Любое копирование и распространение книги на другие ресурсы без ссылки на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО! Уважайте чужой труд! «Погасший маяк» Карина Хелле Серия «Эксперимент в ужасе», #1 Оригинальное название «Darkhouse» («Experiment in Terror», #1) by Karina Halle Переводчик Лена Меренкова Оформление Наталия Павлова Переведено специально для группы https://vk.com/beautiful_translation Аннотация: С Перри Паломино всегда было что-то не так. И хотя она пытается преодолеть кризис четверти жизни и синдром «жизни после окончания колледжа», как и любой человек за двадцать, ее все же нельзя назвать «обычной». Например, она предпочитает притворяться, что прошлого с ней не случалось, а еще она видит призраков. К счастью для нее, все это оказывается кстати, когда она сталкивается с Дексом Фореем, чудаковатым продюсером грядущего шоу в сети про охотников на приведений. У этого шоу даже нет бюджета, а сам Декс - загадка, сводящая с ума, и Перри быстро оказывается втянутой в мир, что грозит убить ее, но соблазняет ощущением собственной важности. Маяк ее дяди, захваченный приведениями, становится отличным катализатором и фоном пугающей тайны, что распутает нити хрупкого разума Перри и заставит ее влюбиться в человека, который, как и самые опасные призраки, может быть не тем, кем кажется. Моим родителям Туули и Свену ГЛАВА ПЕРВАЯ: Я стояла в круглой белой комнате, где только одно окно в виде иллюминатора нарушало монотонность. Вид снаружи был лишь чернильной пустотой. Запах вод и гниющих водорослей проникал в трещины, где осыпался силикон. Я не знала, где была и зачем я здесь была. Но я знала, что меня что-то призвало. Я развернулась, вдруг заметив дверь, и увидела шафранового цвета сияние, льющееся из-под нее, тускло освещающее пустынные стены. Холодный воздух проникал вместе со светом и покалывал на моих босых ногах. Синий лак на пальце на ноге облупился, и казалось, что у меня лишь половина ногтя. Это привлекло мое внимание и к холодному паркетному полу с грубыми занозами. Свет погас. Дверь открылась почти беззвучно, и сильный порыв арктического ветра ударил по моему телу, развевая ночную рубашку вокруг меня, словно розовый полиэстеровый флаг. Половицы заскрипели. Я ощутила вес неведомого тела, что шло по ним к моим ногам. Я не могла сдвинуться, да и не была уверена, хочу ли. Свет снаружи комнаты снова зажегся, резко озарив воздух. Глаза покалывало. Стук заполнил уши. Я закрыла их руками, пока не поняла, что звук издает мое сердце. В дверях я увидела силуэт человека. Сердце и стук замерли. Мужчина пришел за мной, масса необъятной злобы. Я кричала и кричала, пока не стала видеть лишь черные глубины силуэта. Я упала в него, упала во тьму, в бесконечный крик. Пока Ладони схватили меня за руки и подняли. Они трясли меня, пока тьма за моими глазами не превратилась в слепящую белизну. И вдруг я оказалась в своей спальне под спутанными простынями, а сестра Ада нависала надо мной. Ее лоб сморщился в тревоге, она выглядела из-за этого старше, чем на свои пятнадцать лет. Она отпустила мои руки и отступила. - Ты напугала меня до чертиков, Перри, - проворчала она. Я приподнялась на локтях и осмотрела комнату, плакаты на стенах и стопки пластинок и дисков в углу, успокаиваясь их знакомым видом. Электрогитара, которую я трогала редко, была прислонена к подоконнику приятный контраст с моей коллекцией плюшевых зверей. Я посмотрела на будильник. Две минуты до того, как он начнет неистово звенеть. Видела я все размыто, словно все еще не до конца вернулась в себя. - Ну? сказала Ада, скрестив руки. Она все еще была в пижаме, но ее неловкий макияж был тщательно нанесен. - Что «ну»? повторила я. - Кхм, привет! Объяснишь, почему твои крики заставили меня отбросить тушь на взмахе и прибежать сюда? - У тебя хороший слух? - Перри! Ее голос граничил с пронзительным шипением. Ада всегда была в стороне от подростковых страхов. - Не знаю я. Приснился кошмар. Или что-то Это ведь был сон? Память раскалывалась на обрывки и осколки, чем больше я пыталась его вспомнить, тем сильнее ощущала пустоту. Но это чувство, это ужасное чувство страха цеплялось за мое сознание, словно липкая паутина. Даже яркое осеннее солнце, сияющее через окно, не прогоняло ее. - Или что-то, - фыркнула Ада. Звучало так, словно тебя убивают, знаешь ли. Повезло, что тебя не слышала мама. Она вглядывалась в меня, пытаясь отыскать на моем лице признаки психического расстройства. Она часто так делала. Я закатила глаза и встала с кровати, чувствуя неловкость, пока двигала толстыми бедрами под длинной футболкой «Bad Religion», что растянулась