В десяти футах от вершины холма им послышался глухой топот. Это бегом поспешали Торстейн и Скаллагрим. Встреча должна была состояться на бугре, в самой середине острова. Это было справедливо. Каждый из противников имел в своем распоряжении равное пространство, на котором он должен был либо победить, либо погибнуть.

Эйрик Рыжий, еще не добежав, бросил щит на двадцать шагов вперед, как бы обозначив этим для себя границу поля битвы. Отступать от нее нельзя было ни на шаг.

То же самое сделал и Торстейн. Оба щита столкнулись на лету.

Судьи альтинга, собравшиеся на берегу фьорда, и другие жители Эйрарбакки, столпившиеся на береговых утесах, узрели в этом случайном происшествии знамение судьбы: накипевшая ненависть предвещала поединок не на жизнь, а на смерть. А может быть, сами боги, столкнув вместе оба щита, хотели этим показать, что они тоже могут принять участие в хольмганге со всем своим грозным могуществом?

Согласно обычаю, Эйрик, получивший вызов, должен был нанести первый удар. Это был совсем не опасный, скорее, почетный удар, возвещавший о начале единоборства. Скаллагрим Рыболовный Крючок легко отразил удар острой кромкой щита. Церемония была соблюдена. Эйрик Рыжий и Торстейн отступили каждый на три шага, а их помощники с высокоподнятыми щитами стали по правую руку, в двух шагах от того и другого викинга, подавшись чуть назад.

В эту минуту с мола донесся протяжный рев. Это напоминал о себе большой старый бык, приведенный с горной долины для жертвоприношения, — рыжее чудовище с низко опущенной мордой и налитыми кровью глазами, разъяренное тем, что его привязали за ноздри к столбу. Победитель хольмганга должен будет зарезать этого быка в знак благодарности Тору, древнему богу. Кровь жертвы потечет в холодное море, а судьи альтинга будут следить за справедливым дележом священного мяса.

— Да постой ты спокойно, — ворчал погонщик, — тебя ведь еще не режут! Поединок может продлиться до ночи.

Впрочем, бык сейчас никого не интересовал. Все глаза были устремлены на островок.

Эйрик Рыжий и Торстейн вертелись, как танцоры, близ того места, куда они запустили свои щиты. Не раз уже скрещивались их тяжелые мечи, и каждый раз юные помощники, искусно действуя кожаными щитами, отводили в сторону опасные удары. Торстейн, как баран, кинулся в атаку, надеясь захватить противника врасплох и неожиданно обойти его. Но Эйрик Рыжий встретил его атаку и последующие выпады со спокойствием каменной скалы. Казалось, гнев Торстейна должен был исчерпать себя, настолько слабым было противодействие мореплавателя. А на утесах даже самые ярые приверженцы Эйрика стали понемногу охладевать. Они надеялись на молниеносную победу смельчака, вернувшегося в Исландию с ореолом первооткрывателя новой земли.

И что же оказалось? Он нисколько не отличался от других викингов, тоже не решавшихся идти на разъяренного Торстейна.

Ньорд и Торгрим, растерявшиеся было после постыдного бегства Льота, снова воспрянули духом. Они переходили от группы к группе, и их ядовитые замечания не встречали отпора.

— Видали мы этого горлана Эйрика Рыжего! Пока что он с грехом пополам защищает свой кожаный панцирь. А вы слушали, развесив уши, этого жалкого искателя приключений!

Даже Вальтьоф заколебался и избегал отвечать на вопросы соседей. Один только Бьярни сохранял в глазах огонек, но и скальд не разжимал губ.

— Ты слышишь, Бьярни, что говорят люди? — осмелился спросить Скьольд, когда ветер донес до них ядовитые слова Ньорда.

— Гранит не боится ни дождя, ни ветра, Скьольд! Гранит не спешит.

— Дядя Бьярни! Смотри! Ведь Эйрик не отвечает на удары!

— Эйрик сам знает, что ему делать. Ты лучше посмотри на своего брата Лейфа. Он не позволяет себе ни одного лишнего движения и при этом ухитряется ни на шаг не отходить от Эйрика. Да, Лейф из породы отважных. Посмотри-ка на него, нет, ты только посмотри!.. Послушай, Вальтьоф, — обратился он к брату, — когда я уезжал, мои племянники были птенцами, а вернувшись, я застал орлов. Смотри!..

