И всё-таки это было отличное виски.

========== Часть 4 ==========

Чёртовы руки незнакомца были невероятно горячими и умелыми, я бы сказала, всезнающими, потому что каждое его движение: было ли это лишь невинное прикосновение к волосам или же откровенное поглаживание груди — отдавалось пульсирующим желанием между ног, которое становилось всё ярче и вынуждало меня крепко сжимать бёдра, тереться и ерзать, пытаясь хоть как-то удовлетворить возбуждение.

Я хотела его — до безумия просто, и бесстыдно тянулась за новой порцией ласк, дыша глубоко и рвано, прямо в его сухие губы, застывшие напротив моих. Он искушал, дразнил и точно знал своё дело, с каждой секундой возбуждая меня всё больше и больше, не давая прижаться к нему всем телом и уж тем более не давая мне возможности втолкнуть его член в себя.

Кстати, о его члене, он был таким же засранцем, как и его хозяин, упираясь в мои бёдра, он не торопился в меня проникнуть, вызывая этим логичное недовольство, граничащее с настоящей злостью.

И стоны я уже не сдерживала, отчетливо чувствуя, что приду к финишу и без самого основного, только от одного эротичного дыхания мистера сама привлекательность, которое я ловила своими губами, искусанными мною и наверняка припухшими…

Пробуждение было на редкость разочаровывающим, и я не сразу поняла, что за херня со мной творится, пока не разлепила глаза и не встретилась взглядом с тем самым светильником, который всё также светил в потолке. Осознание действительности приходило медленно и тягуче, постепенно врываясь в сознание и вызывая тихое шипение. Пахло кофе и мужским одеколоном, шея нещадно затекла, как и ноги, руки, всё тело, до сих пор покоящееся на несчастном кресле, спасшем меня от падения на пол. Я не могла даже двинуться, чувствуя едкий стыд, пришедший на смену разочарования. Этот стыд ощущался между ног, крепко мною сжимаемых, этот стыд застыл на выдохе, когда я вспомнила, что мне снилось всего лишь несколько секунд назад, этот стыд повис в воздухе тяжёлой, неуютной тишиной, пропитавшей, кажется, каждый дюйм бетонной коробки, которая сжимала мою голову крепкими тисками.

В затылке предательски тукало, а горло пересохло от жажды, но это не помешало мне протяжно застонать и прикрыть глаза ладонью. Я мысленно молилась, чтобы мистера сама привлекательность не было поблизости, потому что повторного позора я не переживу и уже сама попрошу его пристрелить меня.

— Ты можешь даже не рассказывать, что тебе снилось.

Пожалуйста, пристрели меня.

Я ошарашенно застыла, потом обреченно выдохнула и только после этого, превозмогая боль в шее, посмотрела на него. Блядь, мне определенно не стоило напиваться, как не стоило засыпать, как не стоило отпускать свой разум в свободное плавание, где я и занималась сексом с этим мудаком.

— Не буду.

Румянец медленно заливал мои скулы, в то время как незнакомец был до завидного спокойным, можно даже сказать, равнодушным к моему самобичеванию, наверняка отражающемуся в моём виноватом взгляде и натянутой улыбке, которую я смогла из себя выдавить. Правда его бесстрастное выражение лица никак не вязалось с напряженной позой, такими же напряженными мышцами рук и вцепившимися мертвой хваткой в стакан пальцами, костяшки которых побелели от старания.

Кажется, он едва сдерживался, чтобы не кинуть этот стакан в меня. Мы продолжали смотреть друг на друга, всё нагнетая обстановку, пока я устлало не откинулась назад и не придумала ругательство, посланное вдогонку стакану, мысленно запущенному в мою сторону. Да, я всё это заслужила, хотя бы потому, что, минуя доводы рассудка, осталась в доме убийцы вместо того, чтобы бежать отсюда без оглядки, используя его “хорошее” настроение и подаренный им шанс.

Вместо того, чтобы сесть в машину и по приезду домой заняться благотворительностью, благодаря Бога за вторую жизнь.

Вместо того, чтобы забыть об этом происшествии и продолжать жить, просто жить, чёрт побери, потому что сейчас, вполне возможно, он мог уже передумать — мудак не отличался благородством.