и служила ночной рубашкой. Ада была тонкой, как рейка, но в самом завистном смысле из возможных. Она унаследовала здоровую и приятную внешность шведки со стороны мамы. Гладкая кожа, яркие глаза, натуральные светлые волосы, которые она по какой-то причине обесцвечивала, и длинное тонкое телосложение. Мне же повезло пойти в отца-итальянца. Низкая (мой рост 157,5 см) с густыми темными волосами и большими серо-голубыми глазами, что показывали мое настроение (как мне говорили). У меня были изгибы по крайней мере, так я себе говорила, когда хорошо к себе относилась. На самом деле, я привыкла быть на шестьдесят фунтов тяжелее, но, несмотря на попытки худеть, этого не хватало. И я всегда винила себя в последних пятнадцати фунтах. Я подошла к зеркалу и поискала на лице откровенные признаки безумия. Я выглядела ужасно, но так было часто по утрам, пока все не исправляли пять чашек кофе. ДЗИ-И-И-ИНЬ! Сработал будильник. Мы с Адой подскочили. Она прижала ладонь к груди, а я подбежала и выключила будильник. Я быстро взглянула на нее. - Я в порядке, Ада. Это был лишь сон. Я даже не помню, что там было. Она вскинула подведенные брови. - Ла-а-а-адно. Но если меня снимут с уроков, потому что с тобой снова произошел «случай», я расстроюсь. Она развернулась и покинула комнату. Я фыркнула. «Нет, не расстроишься, - подумала я. Ты будешь рада любой причине, только бы уйти с уроков». Честно говоря, я была бы рада причине пропустить работу. Я тяжко вздохнула. Теперь я ощущала странную печаль, когда волнение из-за сна прошло. Страх, что гудел в моих венах, быстро угасал в утреннем свете. Я привела себя в порядок и покинула дом, отправившись к своему мотоциклу, что стоял у дороги. Хоть мое средство передвижения восхищало. Знаю, знаю. Мотоцикл. Я все это слышала: «Это опасно, я умру, я выгляжу глупо». Это все так, но я бы не променяла Тыр-тыра ни на что на свете. Тыр-тыр не был большим мотоциклом, как Харлей (я не настолько глупа), он был черным «Фаирблейд» 2004. Я думала, он был идеальным. Гладкий и невероятно быстрый. Я не была безрассудным водителем, почти все время я ехала на той же скорости, что и остальной транспорт на дороге. Пока не попадала в пробку, и тогда я обгоняла всех и кричала: - До скорого, идиоты! сквозь шлем, уезжая. Я получила Тыр-тыра четыре года назад на свой восемнадцатый день рождения. И я вела себя как женщина-каскадер, ведь тогда мне казалось, что стать профессиональной каскадершей интереснее и выгоднее, чем работать в рекламном деле. После уроков вождения мотоцикла, года каратэ, нескольких занятий затяжных прыжков с парашютом и выходных на стрельбище, где я училась обращаться с пистолетом, я забросила это и пришла к диплому по коммуникациям. Не сказать, что мне не нравилось быть каскадером, но я честно утратила интерес. Мама зовет меня бледной. Я думаю, что я приятно импульсивна. Странно, но я даже жалела о своей степени. Говорили порой, что в школу нужно пойти, чтобы понять, что вы не хотите делать, и что хотите делать. Угадайте, что? После четырех лет учебы в университете Орегона я решила, что реклама не для меня. Но что поделать. Окончив университет, я переехала из Юджина домой в Портленд, приходилось экономить, и мне повезло найти работу, некогда было думать про связь ее с моей учебой. Меня наняло агентство в Портленде, родители от этого счастливее не стали. Я же могла быть счастливее. Я почти весь год была секретарем в приемной. Но, как любили напоминать мне родители каждый раз, когда я жаловалась, что у меня хотя бы была работа. Работа-кровопийца, которую я ненавидела всей душой, но она у меня была. Они были правы. И сейчас у меня было только это ощущение. И я направлялась на работу этим утром. Я ехала на Тыр-тыре по длинной дороге и подумывала повернуть в другую сторону. Восток подошел бы. Я могла бы ехать вдоль реки Колумбия, добраться до Айдахо, а там, может, присоединиться к ковбоям в Монтане или направиться на юг к пустыням, где мое сердце воспарило бы, как орлы над ними. Но, как я делала каждый рабочий день и раньше, я вытряхнула из головы все фантазии и поехала по дороге к городу и ответственности. Мотоцикл только дразнил меня. * * * - Добрый день, Эллингхэм и ассоциации, говорит Перри, - сказала я в трубку. Приближался обед, и я отчаянно хотела, чтобы это примитивное утро закончилось. Я перевела звонок соответствующей стороне и уставилась на часы на компьютере, считая, когда же Алана заменит меня. Алана была секретарем еще до меня, и я предполагала, что она тоже ненавидит эту работу. Ее повысили до руководителя отдела, и она сильно негодовала из-за того, что два перерыва