– Нет, не много. Рублей пять, не больше.

– Ну, это не велика потеря для вас, – облегченно вздохнула она. – А остальное, не извольте беспокоиться, все целехонькое.

– Хорошо. Значит, ограбить хотели, – задумчиво проговорила я. – Однако странно…

– Да и то! Вот с фонарями что-то путаете… Может, вам бульону принести?

– Бульону? – переспросила я, думая о другом. – Алена, а что доктор сказал?

– А чего они скажут? Сказали, что полежать вам надо. Что повезло вам, могли и насмерть зашибить. Да уж куда насмерть-то? Итак, почитай, сутки пролежали без памяти-то…

– Как сутки? – воскликнула я.

– Так ведь нынче-то уже четверг, Екатерина Алексеевна.

– Не может быть! – простонала я. – Неужели же я целые сутки пролежала? – Алена кивнула. – А что, кто-нибудь приезжал?

– А как же? Приезжали от генерала Селезнева. Я велела им сказать, что вы больны. Затем этот, господин Поздняков, сами приезжали, справлялись, как вы. Да это недавно было, всего с час назад.

– А сколько сейчас времени? – в отчаянии спросила я.

– Так ведь уже шестой час вечера.

– Что? Не может быть!

– Да как же не может? – обиделась горничная. – Вот, смотрите сами, – и она не поленилась, принесла со столика тяжелые бронзовые часы. Стрелки показывали четверть шестого.

Дверь в комнату немного приоткрылась и в щель просунулась Стешкина голова в цветастом платке.

– Ну как барыня? Очнулись? – тихонько спросила она Алену.

– Очнулись, очнулись, – ответила та.

– Вот и слава Богу, – Стешка тут же осмелела и вошла. – Екатерина Алексеевна, там вас барин давешний спрашивают. Чего передать?

– Кто?

– Господин Лопатин. Я сказала, что вы не в себе, так они велели пойти посмотреть.

– Передай, что я приму.

– Как это «приму»? – возмутилась Алена. – Доктур что сказал? Сказал, что вам вставать никак нельзя!

– Прекрати, – оборвала я ее. – Лучше подай мне халат, малиновый.

– Ох, барыня, барыня, – запричитала она.

– А ты, Степанида, ступай и проводи господина Лопатина в малую гостиную. Проси подождать, поняла? – Та кивнула и направилась к дверям. – Да, и еще. Скажи Манефе, чтобы чаю подала.

– Чаю? Да вы ж ничего не кушали со вчерашнего утра! – снова заголосила Алена. – Разве ж чай нужен? Вам, Екатерина Алексеевна, сейчас бы бульончику куриного похлебать, да и поспать бы…

– Молчи, подавай халат! – прикрикнула я и попыталась подняться.

Признаюсь, чувствовала я себя отвратительно. Голова гудела, меня мутило, я с трудом смогла одеться и кое-как дала себя причесать, терпя ужасную боль всякий раз, как Алена прикасалась гребнем к огромной шишке. Вид у меня был, конечно, жуткий – темные круги под глазами, восковой оттенок кожи, но я даже порадовалась этому. Нечего, мол, господин Лопатин, вас баловать. А особенно, Екатерина Алексеевна, нечего позволять себе всяческие романтические бредни, через которые, смею заметить, вы и пострадали накануне. Не будь ваша голова забита мечтами о дожидающемся вас сейчас господине, глядишь, и не случился бы с вами подобный конфуз! Так отчитывала я себя, с трудом спускаясь по лестнице.

Но, несмотря на мое плохое самочувствие, любопытство оказалось сильнее. Что же все-таки произошло вчера? И почему Серж вернулся?

Оказалось, что я забыла муфту и он, обнаружив ее, велел кучеру остановиться. Поскольку возок не успел отъехать далеко, Серж прошел к моему дому пешком. По его выражению, в аллее никого уже не было, кроме меня, конечно, а фонари действительно горели. Он взял меня на руки и донес до дома, а затем велел кучеру ехать за врачом.

Словом, все объяснилось. Однако меня очень смущали фонари…

Серж уехал от меня довольно скоро, сказав, что непременно заедет завтра справиться о моем самочувствии. Он был так заботлив и нежен, что я невольно расчувствовалась. Если бы не он, думалось мне, то неизвестно, чем бы закончилось вчерашнее покушение.