Незнакомец сидел за кухонной стойкой, как раз напротив меня и, по ходу, всё это время, ну или большую его часть, пока я спала, наблюдал за мной, будто даже в таком состоянии я представляла вполне реальную для него опасность. Но в моих карманах не было ни удавки, ни цианида, ни даже самурайского меча, в моих карманах не было даже телефона, оставленного мною в сумочке, в свою очередь оставленную в машине. В моей голове не было коварных планов, присущих настоящим злым гениям, в моей голове была лишь пульсирующая боль от похмелья и мечта оказаться под прохладными струями душа.

А мечта оказаться под мистером сама привлекательность осталась в далёких, померкших уже снах, и его член продолжал покоиться в его спортивных штанах, надетых на нём.

— Ты не против, если я воспользуюсь твоей ванной?

Со стороны это звучало как: — Ты не против, если я останусь здесь жить?

Может поэтому ответа я так и не услышала, в конце концов приняв его молчание за согласие.

— Спасибо, ты душка. — Стакан несдержанно звякнул о стойку, и я прикусила язык, с опаской приподнявшись на локтях. Незнакомец был всё таким же спокойным, одновременно напряженным и офигительно красивым — определённо серая, обтянувшая крепкий торс футболка, плюс такого же цвета хлопковые штаны, — шли ему куда больше окровавленного бинта, не так давно красовавшегося на его талии.

И волосы его были идеально уложены, будто он побывал в салоне красоты у самого именитого стилиста.

— Я даю тебе пять минут, отсчёт пошёл… — И это звучало… как звучало, поэтому я не стала испытывать его терпение и на удивление быстро встала с кресла, при этом схватившись за голову и пошатнувшись. Хотелось вновь приземлиться, но тогда я лишилась бы удовольствия ополоснуть лицо холодной водой, и ещё мне не мешало бы почистить зубы, раз уж он разрешил мне посетить свою ванную.

Ванная оказалась уже убранной: ни следов недавнего происшествия, ни подтеков крови на краях раковины, ни разбитой мною бутылочки, ни брошенных на пол салфеток — совершенная чистота, почти стерильность, в которую страшно было входить, в которой страшно было что-нибудь тронуть, и уж тем более открыть кран начищенной до блеска раковины.

Мучающая меня жажда не оставила выбора, и я, не медля, подошла к раковине. Холодная, с пузырьками вода, пробегающая через фильтр в кране, приятно освежила лицо, почти заморозила пальцы и тут же остудила пожар во рту. Я глотала жадно и быстро, нисколько не заботясь о стекающей по подбородку воде, спускающейся ниже, на шею, и впоследствии соскальзывающей на грудь.

Мой белый топ порядком намок — всё же стоило воспользоваться стаканом, хотя меня вряд ли волновал мой внешний вид после всего того, что со мной произошло. И уж тем более мой вид не интересовал сидящего на кухне мудака, наверняка засёкшего время.

Холодная вода возымела эффект, и я уже не чувствовала себя разбитой алкоголичкой; подтекшая от умывания тушь красовалась на белоснежном полотенце, как и слой тоналки, оставленный там же; зубы, начищенные стоящей в стакане щёткой, блестели в отражении зеркала, и даже взлохмаченные до этого волосы послушно легли от старания найденной мною расчёски, как и всё остальное принадлежавшей мистеру сама привлекательность.

И чтобы по полной использовать доброту убийцы, я пару раз пшыкнула на себя его туалетной водой, которая пахла изумительно вкусно, по-мужски терпко, с ноткой утончённой горечи, шлейфом следующей за основным ароматом. Моё время выходило, я чувствовала это интуитивно, поэтому, в последний раз взглянув на себя в зеркало, вышла из ванной.

Дверь хлопнула как-то неожиданно громко, я вздрогнула, чувствуя в сковывающей грудную клетку тишине притаившийся подвох. Такое ощущение, что как только я дойду до линии, разделяющей гостиную от коридора, то уже никогда не вернусь, не выберусь, застряну, лишусь того последнего шанса, что у меня был. Что общество незнакомца станет последним в моей жизни, а его квартира — могилой, где оборвётся моё существование.