по пятнадцать минут и час обеденного перерыва ей приходилось сидеть на рецепции за меня. Я не могу сосчитать, сколько раз я приходила и обнаруживала на линии раздраженных клиентов. Что-то подсказывало мне, что она отвечает по телефону от моего имени и ведет себя ужасно с людьми, чтобы подставить меня, но я еще не смогла это доказать. Да, я первой признала, что была не лучшим секретарем. Мне казалось, что такая работа ниже меня, но агентство было уважаемым, а я только получила диплом, нужно было работать. Я поняла, что могу начать с секретаря и продвигаться наверх. Можно сказать, что я надеялась, что работа приведет к благополучному концу. Я была здесь уже почти год, а на прогресс не было ни намека. Экономия добавляла хлопот. Я застряла. Пока я жила дома в своей детской и получала по вечерам домашний ужин, я хотела убраться прочь из Доджа. Знаю, мне было всего двадцать два, но я думала, что добьюсь всего к этому возрасту. Амбициозно, но что поделать. Я всегда росла, чувствуя, что я особенная, словно мне предстояло сделать в жизни что-то невероятной, повлиять на людей. Потому я сменила столько жанров годами. От занятий игры на гитаре до занятий каскадеров, летнего лагеря фотографов, верховой езды, уроков рисования и скульптуры, в конце концов, даже до писательства. Я попробовала все, чтобы найти себя, но не получила ничего конкретного в результате. Может, это получилось бы, если бы я остановилась на чем-то одном, но я боялась, что остальное тогда пройдет мимо меня. Вообще-то, я думала, что реклама станет отличным местом, где я могла показать свою изобретательность, повлиять на мир, но, как и ожидалось, все оказалось не тем, чем казалось. - Окей, вот и я. Гнусавый голос Аланы ворвался в мои мысли как бур. Я посмотрела на нее, снимая наушники и улыбаясь. Фальшивая улыбка, но все же улыбка. Я поднялась и гордо обвела руками стол. - Это все тебе. Она быстро ухмыльнулась мне и рухнула на стул с фальшивым вздохом. Я схватила свою сумку и быстро направилась за дверь, пока она не решила уйти в уборную или еще куда-то. Я спустилась на лифте и направилась на свою скамейку рядом с кофейней, где я вытащила свой айфон, чтобы поворовать доступный вайфай. Стоял прекрасный осенний день, солнце согревало руки, не было видно ни одного коричневого листочка. Северо-запад Тихого океана в этом году был охвачен индийским летом, потому дожди отсутствовали большую часть сентября. Обычно в это время года во все времена года, черт возьми мы были обречены на ежедневные ливни, общую влажность и ветер, что выворачивал зонтики. Десять минут я внимательно читала Фейсбук, не узнав ничего интересного о знакомых мне людях (или мало знакомых, как это бывает в Фейсбуке), я сменила статус на строчку из песни и перешла к чтению блога сестры. Ада начала вести модный блог около шести месяцев назад, и ей это неплохо удавалось. Она всегда была очень модной. А как иначе, если ей подходили все платья мамы? Наша мама когда-то была моделью, потому у нее было множество дизайнерских вещей. Конечно, с моими пышными бедрами, округлыми ягодицами и крупным телосложением я не могла носить эти вещи, как моя сестра. Да они были и не в моем стиле. Но мне нравилось, как сестра сочетает эти дизайнерские вещи с винтажными, и почти так же делали остальные. Она размещала каждый день свою фотографию и писала рекламу того, что на ней надето, и ее блог пользовался успехом настолько, что она начала зарабатывать на рекламе. Забавно, мы с сестрой росли порознь, когда я уехала в колледж. Думаю, разница в возрасте была очевидной, и, честно говоря, я не знала, как с ней установить связь. Она еще и подростком не была, когда я уехала, и когда вернулась, я хотела обращаться с ней, как с милой сестренкой. Теперь мы уже год жили в одном доме, и я сблизилась с ней. Она начала вести себя дружелюбнее, что было круто, но порой я задумывалась, когда мне стоит играть роль старшей сестры. Когда я видела, как она откровенно позирует в короткой одежде на экране, и это видит весь мир, я не понимала, что будет дальше. Мне казалось неправильным так все оставлять. Но когда в прошлый раз я упомянула, что она может стать целью преследователей (или еще чего похуже), она только отмахнулась и сказала, что мама разрешила. Признаю, я немного завидовала, что было смешно, ведь я была ее старшей сестрой. Но у нее был свой путь, и она шла по нему и делала прогресс. В отличие от меня. Зазвенел мой телефон, оставив эту мрачную мысль в моей голове, а я ответил. - Привет, тыковка, - сказала мама бодрым голосом. У нее оставался слабый шведский акцент, но я уже не обращала на него