— Это ужасно, — сказал Лафайет. — Но на самом деле это просто миф. Люди не обращаются в других людей, — он внезапно замолчал, поняв значение того, что говорил. — Я имею в виду, что обычно…

— Вот именно, — сказала Сисли. — Я знаю, что ты до сих пор ты, Тазло, милый… но… но очень похоже… очень странно… и Уизнеру Хизу покажется более чем странным! Он будет уверен, что ты — пожиратель умов… и он… он пропоет тебя насквозь! И тебя не будет… навсегда… — Она расплакалась.

— Ну, ну, Сисли, не плачь, — утешал ее Лафайет, обнимая. — Все еще не так плохо, у нас еще есть немного времени. Может, до меня еще дойдет суть этого… или, может быть, он не придет, или…

— Я… я постараюсь быть храброй, — Сисли смахнула слезы и улыбнулась Лафайету. — Ты прав. Еще есть время. Мы не должны сдаваться. Давай попробуй еще: закрой глаза, думай, что стена сплетена из маленьких лучиков света. И эти лучики света — всего лишь крошечные крапинки, которые очень быстро двигаются… так быстро, что на самом деле их нет… и ты тянешься, ты их чувствуешь, ты подгоняешь под них образ своего мышления и…

— Все правильно, — неожиданно раздался резкий голос Вугдо. — Уизнер Хиз ждет, пойдем, Хаз.

Молодой человек стоял прямо внутри непроходимой стены — непроходимой для Лафайета по крайней мере, как он с отвращением думал, — и сердито смотрел. Все здесь, будь то мужчина, женщина или ребенок старше восемнадцати месяцев, имели свободу входить и выходить, все, кроме него!

— Он не готов, — Сисли вскочила и встала перед братом. — Хизу придется подождать.

— Ты должна быть поосмотрительнее…

— Уходи! Ты все портишь! Если бы ты дал нам время…

— Это не я, это Уизнер Хиз…

— Да, действительно, это Уизнер Хиз, — сказал другой голос, резкий, высокий — он, как показалось Лафайету, пронзил его кости. Лафайет обернулся и увидел худого крылатого старика с жестким лицом. К его морщинистому скальпу еще прилегали несколько серых султанов, нос напоминал орлиный клюв, а глаза — горящие угли.

— И я здесь, — зловеще прошипел Уизнер Хиз, — чтобы раскрыть правду об этом любопытном случае!

— Нечего тут раскрывать, — решительно сказала Сисли, обернувшись к Смотрителю. — Тазло сильно упал, он ушиб голову. Естественно, он немного не в себе. Но теперь… он все помнит… да, Тазло? — Она повернулась к нему, глаза ее горели страхом и решимостью.

— Ну, может, я еще не вспомнил кое-какие детали, — Лафайет пытался выиграть время.

— Так? Это действительно хорошая новость, — отрезал Уизнер. — Но, разумеется, это дело не может решиться так просто. Это касается интересов Таллатлона. Люди боятся самого плохого. Они требуют доказательств. Я уверен, что вы готовы пойти со мной и рассеять все страхи.

— Конечно, он пойдет, — торопливо заговорила Сисли, — но ему нужен покой. Он еще не поправился…

— У меня нет намерения утомлять пострадавшего, — строго заметил Уизнер.

— Несколько вопросов, несколько проверок на людях — и все. Тогда честный Тазло, если это действительно Тазло, сможет вернуться на свое скорбное ложе, если… ему еще требуется особое внимание…

— Завтра! Завтра ему будет намного лучше…

— Завтра может быть слишком поздно, девочка!

— Ему может стать хуже, если он сейчас выйдет…

— Предположим… — Уизнер указал на Сисли костлявым пальцем. — Предположим, что этот человек, которого мы зовем Тазло Хазом, на самом деле заражен паразитом из темных пространств между мирами! Ты бы стала нянчить его здесь, помогать ему подготовить место для развития таких же, как он?

— Он не заражен! Я знаю, что не заражен!

— Сисли, его необходимо проверить, — перебил появившийся Генбо.

— Сопротивление лишь повредит ему. Если он — Тазло, все закончится через несколько минут. Он не пострадает, если ответит на несколько вопросов, несмотря на физическую слабость, хотя мне он кажется достаточно крепким, — добавил Уизнер, взглянув на Лафайета далеко не сердечным взглядом.

— Он пойдет с вами сейчас, — твердо заявил Вугдо. — Не так ли, Тазло?

Лафайет медленно перевел взгляд с Вугдо на Уизнера Хиза, затем на Сисли. Наконец, тяжело вздохнув, он сказал:

— Нет. Боюсь, что не в моих силах сделать вам это одолжение.

— Нет, говоришь?! — взвизгнул Смотритель. — А я говорю, да! Вугдо, Генбо, взять его!

