Не прошло и минуты, как гости, шаркая ногами, потянулись через вестибюль к лифтам на верхний этаж. Старики ежились, пытаясь согреть озябшие тела.

— Можешь успокоиться, Марсия, — теперь все улажено, — сказал Лу Марсии, пытаясь задобрить ее, когда они с ней вдвоем поднимались в кабине лифта, потому что в те десять минут, пока они распределяли по кабинкам и поднимали наверх гостей, Марсия отказывалась не только говорить с ним, но даже и глядеть в его сторону. — Ну, хватит, Марсия, перестань! — сказал он весело. — Не надо так.

Взгляда, которым она его окинула, было достаточно для того, чтобы улыбка сползла с его лица, в горле застрял комок.

— Я понимаю, что ты считаешь, будто я излишне все драматизирую, надоедаю тем, что всем командую и распоряжаюсь, и считаешь еще много такого, чего я и знать не хочу. Но я ничего не драматизирую, просто мне больно, и не за себя, а за папу с мамой. — Ее глаза вновь наполнились слезами, а голос, обычно такой мягкий, сочувственный, стал неузнаваемо резким. — Из всех проявлений твоего чудовищного эгоизма это — самое ужасное. Я не вмешивалась, а молчала, прикусив язык, когда ты направо-налево изменял жене, неприлично вел себя в отношении папы с мамой, когда ты глумился над братом, дразнил его, флиртуя с его женой, когда ты не занимался детьми и пользовался малейшей возможностью, чтобы подколоть меня. Я все терпела, все сносила безропотно, но теперь — хватит! Ты не достоин нашей любви. Сегодняшний вечер переполнил чашу терпения. Ты обидел папу с мамой, и ты мне больше не брат.

— Ой, ой, ну перестань же, Марсия!

Его словно ударили под дых. Никогда и ни от кого он еще не слышал подобных слов, и они произвели на него впечатление разорвавшейся бомбы. Ему стало трудно дышать. Проглотив комок в горле, он сказал:

— Я понимаю: то, что задержали гостей при входе, — это ужасно, но я же все сделал. Так что же теперь тебе надо?

Марсия горько усмехнулась.

— То, что ты видел при входе, — это еще цветочки. — Она фыркнула. — Тебя ожидает сюрприз. — И она улыбнулась. Двери лифта раскрылись, и они очутились в банкетном зале.

И сердце у Лу моментально упало — оно опустилось куда-то вниз, к животу, где его, как огнем, ожгло какой-то горечью. В зале были расставлены карточные столы и стол для рулетки, а полуголые официантки разносили на подносах коктейли. Вечер был организован на широкую ногу в точности так же, как это было на праздновании завершения строительства, что совершенно, как это понимал Лу, не подходило для семидесятилетнего отцовского юбилея. Его отцу все это было крайне чуждо. Он вообще не любил сборищ в свою честь, а в качестве развлечения предпочитал одинокую рыбалку. Скромнейший человек, он не хотел праздновать свою круглую дату, но домашние уговорили его в первый раз в жизни отпраздновать свой день рождения, созвать родных и друзей — пусть приедут отовсюду, чтобы порадоваться вместе с ним. Он не хотел, но его уговаривали, и постепенно он смирился с этой идеей, и вот он стоит в казино, наряженный в лучший свой костюм, а вокруг него мельтешат официантки в мини-юбках и лакеи в красных бантах, диджей наяривает танцевальные ритмы, а минимальная ставка, чтобы попытать счастья у игральных столов, — 25 фунтов, а нет — так и не суйся. На одном из столов среди сладостей и фруктов разлегся почти совершенно голый мужчина.

Родные Лу смущенно жались в уголке. Мать, с красивой прической и в новом сиреневом брючном костюме с изящно завязанным вокруг шеи шарфом и сумочкой через плечо, нервно тискала в руках сумочку и неуверенно озиралась. Рядом стоял отец с единственными дожившими до его юбилея братом и сестрой: он — священник, она — монахиня. Вид у отца был растерянный и в этом антураже крайне нелепый. Таким Лу его еще никогда не видел.

Каждый из родственников окинул взглядом вошедшего Лу и тут же опять отвел глаза, отчего он чуть сквозь землю не провалился. Единственным, кто одарил его легкой улыбкой, был его отец, кивнувший ему и поднявший руку в приветствии.