внимания. - Привет, мам, - ответила я с вздохом, зная, что она только проверяет меня, чтобы убедиться, что я еще была целой. - Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь беспокоит? - Нет, я в порядке. - Как работа? Ты же все еще работаешь, да? Я снова выпустила воздух и пробормотала «да». Этот вопрос она задавала ежедневно. Каждый день напоминала даже не думать бросать работу. Словно она знала. - Слушай, - продолжала она, - что вы с Адой делаете на выходных? Дядя Альберт надеется, что мы сможем собраться. Брат моего папы Альберт жил на большом участке земли у берега туманного Орегона, это было близко, и мы часто приплывали повидаться с ним. Он был разведен и жил с близнецами Мэттью и Тони, девятнадцатилетними нарушителями спокойствия. Я ничего не планировала на выходной. Если я не отправлюсь к берегу, то буду просто сидеть дома и устраивать себе марафон сериала «Остаться в живых». Сказав ей, что буду там, я закончила разговор и прислонилась спиной к скамейке, солнце согревало мои темно-бордовые леггинсы и нарезанные кое-как овощи. Я смотрела на метро неподалеку и почти поддалась на запах жареного бекона, но сдержалась. Я доела и пошла обратно в офис, побежденная нудной работой с девяти до пяти. Солнце играло с веснушками на моем носу, легкий ветерок трепал волосы так, что я видела тени фиолетовой краски на черных прядях. Я хотела остаться на улице, окруженная огромными зданиями, золотыми и зелеными деревьями, занятыми людьми, проносящимися мимо, их жизни были интереснее моей, но больше всего я хотела, чтобы эти последние лучи солнца длились вечно. Но долг звал, как это было всегда. Я прошла в вестибюль и подождала лифт. Пока я стояла там на холодных твердых плитках, я чувствовала за собой чье-то присутствие. Странно, я никого не видела, когда заходила, и не слышала, чтобы за мной открывалась или закрывалась дверь. Меня охватил страх. Я вспомнила свой сон. Вдруг я почувствовала необъяснимый ужас. Я медлила оборачиваться. Своим развитым воображением я представляла, что увижу что-то ужасное, но я все равно это сделала. Кто-то сидел на белом диване в вестибюле. Это была старушка, которая выглядела так, словно очень сильно пыталась казаться молодой леди. Ей было под восемьдесят, она была в красном платье из тафты, украшенном бубонами, ее лицо покрывал нелепый макияж. У нее была невероятно яркая лиловая подводка для глаз, ресницы, как у Тэмми Фэй Беккер, следы оранжевого виднелись на ее впалых скулах, но больше всего поражало, что красная помада была наполовину на ее губах, а наполовину на зубах. Она сидела и широко мне улыбалась. Казалось, что она застыла во времени. Я попыталась скрыть потрясение, я не знала, как не заметила этот шедевр, когда вошла, и быстро улыбнулась ей, поспешив отвернуться. Я была рада, когда двери лифта, наконец, открылись. Я быстро вошла и нажала на кнопку закрытия дверей до всего остального. Я смотрела на нее, когда двери закрывались. Она сидела там, широкая улыбка, как у маньяка, все еще была на ее лице. Глаза ее, белые и немигающие, не подходили этой улыбке. Двери закрылись, и я выдохнула с облегчением. Я немного дрожала. Это ужасное ощущение длилось еще пять минут, а потом я надела наушники, и лавина грубых звонков и нетерпеливых клиентов смыла сцену из моей головы. ГЛАВА ВТОРАЯ: - Это так ты одеваешься? спросила мама. Десять часов утра в субботу, а я уже слишком устала, чтобы выносить слова мамы. Мы с Адой грузили багаж в машину родителей, когда мама заметила, как я сегодня оделась. По ее тону я поняла, что это не было приемлемо, хотя я была в том же, что и каждый день. Сапоги на шнуровке, черные леггинсы и длинный мохеровый свитер в намеренных дырах. Я вздохнула и бросила сумку в машину. Я уперла руки в бока и посмотрела на нее. Она медленно устраивалась на пассажирском сидении, она была в черном платье с желтыми ремешками и подходящем тренче. Ее идеально осветленные волосы были собраны в свободный пучок на макушке и обрамлены большими солнцезащитными очками. Она выглядела идеальной героиней Хичкока, и я начала думать, что это могло послужить причиной моей любви к его фильмам. Но потом я заметила разочарование на ее лице, поняла, как неуместно она оделась (мы ведь ехали на пляж, если вспомнить) и поняла, что фильмы Хичкока мне нравились из-за их безумного взгляда на человечество. - А что не так? спросила я, переглянувшись с Адой. Она пожала плечами с взглядом «не впутывай меня в это». - У тебя дырявый свитер, милая, - сказала мама. Твои кузены подумают, что мы не можем позволить тебе купить новые вещи. - Ох, ладно тебе, мам, - сказала Ада, одетая в светлые