Однако, проводив его, я, хоть и чувствовала себя по-прежнему нехорошо, нашла в себе силы написать записку Позднякову. Мне нужно было с ним свидеться, поскольку, немного придя в себя, я все-таки вспомнила, что после получения Селезневыми письма, в котором требовался выкуп за Нику, мне пришла в голову мысль о графе Успенском, пытавшемся накануне похищения занять ту самую сумму, которую потребовали в качестве выкупа преступники.

Конечно, это было бы слишком просто, и все же нужно было проверить. Безусловно, в таких ситуациях меня всегда выручала Ксения Георгиевна, она знала обо всех и все, и я не раз уже пользовалась ее, если можно так выразиться, услугами. Однако я не была уверена, что выдержу сейчас поездку в Елшанку, а сама многоуважаемая Ксения Георгиевна не покидает своего поместья даже в чрезвычайных ситуациях.

И, тем не менее, я думала о том, что, переговорив с Поздняковым, я могла бы написать письмо и ей.

Поскольку время еще вполне позволяло, я просила Михаила Дмитриевича приехать нынче же, что он и сделал, прибыв в начале девятого вечера. К этому времени я успела отведать куриного бульону, на котором так настаивала Алена, и теперь чувствовала себя куда как лучше. Головная боль поутихла, превратившись в слабую тупую пульсацию в висках, которая, в общем-то, мне не мешала.

Итак, как только появился господин Поздняков, после обязательных приветствий и целования руки, мы перешли к деловой части нашей встречи.

– Я вижу, что вам лучше, – сказал Михаил Дмитриевич. – Я рад, очень рад, что это покушение обошлось так легко и вы, смею надеяться, сможете и в дальнейшем заниматься расследованием. Генерал рассказал мне о своем бывшем друге, – Поздняков перекрестился. – Вот ведь как бывает, – задумчиво проговорил он, но тут же опомнился и продолжил более деловым тоном. – Итак, дорогая моя Екатерина Алексеевна, насколько я помню, нас прервали в среду, но мне показалось, что вы хотели поделиться кое-какими размышлениями. Или это не так?

– Так, Михаил Дмитриевич, – согласилась я. – Но сначала позвольте мне обсудить другое. – Поздняков кивнул головой и приготовился слушать. – Скажите, – начала я, – как вам кажется, кто на меня напал и чего хотел этим добиться?

– Ну, Екатерина Алексеевна, – развел он руками и улыбнулся, – вы же сами понимаете, что внешне все выглядит довольно просто – какой-то босяк увидал одинокую даму, хорошо одетую, вот и решил деньжат раздобыть… Что же тут непонятного?

– Дело в том, что мне непонятно, как он, этот, как вы выразились, босяк, умудрился затушить в алее фонари…

– Фонари? – заинтересовался Поздняков. – Что вы имеете в виду?

– А то, дорогой Михаил Дмитриевич, что, когда я возвращалась домой, фонари в аллее не горели, однако и мои слуги, и господин Лопатин показывают совершенно обратное. Они все говорят, что фонари горели и, тем не менее, я прекрасно помню, что было очень темно. И потом, выходит, за мной следили? Или, может быть, меня поджидали? И если бы не Сергей Александрович, это покушение действительно могло бы обойтись мне намного дороже…

– Вот так? Что ж, вы полагаете, что это было запланировано? – Я кивнула. – Так-с, так-с… Получается, что вас специально поджидали, затем напали и ударили, а когда услышали Лопатина, убежали, прихватив при этом ваш кошелек, так сказать, для острастки?

– По крайней мере, я склоняюсь именно к этой версии.

– А как же тогда фонари? Почему все говорят, что они горели, когда Лопатин доставил вас к дому?

– Вот этого я, признаюсь, не пойму… – в задумчивости проговорила я. – Фонари, что стоят в аллее, газовые. Значит, для того чтобы их зажечь, нужно какое-то время, на два имеющихся фонаря минут пять-семь. Это затем, чтобы открутить винт и поднести огонь. Кто это сделал? Как вы думаете?

– Честное слово, – Поздняков развел руками, – не знаю. Надо бы еще раз переговорить с Лопатиным. Похоже, что он единственный, кто мог бы нам хоть что-то сообщить.