — вздохнул Декситус. — Наши воины слишком много времени уделяют азартным играм и всяким сомнительным развлечениям. Хотя, конечно, что можно требовать от солдат, тем более от новобранцев? Они ведь не монастырские послушники.
— Вот именно, — сказал Троцеро. — К счастью, мы готовы к походу. Когда выступаем, Конан?
Киммериец с яростью застегнул пряжку на ремне с ножнами. Из-под гривы длинных черных волос, словно лед на горных вершинах, сверкнули пронзительные голубые глаза.
— На сборы король отвел десять дней, — рявкнул Конан. — А по мне — прям хоть сейчас! В столице появилось слишком много посторонних глаз и ушей. А у наших солдат чересчур длинные языки — особенно когда напьются. Так что надо сваливать не за девять, а за все девяносто лиг от этого шпионского гнезда.
Он помолчал, ожидая возражений, потом добавил:
— Если все согласны, тогда — вперед. Увольнения отменить, выволочь парней из кабаков — если понадобится, то и силой. Вечером я возьму отряд легкой конницы — проверим дорогу и подыщем место для новой стоянки. Троцеро, до моего возвращения будешь командовать ты.
Все участники совета вскинули в салюте правую руку и удалились. Остаток дня прошел в тщательных сборах и подготовке большого обоза. А на следующее утро, едва первые лучи солнца коснулись золоченых шпилей Мессантии, походные шатры были уже сложены, снаряжение увязано в тюки, солдаты построены. В низинах еще не успел растаять предрассветный туман, когда войско тронулось в путь.
Конан с небольшим отрядом двинулся на север еще затемно. Варвар не особо-то верил обещаниям короля Аргоса. Правители всегда принимают в расчет самые различные соображения, и не исключено, что кто-нибудь из шпионов Нумедидеса уже сумел убедить Милона, насколько выгоднее прочный союз с Аквилонией, нежели сговор с шайкой бунтовщиков. В любом случае король аргосийский должен был и сам понимать: случись мятежникам потерпеть поражение, на Мессантию тотчас обрушится возмездие Нумедидеса, страшное и кровавое. Если же Милон поддался уговорам, тогда следует ожидать удара в спину, внезапного нападения на марше…
Итак, Львы двинулись на север. Отряд за отрядом шли они, поднимая пыль по неровным дорогам Аргоса, переправляясь через быстрые реки, пока не оказались в долине, крытой пологими Дидимейонскими горами. За весь долгий день непрерывного марша никто не напал на войско. Может быть, подозрения, зародившиеся у Конана, были не совсем справедливыми; может, Милон решил выждать и обрушиться на мятежников в более удобный момент. Киммериец ничего не мог сказать наверняка и потому велел принять все меры предосторожности.
Когда войско уже расположилось на ночлег, вернувшийся с места новой стоянки Конан немного успокоился. Теперь они, по крайней мере, стали недосягаемы для наводнивших извилистые улочки Мессантии аквилонских шпионов. Весь день отборная конная стража объезжала окрестности вокруг двигавшегося воинства, и если бы вражеский лазутчик вздумал направиться следом за повстанцами, он не остался бы незамеченным. Стражи не встретили никого подозрительного…
Многоопытный варвар доверял в жизни очень немногим людям, да и те заслужили доверие киммерийца не за один день. Долгие годы странствий научили Конана осторожности. Теперь же он ни на мгновение не сомневался в тех, кто шел рядом с ним, ибо победа им была нужна не меньше, чем самому киммерийцу. Суровому северянину и в голову не могло прийти, что шпион проникнет в сердце лагеря, что искать лазутчика надо не на горных склонах и не в густых зарослях, а среди солдатских шатров.