узкие джинсы, балетки и черный пушистый жилет поверх мятой футболки с «Alice in Chains» (вообще-то, футболка была моей, конечно. Словно она могла знать «Alice in Chains»). Цена свитера Перри больше ста долларов. Ей повезло получить его за сорок. Я нахмурилась, глядя на нее, пока мы забирались на заднее сидение машины. Я понятия не имела, откуда она знает обо мне такие подробности. Зная, о чем я думаю, она добавила: - Я видела, что он на распродаже онлайн. И знала, что ты его купишь. Он достаточно потрепанный. - Ладно! Поехали! голос отца сотряс машину, он заскочил на водительское сидение. Поправив зеркало заднего вида, он подмигнул нам. Хорошо, что он не слышал наш разговор, ведь каждый раз, когда упоминались деньги в семье, начинался жаркий спор. Папа был крепким мужчиной с заразительным смехом и хорошим аппетитом (отсюда и его пухлый живот), в котором узнавалось итальянское происхождение. Хотя он и его братья были итальянцами во втором поколении, понять это было невозможно. Они легко говорили на итальянском, любили жестикулировать. Потому было опасно говорить с отцом, когда он был за рулем, да и в остальное время тоже. Я вспомнила, как мы с Адой купли ему коллекцию классики итальянских фильмов, и он от радости так взмахнул руками, что ударил меня по лицу. Думаю, мама была после этого недовольна, а у отца всегда был пылкий темперамент. Не поймите меня неправильно, отец никогда намеренно не бил никого в нашей семье, но когда его лицо краснело, а щеки надувались, невысокий папа становился на десять футов выше и превращался в самое страшное существо на свете. А еще он был трудоголиком, и тут ничего не поделаешь. Он работает профессором истории и теологии в университете в Портленде, потому мы видимся с ним реже, чем хотелось бы. От папы я унаследовала больше черт, чем от мамы. Мы с ним были слишком чувствительными, но я этого скрывать не умела. Порой мне казалось, что я большая сфера вибраций и чувств, что сбивает всех вокруг, а отец мог прятать все это, накапливая топливо для будущего взрыва. Большим отличием между нами была его непоколебимая верность. Он принимал вещи и двигался дальше. А я всегда спрашивала, спорила и допытывалась до посинения. Хотелось бы уметь так легко воспринимать вещи, как он. Как и сегодня, пока папа вез нас по магистрали И-5 неспешным ходом, я не могла перестать думать о том сне, он бы забыл о сне, как об обычном кошмаре. Но пока я жила, ко мне редко можно было применить слово «обычный». Прошлым вечером была обычная пятница. Я сыграла несколько песен на гитаре (чувствовала себя виноватой из-за того, что забросила ее), сходила в прачечную и посмотрела серию, а то и две «Гриффинов», после чего рухнула в постель. Может, виноват был кофе, который я выпила незадолго до этого, но уснуть я никак не могла. Я ворочалась, а уши улавливали даже едва заметные звуки: от тихого сопения Ады в ее комнате до слабого шелеста листьев клена за окном. Даже сверкающие цифры на будильнике превращались в яркие звезды. Я, похоже, все-таки уснула где-то в ночи, потому что резко проснулась. Тело казалось ледяным изнутри, словно через капельницу мне в кости ввели жидкий страх. Дыхание сковывал холод. Руки и ноги были не под покрывалом и не гнулись, будто доски. Они казались открытыми и незащищенными, и мне виделось, что какой-то монстр придет и сгрызет их, а то и из-под кровати появится маленькая ручка и оторвет мои пальцы. Хотелось только спрятать руки и ноги под одеяло, обеспечить им безопасность. Страх был слишком реальным. Но я не могла двигаться. Не потому, что это было невозможно физически, а потому что не хотела. Кто-то стоял у моей двери. Сначала мне показалось, что это мой халат висит на крючке. В комнате было темно, и мне даже не нужно было поворачивать голову, чтобы понять, что будильник погас. Пока мои глаза привыкали к темноте, я вспомнила, что мой халат остался сушиться после стирки, а эта «вещь» куда больше и шире его. Я лежала и смотрела на это минутами. И, похоже, едва дышала от страха привлечь к себе внимание. Я не знала, что это было, но оно держалось смирно, и это беспокоило даже сильнее. Неприятная дрожь пробежала по спине. И вдруг комнату озарил прожектор, освещая все с точностью. На долю секунды я увидела «это». Увидела пальто с капюшоном, сделанное из блестящего влажного меха, и лицо, где не было глаз, а только широкая белая улыбка. Улыбка стала еще шире. Черные десны. Бездна. А потом ДЗЫ-Ы-ЫНЬ! Зазвенел будильник. И внезапно наступило утро. Яркий свет солнца заливал комнату, освещая все ее безобидные уголки и закоулки. У двери ничего не было, все лежало так, как