— Пожалуста... — прошептала девушка. — Уберите ее. Пожалуста.
Треугольная морда отодвинулась, но не слишком далеко.
— Встань, — повторил василиск. Он стоял у двери, перед ним на полу извивались, изгибали кольца шипучие узорчатые тела, со сна Юне показалось — очень много, не меньше десятка, целая адская армия! Девушка послушно приподнялась на кровати.
— На пол.
Тело от ужаса закаменело, будто парализованное. Юна очень медленно сползла на пол, попятилась от кобры. Она покачивалась совсем рядом, злобно мигала бусинками глаз.
— Снимай платье.
— Нет.
Молниеносно кобра взвилась, легла черным телом на Юнино плечо, раздвоенный язык задел щеку, ядовитые клыки совсем близко к коже.
— Терпеть не могу слово «нет».
— Пожалуйста... — прошептала Юна, кося глазом на черное слизкое тело у щеки.
Кобра неохотно упала на пол, оставшись чутко лежать у ног. Юна негнущимися пальцами, будто в каком-то кошмаре, начала расстегивать ворот серого зимнего платья. Высвободилась из рукавов, стянула вниз. Ткань с шелестом упала к ногам, кобра отдернула голову.
— Теперь рубашку. — приказал шипучий голос из темноты комнаты.
Холодный скользкий хвост змеи лежал на Юниной босой ступне. Она от этого ощущала настоящую физическую боль, как будто кусочек ноги уже откусили и жрут. И собираются откусывать другие части тела, шипят, волнуются где-то там в темноте, сотни их, тысячи, целое море и Юна спустя мгновение окажется погребена под их мерзкой, слизкой волной...
— Сними рубашку.
Неловко стянула через голову, уронила вниз, скрестила руки, прикрывая грудь.
— Опусти руки.
— Пожалуста, уберите змею.
— Опусти руки.
— Я все сделаю, только отзовите змею. Пожалуйста.
Повинуясь жесту василиска, кобра отползла, но всего на шаг.
— Повернись ко мне спиной. И снимай панталоны.
Юна подумала, что ядовитая змея — это всего лишь один укус, пусть и болезненный. Зато другим змеям ничего не останется. Дверь купальни была в двух шагах, но чтобы до нее добраться, требовалось переступить через кобру. Ступила пальцами босой ноги в ползучее кольцо черного тела, ожидая рывка и боли укуса, но благополучно дотянулсь до ручки двери, нырнула внутрь, закрыла задвижку. Сорвала полотенце с крючка, закуталась. Куда теперь? Внизу, в пещерах, тоже змеи. Все повторялось с точностью, как и в первый раз. Нет, это уже просто смешно. Ни один лесной зверек не полез бы второй раз в один и тот же капкан. Юна оказалась глупей. Даже засмеялась, изумляясь собственной глупости.
Скрипнула задвижка. Василиск не замедлил с появлением. Сощуренные глаза. Худое жилистое лицо, еще более зловещее в темноте. Кажется, Юна еще недавно находила в нем что-то красивое?
— Зачем вы это делаете?! — выпалила прыгающим голосом. — Я ведь сама к вам вернулась. Зачем? Вам нравится надо мною издеваться?
— Да. — признался он.
Ответить на это простое и честное признание Юне оказалось нечего.
Ар’Мхари провел пальцем по ее плечу.
— Мне нравится, как ты дрожишь... И твои огромные испуганные глаза. И твои смешные попытки сбежать. Инстинкты. Ничего не могу с собою поделать. У драконов и кошек есть много общего, ты не находишь? Любим играть с мышками...
Потянул за полотенце, вырвал из Юниных рук.
— У меня другой вопрос — зачем ты вернулась?
— Дура.
— Э? А за глупость всегда приходится расплачиваться.
Юна вжималась в неровную, колючую каменную стену, прикрывая грудь скрещенными руками. Василиск осторожно, едва касаясь когтями, проводил по ее вздрагивающему животу, сжатым рукам.
— Вы надеялись на что-то другое, оставаясь ночевать в доме одинокого холостого мужчины? Вы так наивны? Удивляюсь, как вас еще не прибрал к рукам какой-то местный вельможа. У этих провинциалов абсолютно отсутствует хороший вкус.
— А у вас — честь и совесть!
— Вы даже не представляете, насколько...
Он улыбался, и, к ужасу Юны, даже по-зверинному урчал, пробуя ее на вкус с неторопливостью хищника, уверенного, что добыча точно никуда не убежит. Гладил, прикусывал кожу, терся щекой. Резкий драконий запах бил в нос, тяжесть чужой воли давила на плечи, сковывала.
— Сокр-рровище в моем замке...
Юна слышала, как колотится, расшибая засовы, в ставни ее разума чужое желание, голод с трудом сдерживающегося зверя, сжималась, пытаясь удержать ускользающую ясность сознания, точно зная, что там, за ставнями — безумие.