Прошло еще два дня. Войско повстанцев добралось до Гипсонии, переправилось через реку Астар и спустилось в Паллосскую долину. К северу тянулся Рабирийский хребет, крутые кряжи которого напоминали строй сказочных великанов, вышедших проводить дневное светило. Лагерь разбили в том месте, где долину естественным прикрытием на случай внезапного нападения окружали крутые холмы. Здесь, наладив регулярный подвоз провизии из столицы и окрестных деревень, можно спокойно начинать всерьез готовиться к тяжелому походу через Алиману в Пуантен. И дальше — во владения безумного Нумедидеса.
Весь следующий день солдаты, ворча, махали кирками и лопатами, возводя вокруг стоянки защитный вал. Отряд же легких конников вернулся назад охранять отставший в дороге обоз.
Но в ту же ночь во время второй стражи яркая луна высветила легкую фигурку, выскользнувшую из шатра предводителя. Незнакомка была в наглухо застегнутом халате золотистой шерсти, до того длинном, что полы его волочились по земле. Навстречу ей шагнула другая странная фигура, что таилась в тени неподалеку.
Загадочная парочка обменялась несколькими фразами. Потом рука незнакомки в халате ловкими пальцами переложила в крепкую ладонь собеседника маленький клочок пергамента.
— Здесь карта с тропами, по которым войско двинется в Аквилонию, — послышался девичий голосок, похожий на ласковое мурлыканье кошки, — и расположение отрядов.
— Отправлю сегодня же, — отозвался мужчина. — Прокас будет доволен. Вы хорошо справились с работой, госпожа Альцина.
— Это только начало, Квесадо, — ответила девушка. — Сделать надо гораздо больше… Ладно, нас не должны видеть вместе.
Зингарец кивнул и исчез в темноте. Девушка же отбросила капюшон и подняла взор к яркой луне. И хоть красавица пару минут назад выбралась из объятий киммерийца, лицо ее было холодно, словно лед. Бледный овал его больше напоминал маску, вырезанную из слоновой кости искусным мастером. Во взгляде изумрудно-зеленых глаз таились злоба и презрение.
Когда войско уже крепко спало непробудным богатырским сном, из лагеря исчез один новобранец. Его отсутствия не заметил никто до утренней поверки, да и тогда Троцеро не придал значения такому пустяку. Пропавший — зингарец по имени Квесадо — был ленивым бездельником, и потеря такого сокровища вряд ли кого могла огорчить.
На самом же деле Квесадо был отнюдь не бездельником. Под маской вялого равнодушия таился лучший аквилонский шпион, денно и нощно собиравший сведения для своих кратких, но чрезвычайно ценных донесений. В ту ночь, обманув усталую стражу, зингарец вывел из стойла лошадь, выбрался из лагеря и понесся вперед на север.
Спустя десять дней, покрытый потом и грязью, едва держась в седле от усталости, Квесадо достиг Больших ворот Тарантии. Увидев на груди у всадника особый значок, стража немедленно пропустила его к самому канцлеру.
Вибиус Латро, нахмурясь, склонился над картой Альцины.
— Почему ты повез ее сам? — холодно спросил канцлер. — Ты что же, не понял, как нужен сейчас в лагере мятежников?
Зингарец дернул плечом:
— Я не мог отправить карту голубиной почтой. Когда мне пришлось уйти вместе с этой ордой, я оставил птиц в Мессантии на попечение моего помощника, кофита Фадия.
Вибиус поднял на него холодный взгляд:
— Почему же ты не отвез карту Фадию? Пусть бы он отправил птицу… А тебе надо было остаться среди бунтовщиков и следить, куда ветер дует. Мне позарез нужен человек, который в случае необходимости всадит нож в спину проклятого киммерийца.
Квесадо развел руками:
— Госпожа Альцина смогла изготовить карту, когда войско уже находилось в трех днях пути от Мессантии. Вряд ли бы я выпросил увольнение на целых шесть дней. Тут бы уж точно кто-нибудь заподозрил неладное… А если бы я сбежал без спросу, мной заинтересовались бы аргосийцы. К тому же на голубей надежда невелика — они могут попасть в лапы ястреба или нарваться на стрелу случайного охотника-горца. Я же счел это донесение жизненно важным и решил сам его доставить.