я и оставила. С первого этажа доносился запах бекона и кофе. Очередной сон. Я поежилась от воспоминания. Мама с подозрением посмотрела на меня в зеркало заднего вида. - Так и бывает, если носишь дырявый свитер. В машине на полную мощь работал кондиционер, но я закатила глаза и прислонилась головой к прохладному окну. Во все стороны проносились мимо машины, поля у дороги были ярко-зелеными под чистым небом и грядущим осенним холодом. На следующей неделе начнется октябрь, а ощущалась погода, словно стоял июнь. Хоть так. Сны были бы еще мучительнее, если бы стояла обычная осенняя погода с темным небом, воющим ветром и проливным дождем. Вообще-то, я любила бурю и напряженную атмосферу, возникавшую в Хэллоуин, как и прочие страшилки. Но два пугающих и реалистичных сна, да еще и странная незнакомка, смешавшись с тревожным чувством, выводили меня из себя. Пристальный взгляд мог пробуравить дыру в моей голове. Я повернулась и увидела, что на меня смотрит Ада. В ее руках был журнал о моде, а в ушах наушники от айпода. Я заметила ее идеальный маникюр сверкающий красный и аккуратные узоры. На свои руки мне и не нужно было смотреть, чтобы понять, как они выглядят. Она сузила голубые глаза. - Что с тобой было? - Что? спросила я, пожалуй, заметно защищаясь. - Я тебя такой остолбеневшей не видела с - она умолкла. Я бросила на нее недовольный взгляд, не осмелилась посмотреть на маму в зеркале заднего вида. Я знала, что она следит за мной. - Я в порядке, - строго сказала я. Она склонилась чуть ближе и понизила голос. - Снова кошмар? Я вздохнула и кивнула. - Тот же? - Нет другой. Но все такой же - я замолчала, вспомнив, где я, - непонятный. - В этот раз ты не кричала. Этого хватило, чтобы вмешалась мама. Я знала, что она только и ждала момента. - О чем вы говорите? она развернулась на сидении, чтобы посмотреть на нас, и с тревогой сосредоточилась на мне. Тебе снятся кошмары, Перри? - Не знаю, можно ли их так назвать, - ответила я, стараясь звучать беспечно. Не хватало еще, чтобы мама начала беспокоиться, что я становлюсь лунатиком. Она уже стремилась прийти к такому выводу. Ада фыркнула. - Она разбудила меня вчера криками, спутала мне все планы с утра. Тебе повезло, мам, что ты в это время бегала, она пугала. До чертиков. Я посмотрела на Аду, и больше всего мне не понравилось, что она использует странные слова. Мама печально посмотрела на меня: - Перри, ты кричала? Я закатила глаза и перевела взгляд на проносящийся мимо пейзаж. - Ничего страшного. Я даже не помню, что мне снилось. Абсолютная ложь. Я все еще четко помнила сны. Даже такие ненужные подробности, как прорехи вдоль кружева на подоле ночной рубашки. Я чувствовала, что мама и Ада все еще смотрят на меня. Они беспокоились. Только этого мне не хватало. Как видите, со мной жизнь у семьи была непростой. И хотя растили меня нормально, я всегда была в какой-то степени проблемным ребенком. Когда я была маленькой, и мне еще не было десяти, у меня было много воображаемых друзей (и, что страшно, врагов). И я думала, что они реальны (воображаемый конь Риск был лучше всех), но у меня просто было хорошо развитое воображение, и друзья оказались ненастоящими. Родителей это пугало, и они водили меня к разным психологам, чтобы избавиться от этого. Честно говоря, я плохо помню те времена. Может, это как-то подавили, не знаю, но это сработало. Мой конь убежал, больше не вернувшись, а родители успокоились. Так было до старших классов, где я оказалась несчастной. Я была толстой (толще, чем было бы нормально для старших классов). У меня было несколько друзей, но я чувствовала себя одиноко. Люди смеялись надо мной. Девушки оказались подлыми, а парни плохие были жестокими, но и хорошие были ничем не лучше. Я была им товарищем, доверенным лицом, но не девушкой. Я слушала от них, как красива или горяча определенная девушка, и от этого становилось только хуже. Все пошло под откос, моя психика была под ударом. Глупо, но я связалась с наркотиками. Конопля, выпивка, таблетки, что я украла у мамы, иногда и ЛСД. Я пробовала и кокаин, невероятно глупо и тщетно надеясь, что от этого похудею. Но этого не случилось, я лишь набрала вес. И стала злее. Я стараюсь не жалеть о содеянном, но о наркотиках я жалею. От этого состояние стало только хуже, дошло до моментов, когда я теряла ощущение реальности. Дошло до того, что я начала резать руки, чтобы привлечь внимание, писать ужасно трагичные стихотворения, я упивалась тьмой. Знаю, звучит высокомерно, но иначе я описать себя в то время не могу. Я ненавидела всё и вся, особенно родителей, а еще больше себя саму. На руках остались шрамы