Остальные слова Бьярни потонули в гуле толпы.

При очередном выпаде Торстейна, мгновенно прикрытом ловким Скаллагримом, Эйрик вынужден был уклониться и отступить на пять-шесть шагов. В этот миг у него подвернулась нога в кожаном мокасине с шипами на подошве. Потеряв равновесие, викинг упал и выронил меч. Теперь он был во власти врага, который обеими руками поднял оружие, готовясь обрушить его на голову противника. В нескольких шагах от него застыл Скаллагрим, низко опустив щит.

Тогда Лейф Турлусон, сын Вальтьофа, перескочив через лежащего на земле Эйрика, поднял обеими руками свой щит и подставил его под удар тяжелого меча Торстейна… Это был безумно смелый поступок. Бели Лейф мог спасти Эйрика от чудовищного удара врага, то неизбежно должен был погибнуть сам, подставив под клинок не только щит, но и свою незащищенную голову.

Скьольд испустил крик, который прокатился по всему фьорду, разорвав тишину, внезапно нависшую над сотнями опечаленных голов.

Сталь и в самом деле прошла сквозь толстую кожу, но в ту же секунду Лейф сумел слегка повернуть свой щит. От неимоверного усилия мальчик даже подпрыгнул… Между тем люди, наблюдавшие с береговых утесов Боргарфьорда за поединком, от испуга инстинктивно втянули головы в плечи. Меч Торстейна новым ударом рассек три слоя моржовой кожи, но удар этот был ослаблен деревянным каркасом щита, окованным железом. Это ослабило силу удара. Бросив щит, Лейф отскочил в сторону. Торстейн поспешно нагнулся, чтобы высвободить свой клинок, на две трети вошедший в деревянную раму щита. С него градом катился пот. Тяжелая усталость, как плащ, опустилась на его тело. Бешеный ритм первой части поединка вызвал внезапное изнеможение. Неловкими движениями он высвободил меч.

Тем временем Эйрик Рыжий вскочил могучим прыжком и бросился вперед. Торстейн парировал боковой удар. Усталость не помрачила его разума. Он с ужасов понял, что противник так бодр и свеж, словно только что встал после отдыха на меховых шкурах. Он был порабощен зловещим спокойствием Эйрика Рыжего. В его светлом взоре Торстейн прочел холодную решимость.

Ловкий удар выбил из рук Скаллагрима щит и ранил его в правое плечо. Это дало Эйрику Рыжему еще немного пространства. Торстейн почувствовал, как меч отяжелел в его руке. Несколько раз он жадно глотнул воздух. Казалось, его грудь вот-вот разорвется от напряжения.

Эйрик следил за каждым его движением, подтверждавшим, что враг теряет силы. Волчьи ноздри Торстейна начали быстро раздуваться, а в узких глазах зажегся огонек тревоги. В любое мгновение Торстейн мог оказаться во власти Эйрика, но ему хотелось, чтобы отступление врага еще ярче оттенило его победу… Он принялся размахивать мечом, как дровосек топором. В руках Скаллагрима треснул второй щит. Торстейн уступил противнику еще пять шагов. Скоро начнется склон. Оба это знали.

Эйрик не терял из виду линию серых камней, обозначивших начало склона. До них уж едва оставалось двадцать шагов. Этот опасный рубеж был за спиной у Торстейна. А тот даже не осмеливался обернуться, чтобы измерить расстояние, отделявшее его от этих предвестников неумолимой судьбы. Если еще отступить, придется уже драться на склоне. Торстейн с огромным упорством пытался отвоевать хоть несколько шагов потерянного пространства. Он решил рискнуть, шагнув вперед, но при этом обнажился. Эйрик зашел слева и плашмя ударил его в бок. Оглушенный ударом, Торстейн закачался и широко раскрыл рот. Ужасная боль пронзила ему грудь.

Струсивший Скаллагрим двумя прыжками хилых ног очутился у линии камней. Но Торстейн не последовал за ним. Мысль о позорном бегстве лишь усилила его звериную ярость. Желание унизить и прикончить врага взяло у него верх над благоразумием. Любой ценою он должен был пролить кровь Эйрика Рыжего… В его руках превратился в топор и молот, чтобы рубить и дробить. Подхваченный гневом, как волной, он на пять шагов продвинулся вперед. На губах у него выступила пена. Правила наступления и защиты были забыты.