— Пошли, ты… — Вугдо схватил Лафайета за предплечье, Генбо крепко схватил его за раненое крыло и заломил его, когда Лафайет попытался вырваться. Сисли вскрикнула. Отец был в отчаянии. Лафайет напряг ноги, но боль в сломанном крыле жгла, как горячий меч, под лопаткой. Его толкнули на выход, оглушительно стукнув о неподдающуюся стену.

— Что это? — спросил Вугдо, стоявший наполовину в стене, наполовину снаружи. Он изумленно смотрел на Лафайета. — Сливайся, говорю тебе! Сливайся! Это глупое сопротивление!

— Извините, — ответил Лафайет. — Не могу. Я, кажется, забыл, как это делается.

— Ага! — ликовал Уизнер. — Видите? Доказательство! Подтверждение! Именно так было в прошлый раз, когда мы имели с ними дело, и мы их поймали в конце концов! Пожиратели умов не обладали нашим искусством слияния! И поэтому мы их заперли и уморили голодом…

— Нет! Это неправда! — рыдала Сисли. — Он просто забыл!

— Тихо, глупышка! Ты что, станешь защищать чудовище среди нас?

— Он не чудовище!

— Да? А откуда тебе знать?

— Потому… потому, что я смотрела ему в глаза… и он хороший!

— Тогда пусть он выйдет… и докажет, что он человек-птица.

— Бесполезно, Сисли, — сказал Лафайет. — Я не умею, и все.

— Значит, ты признаешься, что ты — пожиратель умов! — прошипел Уизнер Хиз, отступая назад. Вугдо и Генбо отошли и уставились на него. Только Сисли по-прежнему прижималась к его руке, пока отец не оттащил ее.

— Нет, — сказал Лафайет. — Ничего подобного я не признаю.

— Пошли, пусть сам себя покажет, — решил Уизнер Хиз. — Мы уйдем и оставим его одного. Если он настоящий человек и не одержим, то он выйдет. Если нет, то тогда пусть будет заключен здесь навеки в назидание остальным из его ужасного рода!

В полном молчании, нарушаемом лишь рыданиями Сисли, ее отец и братья прошествовали сквозь стену, будто сквозь пелену темно-коричневого дыма. Уизнер Хиз взял девушку за руку и потянул за собой, хотя она все еще сопротивлялась. Лафайет остался один в замурованной комнате.

В чашках еще было немного фруктового сока. О'Лири немного выпил, остальное оставил. Он обошел комнату, бессмысленно ощупывая и ковыряя стены в поисках какого-нибудь незамеченного выхода.

— Не теряй времени! — посоветовал он сам себе, падая на кровать. — Выхода нет, кроме одного — сквозь стену. Ты в ловушке. Так уже было. Тут все кончено… в ловушке глупого предрассудка…

«Но, — тут же подумал он, — может, это и не предрассудок вовсе. С одной стороны, Уизнер прав, я — пришелец. По-видимому, этот парень, Тазло Хаз, реальная личность. По крайней мере такая же реальная, как все в этом мире. Я не просто отрастил крылья, я забрал чье-то тело. И когда я был Зорро, произошло то же самое!» Он встал и зашагал по комнате.

— Зорро действительно был, он был Путник, у него была подружка Гизель и блестящая карьера карманника впереди. Это пока я не пришел и не украл его обличья. А тогда… — О'Лири сделал паузу, задумчиво потер подбородок.

— Тогда я опять поменялся внешностью — с Тазло Хазом. И на этот раз я поменялся не только телами, но и мирами. Почему бы и нет? Я это и раньше делал, не один раз. США — Артезия, потом полдюжины континуумов, в которые меня забрасывал Горубл, чтобы от меня избавиться, потом Меланж, а теперь Таллатлон.

Он вновь сел на кровать. «Но почему? Сначала я решил, что виновник Главный Референт. Я ткнул кнопку, и первое, что обнаружил впоследствии, было то, что меня никто не узнавал. Но на этот раз у меня не было Марка III. Я там просто стоял. И еще одна штука: раньше параллельные миры, в которые я попадал, всегда географически напоминали Колби Корнез. Были лишь некоторые различия, такие, как пустыня в Артезии с железнодорожной платформой, откуда можно было вернуться домой, но это все относительные мелочи. А здесь — все другое. Ничто не напоминает долину, где была гора. И люди не являются двойниками тех, которых я знал, как в прошлый раз Свайнхильд напоминала Адоранну, а Халк — графа Алана. — Он снова встал, беспокойно заходил. — Я должен признать несколько неоспоримых фактов. Во-первых, что я действительно получил записку от Рыжего Быка, и действительно встретился с ним в „Секире и Драконе“, и что каким-то образом я поменялся местами с Зорро… — Он остановился как вкопанный. — Это значит… Зорро поменялся местами со мной!»