— Стойте... Стойте. — Юна обхватила его голову ладонями, заглянула в глаза. — Я хочу спросить... Вы можете ответить честно?
— Все, что хочешь...
— Я хочу знать, кто вы. Вы убивали? То есть... Кто вы? Вам нравится причинять людям боль?
Он даже отступил.
— Не самые подходящие вопросы сейчас.
— Я хочу знать, кто вы.
— Что это изменит?
Юна пыталась сказать еще что-то, но ее заткнули поцелуем. Она тонула в его запахе и драконьей ауре, как в море, уже точно зная, что на берег не выбраться. Изумлялась, до чего же все-таки красиво его лицо, спадающие на лоб темные волосы, выбившиеся из короткого хвоста на затылке, а позвонки на шее такие острые, будто там, под кожей, и впрямь растет гребень.
— Снимай свое кружево.
На сей раз Юна покорно наклонилась, стягивая панталоны. Василиск одобрительно погладил ее выгнувшуюся спину и опустил поглаживающую руку ниже, сжал ягодицу. Какая-то часть ее разума заорала от ужаса, та, в которой хранились понятия о приличиях, гордости и планы на свободное победительное будущее. Острый коготь коснулся нежной плоти между ног, прошелся, слегка царапая, защекотал внутреннюю часть бедра. Юна попыталась схватить его руку, оттолкнуть.
— Я сейчас сойду с ума...
— А я чего добиваюсь... — наклонился, улыбаясь, желтый огонь глаз ослеплял, завораживал. Его ласки становились грубее, когти больно царапали кожу, в спину впивалась неровная стена, Юна озлобленно кусала его подбородок и плечи, хотела почувствовать на губах его кровь. Она уже не могла ни о чем думать, вспоминать — весь мир сжался до этого мужчины, и мавка сама не знала, любовь или ненависть заставляла крепче сжимать зубы и ногти на его горячей коже. Его рубашка мешала, пыталась содрать. Василиск расстегивал ремень на брюках. Он уже не урчал, а рычал. Внезапная боль накрыла, как волна, Юна кричала, захлебываясь, василиск вдавливал ее в шершавую стену, впивался когтями. Сознание стремительно уплывало.
24
Вода, теплая. Она падала на плечи, на спину.
— Открой глаза, — требовал кто-то.
Юна увидела перед собой физиономию василиска, зашевелилась, усаживаясь поудобнее. Она сидела в маленьком бассейне, сверху лил водопад. Намокшие темные волосы почти полностью закрывали лицо василиска, его рубашка целиком промокла. Он гладил горячей рукой Юнину спину.
— Все хорошо?
— Не знаю... — хрипло сказала. — Почему вы в рубашке?
— А что?
— Отдайте мне.
— Зачем?
— Отдай.
— Зачем?
— Вы одеты, я нет. Это несправедливо. Я, может, затем и вернулась, чтобы узнать, в каких местах у вас чешуя растет, а вы в рубашке.
— Ты в порядке. — константировал василиск, вытягивая Юну из бассейна. Мавка вяло отбивалась:
— Не трогайте меня! Тут тепло! Отдай рубашку!
Он накинул Юне на голову полотенце, начал вытирать. Девушка вырвалась, но тут же была поймана на руки.
— Пойдем в кроватку. В кроватке тепло, в кроватке хорошо...
Откинул меха, уложил Юну на простыни. Скинул на пол мокрую рубашку, но в темноте Юна не смогла различить месторасположение и количество чешуи на туловище. Улегся рядом, обнял.
— Ты меня уже не боишься? Нет?
— Вы чудовище. Завтра я буду страдать, — сказала Юна пророчески и провалилась в сон.
***
За окном наступал новый вечер, когда Юна проснулась. Адмирал, к облегчению девушки, куда-то ушел. Тихонько горел камин. Юна мрачно рассмотрела себя в зеркале. По всему телу были раскиданы царапины, синяки, ссадины, все ныло. Долго стояла под теплым водопадом, потом одела самое закрытое, дорожное серое платье. Хотелось есть, но она не решалась спуститься вниз. Расхаживала по комнате. Необходимо было тщательно обдумать положение, в котором она оказалась. Мимолетно поймала себя на мысли «надеюсь, он не зол сегодня» и ужаснулась. Отчий дом казался ей клеткой, но там у нее была и нужная всем работа, и кое-какая власть, и возможность сбежать, в конце концов... Насколько же страшнее этот замок! Настоящая темница, в которой все зависит от благорасположения тюремщика. Вспомнила вчерашнее чувство свободы, когда стояла на опушке Леса, выбравшись из замка, все будущее впереди, путешествие, столица... Какого лешего было стучаться назад?! Определенно, двое суток не спавший человек — хуже, чем пьяный. Творит несусветные глупости.