от порезов. Они были едва заметными, но оставались там, как и шрамы на сердце. Моя история не так уж и отличается от многих, но порой мне становится интересно, было бы мне так же одиноко и плохо, если бы я не проходила через все это. Я посмотрела на Аду. Ей всего пятнадцать, и она как раз в таком возрасте. Конечно, она часто грубила, но была популярна, ее гардероб был востребованным, это добавляло ей славы. Я надеялась (но в тайне), что как-нибудь выделюсь из толпы, что стану примером. И посмотрите теперь на Перри. Она была безнадежной и полной, а теперь она на вершине мира. Но этого со мной не случилось, и я потеряла веру и оптимизм со временем, потому больше на такое не надеялась. Но Ада уже была на вершине, и хотя я была перед ней, я оставалась лишь ее тенью. Сестра служила напоминанием того, как несправедлива жизнь. Потому и отношения у нас были сложными. Я посмотрела на маму и выдавила самую искреннюю улыбку. - Я в порядке, мам, честно. Немного устала. И все. Она покачала головой и отвернулась, но я видела, что она перестала хмуриться. - Это все из-за твоего кофе, Перри! До добра не доведет! Хотелось сказать ей, что недавно нашли доказательства, что кофе помогает бороться со многими болезнями. Но я подавила это желание, оставшись в своем кошмаре с прохладным воздухом, пока мы ехали к побережью. * * * Приезд к дяде всегда был неспокойным событием. Будучи холостяком, Ал никогда не убирал дом перед гостями или вел себя как радушный хозяин, потому наши встречи обычно были нетрадиционными. Мои кузены Тони и Мэтт лениво сидели на диване и играли в видеоигры, пока Ал жарил барбекю на заднем дворе. На кухне был бардак. Дядя с сыновьями жили в необычном месте. Они унаследовали прекрасную часть побережья океана на юге деревушки и пляжа Кэннон. Здесь было молочное хозяйство бывшей жены Ала, но она оставила ферму и детей ему, а сама сбежала с пилотом в Бразилию или куда-то еще. Коров здесь давно уже не было, остались поля, заросшие высокой густой травой, и большой амбар, что привлекал мое внимание, когда я была маленькой, ведь я любила коров, а теперь даже пугал меня. Но не так, как здание на другом конце хозяйства в сто акров маяк. Задний двор представлял собой длинный и широкий луг с песочными насыпями и камнями, что выходили к буйному океану. Слева от пляжа на небольшом утесе (в стороне от дома) стоял обветшалый маяк. Не знаю, кто отвечал за него раньше, но теперь он был частью беспорядка дяди Альберта. Насколько я знала, он вышел из строя лет пятьдесят назад, и Ал даже не пытался это исправить. Маяк стоял там, забытый и погасший, возвышающийся над морем. Я никогда не была внутри маяка. Любопытство и нездоровое влечение все же не перевешивали строгие предупреждения семьи, но я знала, что Тони и Мэтт пару раз ходили туда с друзьями. И мне вдруг захотелось пойти туда, если бы Мэтт и Тони снова отправятся к маяку. Меня тянуло к нему сильнее обычного, словно посещение маяка что-то исправило бы в моей жизни. Это подождет. Как и всегда, мама, Ада и я помогали дяде Алу и мальчикам собрать как-то работающий барбекю, убрать кухню и установить во дворе стол. Снаружи было необычно хорошо. Я даже немного растерялась, представьте себе. Светило солнце, но ветра почти не было, что означало, что дикий океан, который обычно очищал мою голову от всего бреда, был спокоен, волны тихо плескались вдали о берег. А мое любимое явление туман тоже пропало. Это место находилось рядом с точкой, где Тихоокеанское шоссе поднималось выше, и здесь Тихий океан приносил много тумана на берег, закрывая ферму ото всех. Смотреть, как монстры из тумана катятся по берегу, было моим любимым занятиям во время визитов. Было что-то потустороннее в том, как массы тумана медленно наползали на землю, приближались с каждым ударом волн о берег, закрывая собой всю поверхность, нависнув над ней. Когда с барбекю разобрались, к нам присоединились мальчики. Что сказать о Мэтте и Тони? Начнем с того, что они не были однояйцовыми близнецам, но догадаться было сложно из-за их поведения. Они были неотделимы, действовали заодно, что, как говорила мама папе, как я однажды послушала, «было странно в их возрасте». Им было по девятнадцать, и возраст «милых близнецов» давно прошел, но они казались младше. Не только на вид, оба были почти одного веса, невысокие, с круглыми глазами и плоскими носами, но и духовно. И было странно видеть девятнадцатилетних парней, что не вели себя как двадцатилетние. Они подошли ко мне с пивом в руках и кривыми улыбками на лицах. Выпивка раньше дозволенного возраста не была запрещена в их доме, хотя уже стоило так