— Интересно-о, — протянул подполковник и, взяв листок со стола Кирикова, некоторое время изучающе рассматривал его.

— Вы уже всех вписали, — задал он общий вопрос, — или я вам помешал?

— Сизаря еще нет и Студента, — дорисовал на своей схеме два кружка капитан Стрекалов.

— О Сизаре я тоже забыл, — виновато качнул головой Кириков, — а Студент — это кто?

— Начинающий рэкетир, — нахмурился капитан. — Собирает дань на двух рынках с владельцев киосков. Зовет себя санитаром, — невольно усмехнулся он. — Я, говорит, как волк. Только тот в лесу порядок наводит, а я на рынке. Чтобы плесень по углам не заводилась. Фамилия — Шалимов. Зовут Илья Иванович. Учился в институте, потом бросил. Или выгнали, — выдал Григорий Петрович короткую справку. — Сколотил группу и занялся вымогательством. Только вот никак не удается его за руку ухватить, — мимоходом пожаловался он. — А вчера к нему зачем-то Сизарь в гости приезжал, — дополнил он свой рассказ.

— Тут у вас, друзья, знаете чего не хватает? — задумчиво спросил подполковник, кладя листок со схемой на место.

— Ума и интуиции, — шутливо предположил Денис Николаевич. — Этот недостаток мы сами ощущаем.

— Насчет ума не скажу, а вот интуиции — да, — сел Павел Семенович на небольшой диван, стоявший у стены. — Вы забыли об изречении: «Шерше ля фам!» У вас тут с десяток мужиков фигурируют, и все на монахов похожи. Что они не женаты, это дело ихнее, — махнул подполковник рукой. — А вот что они все импотенты — не верю! Кто-то из них должен быть связан с женщиной. Дальше… Сколько Злотовой лет? — спросил Артамонов у капитана.

— Двадцать четыре, по-моему, — неуверенно ответил Стрекалов. — Так она говорила. Да, точно: двадцать четыре.

— В этом возрасте женщины обычно уже детей имеют, — заметил Артамонов таким тоном, словно обвиняя присутствующих в том, что Злотова еще до сих пор не стала матерью. — И я никогда не поверю, что она сейчас увлекается только сказками. К тому же без пяти минут дипломированный философ. Не совсем же она дура и должна понимать, что жизнь дается один раз. Хоть этому-то ее на философском факультете, наверное, научили, — закончил свою тираду подполковник.

— Иными словами, вы полагаете, что у нее есть близкий мужчина, — утвердительно сказал Друян.

— Уверен в этом, — кивнул Артамонов. — Просто вы ее об этом не спрашивали. А сама она не считает нужным говорить. Или не хочет. И с Шарфиной не все ясно, — продолжил свои рассуждения Павел Семенович. — Почему это она вдруг решила подарить квартиру Камышину? И из морга прямо к нему пошла, хотя влиятельных знакомых в городе полно.

— Ну, тут все понятно, — вступился Стрекалов за Зою Федоровну. — Общие интересы, увлеченность одной идеей, к тому же он пострадал за эту увлеченность, а она, наоборот, получила известность и признание. Может быть, чувствовала какую-то вину в душе за это.

— Может быть, — вяло согласился подполковник.

— И разница в возрасте у них большая, — привел последний довод капитан в защиту чистоты отношений. — Камышин был моложе Шарфиной на пятнадцать лет.

— Ха! На пятнадцать… — пренебрежительно отозвался Павел Семенович. — Это жизнь, — нравоучительно заметил он, — от нее чего хочешь ждать можно. Если женщина обладает внутренним обаянием, да к тому же крупными деньгами, она на любого мужчину узду набросит и уведет за собой куда захочет. Вот, например, Есенин, — поудобнее уселся на диване подполковник, не забыв поправить на коленях складки серых брюк.

Майор Кириков обреченно вздохнул, встал из-за стола и, отойдя к раскрытому окну, закурил сигарету.

