— Мадам? — осведомилась Клэр убийственно холодным тоном, — я мадемуазель.

— Как странно, — отозвался герцог с куда более заметной долей язвительности, — вы ведь так мечтаете выйти замуж, мадемуазель, — последнее слово он выделил.

Клэр поднялась на ноги и выпрямилась. Ее всю трясло от волнения и злости, но она взяла себя в руки усилием воли. Ну уж нет, она вовсе не собирается демонстрировать это ему.

— Добрый день, ваша светлость, — она сделала глубокий реверанс, — прошу прощения, что не сообразила сразу. И еще прошу прощения за то, что случайно оказалась на вашей земле. Я покину ее незамедлительно.

— Не торопитесь, мадемуазель. Если вы так уж стремитесь соблюсти правила этикета, то должны знать, что уйти вы можете лишь тогда, когда вам это позволят.

Сузив глаза и посильнее сжав зубы, девушка постаралась сохранить прежнее непроницаемое выражение лица. Хотя больше всего на свете ей хотелось заорать и выразиться совершенно неприлично.

— Тогда прошу, позвольте, — наконец, проговорила она.

— Нет. Не сейчас.

Герцог сделал паузу, должно быть, для возмущения и негодования строптивой собеседницы, но она промолчала, лишь учтиво наклонив голову. Мол, как угодно его светлости.

Не дождавшись каких бы то ни было слов, он продолжил:

— Как поживаете, мадемуазель? Я поражен, что ваш предприимчивый поклонник до сих пор не склонил вас к замужеству. Он был полон решимости осаждать эту крепость до тех пор, пока не добьется капитуляции.

Клэр промолчала.

— Мадемуазель, кажется, я разговариваю с вами.

— Разумеется, ваша светлость. Я всего лишь немного задумалась над вашим вопросом. Я поживаю прекрасно, если это вас интересует.

— А ваш поклонник?

Клэр приподняла брови:

— Ну, откуда же мне знать такие вещи, ваша светлость? Если это так вас интересует, вы всегда можете спросить его сами.

— Не нужно дерзить. Вы прекрасно начали, но как обычно, надолго вас не хватает.

— Это была вовсе не дерзость, ваша светлость. Я в самом деле не знаю, как поживает мой, как вы изволили выразиться, предприимчивый поклонник, поскольку не видела его уже очень давно и не разговаривала с ним.

— О, — отозвался герцог, — вы назвали его ослом вслух?

— Ну, что вы, как я могу говорить такое вслух.

— В таком случае, я просто не понимаю, что именно могло его отвадить. Разве он не сделал вам предложения?

— Действительно, ваша светлость, он его сделал. Но я ему отказала.

— Вероятно, это было сказано в очень резкой форме. Вы на это большая мастерица.

Клэр уже не злилась, она впала в какую-то апатию, и механически отвечала на язвительные и оскорбительные вопросы герцога, почти не вникая в их суть.

— Я ему не грубила, если вы это имеете в виду, ваша светлость. Но полагаю, это в самом деле было несколько резковато, о чем сейчас я глубоко сожалею. Но я была расстроена.

Тут герцог вскинул брови:

— И чем это вы были так расстроены, мадемуазель?

Девушка уже, было, хотела прилежно ответить и на это, но вдруг поняла, что не может. Ее горло сжал спазм. Папочка! Ее бедный папочка умер, убит рукой подлеца и негодяя, а этот… этот… спрашивает об этом так ехидно и насмешливо, словно смерть друга для него — пустяк, не стоящий внимания. Ну, конечно, он наверняка даже внимания на это не обратил.

— Должно быть, эта новость прошла мимо вас, ваша светлость, — выдавила Клэр из себя после паузы, — разумеется, это ведь такой пустяк для вас.

Она старалась говорить спокойно, но должно быть, какие-то иные нотки в ее голосе привлекли внимание герцога.

— И о чем вы говорите? — спросил он уже другим тоном, без ехидства и насмешки.

— Вы в самом деле не понимаете, о чем я говорю, ваша светлость? — прошипела Клэр, сузив глаза.

Как совершенно справедливо заметил герцог, надолго ее никогда не хватало.

— Вы, который когда-то называл себя его лучшим другом?

— Мадемуазель, о чем вы? Чьим другом? Я никогда не был другом месье Ренуара.