Лу поискал взглядом Рут. Она стояла в дальнем углу, развлекая любезным разговором другую группу гостей, также чувствовавших себя весьма неуютно. Когда они встретились глазами, взгляд ее был холоден. В зале царила неловкая напряженность, и это было всецело на его совести! Он сконфузился, более того — устыдился. Ему хотелось как-то загладить свою вину перед этими людьми, перед всеми и каждым из них.

— Простите, — обратился он к стоявшему неподалеку мужчине в костюме, оглядывавшему зал хозяйским взглядом. — Вы здесь ответственное лицо?

— Да, Джейкоб Моррисон, управляющий. — Мужчина протянул руку. — А вы Лу Сафферн. Я видел вас на открытии месяц-другой назад. Помнится, разошлись тогда чуть ли не под утро. — И он подмигнул Лу.

— Да, помню, — ответил Лу, хоть ничегошеньки и не помнил. — Не могли бы вы помочь мне внести некоторые поправки в этот праздник?

— О, — видимо, слегка опешив, произнес Джейкоб, — мы, конечно, постараемся сделать все возможное, чтобы вы хорошо себя чувствовали. Что вам угодно?

— Стулья, — произнес Лу, стараясь приглушить резкость тона. — Моему отцу исполнилось семьдесят лет, так что нельзя ли выдать стулья ему и его гостям?

— О… — Джейкоб поморщился. — Но заказан фуршет. Стулья не входили в стоимость и…

— Я заплачу, конечно, сколько бы это ни стоило. — Лу сверкнул на него белоснежной улыбкой. — Лишь бы те, кто еще не на колясках, могли сесть.

— Да, конечно. — Джейкоб хотел отойти, но Лу вернул его.

— И еще музыка, — сказал Лу. — Есть у вас что-нибудь более традиционное?

— Традиционное? — Джейкоб недоуменно улыбнулся.

— Да, традиционное ирландское. Для моего отца, которому семьдесят лет. — Лу проговорил это сквозь зубы. — Что-нибудь взамен этого развратного джаза, в котором мой отец ничего не смыслит.

— Посмотрю, что тут можно придумать. Между ними возникла некоторая напряженность.

— А еще я по поводу еды. Элисон договаривалась насчет еды? Будет что-нибудь кроме этого голого мужика во взбитых сливках, возле которого случайно оказалась моя мать?

— Да, конечно. У нас подают пастуший пирог, лазанью и прочее в этом роде.

Лу только расхохотался.

— Понимаете, мы ведь все это согласовали с Элисон, — пояснил Джейкоб.

— Согласовали?

— Именно. Дело в том, что юбилейные вечера мы здесь обычно не проводим. — Он коротко улыбнулся. — У нас существует только стандартный набор блюд, на период Рождества — тем более. — Горделивым жестом он обвел рукой зал. — Вот для проведения корпоративов и других подобных праздников наше казино и его меню подходит как нельзя лучше.

— Понятно. Было бы неплохо узнать все это заранее, — вкрадчиво проговорил Лу.

— Но вы все санкционировали своей подписью, — заверил его Джейкоб. — Мы же предупреждали Элисон, что все бумаги должны быть вами подписаны.

— Да-да. — Лу с трудом проглотил комок в горле, и глаза его забегали по залу. — Конечно. Все правильно. Очевидно, я просто запамятовал. Спасибо.

Когда Лу приблизился к родственникам, те шарахнулись от него, как от дурного запаха. Шарахнулись и отошли в сторону. Но отец, разумеется, не шелохнулся, а остался на месте — поприветствовать улыбкой среднего из своих детей.

— С днем рождения, папа! — тихо сказал Лу и протянул отцу руку.

— Спасибо. — И, улыбнувшись, отец пожал руку сыну.

Вопреки всему произошедшему, вопреки всему, что Лу наделал, отец еще улыбался!

— Разреши мне угостить тебя «Гиннесом», — сказал Лу и оглянулся в поисках бара.

— Да у них нет «Гиннеса».

— Что?

— Есть пиво, шампанское и еще какой-то странного вида зеленый коктейль, — сказал отец, попивая из стакана. — В общем, я пью воду. А мама довольна, ей нравится шампанское, хотя взрощена она и не на этом напитке, — сказал он со смехом, видимо, пытаясь как-то разрядить ситуацию.

Услышав, что говорят о ней, мать Лу обернулась и бросила на сына взгляд, заставивший его съежиться.

— Но, строго говоря, — добродушно продолжал отец, — я вообще сегодня пить не должен. Завтра иду на яхте с Квентином. В Брасс-Манкиз гонки, а у него в экипаже человека не хватает, так что заменяет недостающего ваш покорный слуга. — И он ткнул себя в грудь.