— Спасибо, миссис Паттерсон, — холодно проговорил Палмер и обратился к Тому Армуру:

— Приступайте к допросу.

— Ваша честь, защита предпочитает вызвать миссис Паттерсон в качестве свидетеля позднее. Он рассчитывал, что по истечении некоторого времени впечатление сгладится, и прежде всего сама Мариэлла успокоится. Сейчас она сошла со свидетельского места бледная как смерть. Чарльз старался поймать ее взор, но ей было слишком плохо. Она даже не взглянула в его сторону. Судья объявил перерыв до двух часов.

Мариэлла вышла из зала суда в сопровождении Малкольма и агентов ФБР, но на нее немедленно накинулись репортеры. Они буквально цеплялись за ее платье и выкрикивали свои вопросы прямо ей в лицо, а она тщетно старалась отделаться от них.

— Расскажите про лечение в клинике… Кстати, о самоубийстве… Ваш малыш… Расскажите нам обо всем… Смелее, Мариэлла, как на духу!

Они уже сидели в машине, а голоса журналистов еще звенели у нее в ушах. Джон Тейлор с каменным лицом смотрел в окно. Только Малкольм решился заговорить с ней, и таких слов она от него не ожидала:

— Это было мерзко.

Она благодарно посмотрела на него, считая, что он имеет в виду безжалостные вопросы Палмера, но по его лицу поняла, что ошиблась. Он испытывал омерзение от того, что услышал о ее прошлой жизни. Глаза Мариэллы наполнились слезами. Малкольм ничего не говорил до самого дома. Только когда они разделись и прошли в библиотеку, она спросила мужа, что он имел в виду в машине. Он посмотрел на нее с презрением:

— Мариэлла, как же можно?

— Как можно что? Говорить правду? А что мне еще оставалось? Он и так все знал. Ты же видел письма от врачей.

— Боже… Эти самоубийства… головные боли… два года в клинике для душевнобольных…

— В декабре я тебе все рассказала.

— Тогда это звучало совершенно иначе. Он смотрел на нее и кривил рот, и ей вдруг стало противно. Она-то думала, что знает этого человека, который сейчас стоит перед ней. Она взбежала наверх и заперлась в спальне. Через несколько минут под дверь ей просунули лист бумаги, на котором были написаны два слова: «Позвони врачу». Сначала она подумала, что готовится что-то нехорошее, но потом узнала почерк Джона Тейлора и удивилась: зачем это ему понадобилось, чтобы она звонила врачу? И вдруг поняла. Нет, она не смогла бы разумно ответить, но где-то в глубине души что-то ей стало ясно. Она нашарила записную книжку, сняла трубку и заказала разговор. В Вилларе было девять часов вечера, но она знала, что застанет главного врача на месте, так как он жил при больнице. Он действительно взял трубку и очень удивился, когда понял, кто ему звонит.

— Как у вас дела?

Она хотела рассказать ему про похищение сына, но он в общих чертах уже знал и даже сказал, что ему самому уже пришлось отвечать на вопросы. Она умолчала о роковой роли, которую на суде сыграла его телеграмма, потому что знала, как расстроится доктор, если узнает, что его слова были обращены ей во зло. Когда-то этот доктор спас ее.

— С вами все в порядке? — с глубоким участием спросил он.

— Как будто да.

— А как мигрени?

— Было значительно лучше. Правда, не сейчас.

Вы понимаете, как измучила меня эта неизвестность. А Малкольм, мой муж… Мне пришлось рассказать ему про Чарльза, про клинику. Перед свадьбой он не интересовался моим прошлым.

— Но он же был в курсе! — удивленно воскликнул доктор Вербеф, не допуская мысли, что Мариэлла может этого не знать. — Незадолго до вашей свадьбы он мне звонил… Когда же?.. Да-да, в тридцать втором году. Да, правильно. Вы уехали отсюда в феврале, а он, наверное, звонил в октябре.

Поженились они три месяца спустя, первого января, в Новый год.

— Он вам звонил? — растерялась Мариэлла. — Зачем?

— Он спрашивал, не может ли он что-нибудь для вас сделать. Чтобы избавить вас от этих головных болей… Вообще сделать вашу жизнь счастливее. Я сказал ему, что вам надо иметь много детей, — грустно сказал доктор. Он по-настоящему жалел Мариэллу в этой ужасной трагедии. Замечательная женщина, и как же ей не повезло. — Есть новости о ребенке?

— Никаких.

— Когда будут, сообщите.

— Обязательно.

Она повесила трубку, так и не поняв, знает ли старик, для чего потребовалась его телеграмма. Но еще более необъяснимым оказывалось поведение Малкольма. Значит, все эти годы он знал, и тем не менее он был поражен, когда она рассказала ему, поражен настолько, что позволил Палмеру воспользоваться этой информацией. Но спрашивать было некогда, так как в два часа надлежало снова быть во Дворце правосудия. И с Джоном она не могла поговорить. Оставалось только сидеть, погрузившись в свои мысли, и тщетно искать ответы на мучительные вопросы.

Государственный обвинитель вызвал в качестве свидетеля Патрика Рейли. Бывший шофер подробно рассказал, что он наблюдал в соборе Святого Патрика и какое выражение было на лице Чарльза Делони на следующий день в парке. Он сказал, что Чарльз, очевидно, был в ярости, и один раз даже схватил Мариэллу за плечи и тряхнул.

Долгие часы Мариэлла ждала возможности остаться наедине с Малкольмом. В молчании они приехали домой. Наконец они остались одни, и Мариэлла вошла в комнату Малкольма. Он переодевался, так как собирался поужинать в клубе. Он сказал, что ему необходимо развеяться.

— Ты мне солгал.

— Ты о чем? — спросил он довольно равнодушно.

— Когда Тедди исчез, я рассказала тебе о своем прошлом. А ты все знал. И про Андре, и про Чарльза, и про клинику. Почему ты не сказал мне, что знаешь?

— Как ты полагаешь, я мог жениться на тебе и не знать, кто ты такая? — Он насмешливо взглянул на нее. Только сегодня утром она разыгрывала дурочку в суде, и его выставила кретином. Целовалась в церкви с Чарльзом Делони… Гнусно.

— Ты мне солгал.

— А ты подвергала опасности моего сына. Из-за тебя я оказался связан с этим отребьем Делони, из-за тебя он украл Тедди. — Он как будто бы совершенно не думал о ее душевном состоянии, хотя сегодня не раз было ясно сказано, что ее рассудок в опасности. Из-за нее он лишился самого дорогого в жизни. — А что я знаю о тебе, это тебя не касается. Это мое дело.