— Воспитывался человек в патриархальной семье, — продолжил подполковник свой рассказ, — не избалован был, писал хорошие, чистые стихи. И тут — на тебе! — встретил Айседору Дункан. И пропал человек! — трагически вскинул левую бровь вверх Артамонов. — Она на восемнадцать лет старше его была. По возрасту в матери годилась. Ему и стыдно с ней в постель ложиться — воспитание не позволяет, и бросить ее не может. Начал пить, — с горечью поведал слушателям подполковник. — Тут она и женила его на себе.

— По-моему, он и до нее прилично закладывал, — язвительно заметил от окна майор Кириков.

— Случалось, — неохотно подтвердил подполковник. — Но в пределах нормы, — парировал Артамонов предательский выпад своего подчиненного. — Если гонорар получал или с друзьями встречался. А с ней окончательно спился, она ему просыхать не давала. Он уже и сам видел, что пропадает, а бросить ее не мог. И в каждой строчке стихов боль:

Излюбили тебя, измызгали
Невтерпеж.
Что ж ты смотришь,
              как синими брызгами?
Или в морду хошь?
В огород бы тебя на чучело,
Пугать ворон.
До печенок меня замучила
Со всех сторон.

— Такие стихи от хорошей жизни не напишешь, — убежденно сказал Артамонов.

Подполковник посидел еще немного молча, в который раз уже переживая с любимым поэтом безысходную тоску человека, попавшего в тупик и не знающего, как оттуда выбраться. Затем встал с дивана и с укором сказал оперативникам: — А вы говорите — возраст.

После ухода подполковника следователи почувствовали себя свободней, и капитан Стрекалов, присоединившись к Кирикову, тоже закурил.

— Его, конечно, от этого бзика уже не излечишь, — отступил Кириков в сторону, давая место капитану у открытого окна. — Он при каждом удобном случае какую-нибудь историю расскажет. Но в одном он, по-моему, прав: мы практически не знаем, с кем была знакома Злотова, а может, и близка.

— Вообще-то, да, — согласился с майором Друян. — Мы бы уделили ей больше внимания, так тут Гротов и Санеев второй раз в квартиру вломились. После этого уже как будто стало ясно: она ни в чем не замешана.

— Я и не утверждаю, что она в чем-то виновата, — отозвался Денис Николаевич, — но чтобы сомнения не мучили, надо их развеять.

— Как? — спросил Стрекалов.

— Это уж ваше дело, — вернулся майор к столу. — Вы следствие ведете, вам и думать. А я так, помогаю вам на общественных началах. Заметив недовольство на лицах своих гостей, добавил: — Обижаться тут нечего. Вы даже никакого официального запроса не делали. Являетесь, когда вам вздумается, и требуете: давай данные на такого-то! А то, что кто-то тоже в это время ждет от меня помощи, вас беспокоит мало. Последний раз я вас балую, — предупредил оперативников майор. — Поехали дальше… Теперь соедините кружочки с фамилиями между собой. Но не все, а кто с кем знаком. Готово? Кто вас сейчас интересует больше всех?

— Сизарь, — поспешил с ответом капитан.

— И Юткевич, — добавил Друян.

После недолгих поисков в ящичках картотеки Кириков вернулся к столу с небольшим формуляром.

— Не повезло тебе, Сергей Викторович, — сел майор на свое место. — На Юткевича у меня никаких данных нет. Не попадался, видно, ни на чем. Придется тебе самому все его связи нащупывать. Зато на Сизаря материала — хоть роман пиши. Фамилия его Резунов Василий Петрович. Шестьдесят два года.

— Это его настоящая фамилия? — перебил капитан. — А то я его знаю под другим именем.

— Одна из многих, — ответил Денис Николаевич, пробежав взглядом формуляр. — Тут целый букет судимостей, — перевернул майор страницу. — На, знакомься сам, — протянул он формуляр капитану, — а я пока с Сергеем Викторовичем поговорю. Давай к окну отойдем, — предложил он следователю, — не будем твоему коллеге мешать.

— Так я же не курю, — улыбнулся Друян, вставая со стула.

— Ничего, зато свежим воздухом подышишь, — пообещал ему Кириков. — А то у вас в прокуратуре, как в автопарке: все выхлопные газы с улицы — ваши. Вы хоть бы кондиционеры в кабинетах поставили. А здесь, смотри, какая красота! — вытянул руку Денис Николаевич в сторону реки, протекавшей невдалеке.