сделать. Парни были проблемой всегда, но последние пару лет проблемы стали серьезнее. Тони поймали за рулем в таком состоянии и отобрали права. Мэтта чуть раньше арестовали за то, что он залез в общий бассейн (Тони тоже там был, но успел сбежать до появления полицейских), и обоих много раз ловили на употреблении марихуаны. Не знаю, как с этим мирился Ал, но, судя по увеличившемуся количеству седых волос на его голове, это отражалось на нем. - Йоу, сестренка, - сказал Мэтт, быстро обняв меня. Тони только хлопнул меня по спине. Они были странным дуэтом, а я не могла ничего поделать, они мне нравились. - Как дела, ребята? Ведете себя прилично? я подмигнула им. - Пытаемся, - сказал Мэтт. Он взглянул на своего отца и беспечно добавил. Пара наших друзей придет ночью к костру на пляже. - Все уже готово для костра, - встрял Тони. Отлично. Бензин, выпивка и мои кузены что же может пойти не так? Но мысль посидеть у костра с парнями была привлекательнее, чем обычный вечер в доме дяди: попытки играть всей семьей в «Эрудита» без кого-то (обычно меня или моего отца) заканчивались перевернутой от злости доской. Остаток дня прошел без приключений. После того, как все было готово к ужину, я отправилась исследовать округу с зеркальной камерой. После похода по полям мои леггинсы промокли от росы, что висела на высокой коричневой траве. Я обогнула сломанную ограду, разделявшую их хозяйство от соседской сырной фермы. Я сняла свитер и повязала его на пояс, солнце было жарким. Воздух наполнял плеск волн, птицы, пролетавшие над моей головой и редкое мычание коров вдали. Позади меня были склоны в соснах, поднимавшихся к утесам волнами. Передо мной решетка от скота, не мешавшая мне, а за ней дюны и немного листвы. Я взобралась на вершину маленькой насыпи и посмотрела налево. Там я заметила маяк, его круглую верхушку, потрескавшуюся краску и проржавевшую красную крышу. Маяк не уходил ввысь ровным столбом. Он был в виде двухэтажного здания, больше напоминавшего колокольню (похожую я видела в «Головокружении» Хичкока). Здание было заколочено, свет на маяке не работал, но он все еще казался живым, словно он лишь спал. Я смотрела на маяк, поднялся ветер. Он пролетел над берегом, брызнул мне на руки водой и солью. Я поежилась и принялась надевать свитер. И пока я делала это, я заметила дыры в передней части маяка. И увидела движение к двери, словно кто-то ходил перед ней. Я застыла. Быстро опустила свитер и посмотрела снова. Там никого не было. Дрожь пробежала по спине, и я собиралась пойти к маяку, но услышала, как меня зовет мама, ее голос было едва слышно из-за растущего ветра. Я замешкалась на миг, но решила, что лучше быть в доме с весельем, семьей и бокалом вина. Я несколько минут наблюдала за маяком, но движений не было, и любопытство унялось. Я пошла к дому. * * * Было почти десять часов, когда родители разошлись по комнатам. Мы с Адой смотрели фильм 50-х «Никто из них не знал, что они роботы», но как только они пожелали спокойной ночи, мы взяли пачку вина и пошли на пляж. Мэтт и Тони уже были там, как и несколько их друзей. Ограда не защищала пляж, и было легко приехать по песку от шоссе на внедорожнике. К ночи поднялся ветер, и я была рада, что взяла с собой куртку и шарф. Ночное небо было ясным, испещренным миллионами звезд, мерцающими над головой, а вдали было видно мутный туман. Он не приближался, просто нависал. Ждал. Костер горел ярко и сильно ценой бензина Тони, канистру я тут же забрала и оставила подальше от нас за песчаной насыпью. Было уютно. Я сидела на длинном деревянном обломке рядом с близнецами и их друзьями. На бревне напротив были еще парни и Ада. Я следила за ней. Она едва заметно пробовала вино и пиво весь вечер. Не мне ей запрещать я в ее возрасте творила дела куда хуже но я сомневалась, что Ада умела пить. Я ни разу не видела ее пьяной раньше, но теперь она явно была такой. Она пила пиво «Олд Инглиш», бутылка пряталась в бумажном пакете (она думала, что так круто?), а в перерывах она обнималась и целовалась со слащавым парнем по имени Уиз. Это меня тревожило. Уиз был наименее подходящим из друзей Мэтта и Тони. Я знала, например, что у него уже была девушка. Он говорил о ней раньше, но, представьте себе, не скупился на выражения. Более того, я слышала, как Ал сказал как-то раз, что проблемы у близнецов начались, когда они повстречали Уиза. Его имя я постоянно забывала. Да и мозгов у него было, как у кого-то с побережья Джерси. Ада, как и всегда, развлекалась, унижая этим меня. В этот раз тем, что мне было не с кем целоваться. И хотя я ни за что не коснулась бы Уиза или кого-то из друзей Мэтт