— Месье Ренуара! — тут Клэр издала пренебрежительный смешок, — надо же, сколь упорно вы продолжаете думать о месье Ренуаре.

— Тогда о ком вы говорите?

— О, вы уже не помните, кто был вашим другом? Ну, разумеется, — последнее слово Клэр растянула, причем, прозвучало это столь оскорбительно, что внезапно герцогу стало до нее далеко, — завели новых? Славно.

Вот теперь она была в ярости. Сузившимися глазами девушка смотрела на герцога, а ее пальцы сжались в кулаки столь сильно, что ногти впились в кожу. И в этого человека она когда-то была влюблена? В этого вот мерзавца?!

— Что произошло с Луи? — спросил герцог, до которого внезапно дошло, — что с ним?

— Вас это еще интересует? Я поражена, вы помните, как его зовут!

— Хватит, — отрезал тот, — я спросил: что с ним?

— Он умер, — припечатала Клэр.

— Что-о? — тут герцог вытаращил глаза, — как это, умер?

— Ну, как люди обычно умирают? — девушка пожала плечами, — вы должны знать, об этом даже в Библии сказано.

А вот за это ее вполне могли бы и ударить, невзирая на ее титул и красоту. Но Клэр сейчас было совершенно все равно. Она только разжала кулак и взглянув на кровоточащие следы от ногтей, поморщилась.

Но герцог даже не рассердился, настолько эта новость выбила его из колеи.

— Как он умер?

— Больное сердце, ваша светлость, — учтиво сообщила Клэр.

— Этого не может быть, — он покачал головой, — у вашего отца было одно из самых здоровых сердец в мире.

Клэр приподняла брови. Ну, надо же, какое сильное высказывание.

— В самом деле? Откуда столь обширные познания?

— Оттуда. Он был одним из выносливейших и неутомимых охотников и мог провести в седле почти сутки. С больным сердцем так не поскачешь.

— И тем не менее.

— Это чушь, — с неприкрытым неверием возразил герцог, — хватит морочить мне голову больным сердцем. Я не верю ни единому вашему слову.

— И чем же я заслужила подобное, ваша светлость? — осведомилась она, — вы полагаете, что я могу лгать об этом?

— Отчего он умер? — тихо и настойчиво повторил герцог.

— Я уже отвечала на этот вопрос, ваша светлость.

— Это ложь! — выпалил он и схватил ее за руку, — говорите правду!

— Отпустите меня! — вскричала Клэр, пытаясь высвободить руку.

К сожалению, этого ей не удалось.

— Правду, — повторил он, слегка ее встряхивая.

— О, — она вдруг сбавила тон, — какие милые манеры. Вам осталось только ударить меня, ваша светлость.

— Черт подери! — завопил он, откидывая ее руку в сторону, — когда вы прекратите трепать мне нервы, хотелось бы мне знать?! Все, я отпустил вас, довольны теперь?

Клэр демонстративно потерла запястье и поморщилась.

— Мадемуазель де Каванте, — медленно и тихо проговорил герцог, хотя было заметно, что он взбешен, — вы слишком много себе позволяете. Вы прекрасно знаете, что в моей власти лишить вас всего и отправить в тюрьму за подобные выходки. Я слишком долго это терплю. А теперь вы немедленно ответите мне на вопрос: что произошло с вашим отцом?

Она подняла голову и окинула его полным бешенства взглядом.

— Мне все равно, — прошипела она, — хотите посадить меня в тюрьму — сажайте. Хотите ударить меня — бейте. Делайте все, что вам заблагорассудится. Конечно, вы вправе проявить свою власть над простыми смертными. Меня удивляет только одно: зачем вы дружили с моим отцом, а после почти целый год не интересовались, где он и как поживает? А теперь вы с пристрастием допрашиваете меня о том, что с ним случилось? Его убили — вот, что с ним случилось.

Выслушав ее речь с непроницаемым лицом, герцог ожил только в самом конце.

— Что? Его убили? Кто?

Злость Клэр никоим образом не утихла, так что она продолжила в том же духе:

— О, полагаю, сейчас вы будете допрашивать меня в своей очаровательной манере по поводу этого вопроса. Хорошо. Я предоставлю вам прекрасный повод посадить меня в тюрьму. Моего отца убил этот мерзавец, негодяй, подонок…, - тут она скорчила такую гримасу, что герцог, считавший, что уже привык ко всему, поразился.