А еще за то, чтобы подать заявку на поиск опекуна, существует непреложная цена. Именно на это намекал директор в кабинете.
Любой котенок, достигнув возраста двенадцати лет, имеет право подать прошение о том, что хочет в семью. Тогда раз в три месяца он получает шанс отыскать тех, кто согласится его взять, и навсегда покинуть стены приюта. Если же до шестнадцати лет его не забирают или котенок не подавал заявки, то по завершению обязательного образования и годичного обучения он, если очень повезёт, отправлялся работать в другие приюты. Либо его приспосабливали к общественно полезному труду — озеленение города, очистка улиц, вывоз мусора или любая другая черная работа, на которую приличные коты не соглашались.
Многие не желали такой жизни, считая это дорогой прокаженных. Но я не видел ничего плохого в том, чтобы стать воспитателем и присматривать за молодняком. Маленькие котята мне нравились, и это был прекрасный путь — помочь тем, кто действительно нуждается. Я бы хотел стать для кого-то тем, кого не было в моей жизни. И потому никогда не подавал заявку.
Тем же, кто отыскивал опекунов и отправлялся в новый дом, приходилось вначале поднимать хвост перед всем персоналом приюта. Первым был директор, затем присоединялись остальные желающие.
Опекунам говорили, что котенок будет передан им через три дня, что необходимо подготовить бумаги, собрать вещи, попрощаться с друзьями и свыкнуться с мыслью, что будешь жить в клане. На самом же деле бедолагу имели все, кто хотел и как хотел. Некоторым симпатягам доставалось особо сильно.
Я сам видел, во что превращались гладкие загривки и задние проходы, которые малыши старательно прятали за хвостиками, стыдясь позора. Разодранные, расцарапанные, развороченные — от одного вида становилось плохо, не представляю, что чувствовали они.
Естественно, и будущая приемная семья оставалась недовольна, считая, что вид котенка является следствием чересчур распущенной жизни, и поэтому начинала с наказания. Рассказать, в чем было дело, никто не решался. Каждому покидающему приют доходчиво объясняли, что сделают с теми, кто остался.
И все молчали, создавая замкнутый порочный круг.
Нет, скопом нас не насиловали, потому как каждый выпускник проходил медкомиссию перед профессиональным назначением. Приют был обязан сохранять нашу невинность, считая обратное недозволительным поведением. Потому насиловали только тех, кто уходил сам.
Однако существовали и другие методы превратить жизнь в ад. Каждый приютский знал об этом, успев попробовать некоторые из них за долгие годы пребывания в Доме милосердия.
Я не желал для себя такой судьбы!
А вдруг клан старшего достойный, и меня не станут мучить? Ведь бенгал отнесся ко мне по-доброму, спас, и в школу отвез и даже подарок сделал.
Свой дом хотелось каждому, кто бы что ни говорил.
Божественная, что же мне делать?!
========== Глава 5 На распутье ==========
Тагир:
Время шло, а я никак не мог принять решение. С одной стороны, был маленький шанс обрести свободу, пусть и относительную. С другой же… Расставлять лапы перед этими ублюдками отчаянно не хотелось.
Почти каждый день в приюте появлялись визитеры. Нас выстраивали в линейку, директор, приторно улыбаясь гостям, рассказывал что-то про традиции и правила. Те кивали, оглядывая нас со всех сторон, маленьких гладили по ушам, хорошо еще, не ощупывали.
Ко мне не подходили — брезговали.
Десятого мая на доске объявлений появились первые списки. С правой стороны — опекунский, с левой — службы занятости с перечнем разрешенных профессий. Из года в год одно и то же — городская свалка, некрополь, водоканал, прачечные. Если вдруг появляется вакансия грузчика или садовника, сразу начинаются разборки. Вот и сейчас, похоже, есть что-то дефицитное — у доски быстро собиралась толпа.
— Эй, что там? — спросил я у стоящей передо мной Веры, одной из немногих моих приятелей. Та, не оборачиваясь, бросила:
— Подсобник в депо. С перспективой стать учеником.
— Ого!
— Ого. Представляешь, что сейчас начнется? А ты не хочешь поучаствовать?
— Да куда мне, — хмыкнул я. — Меня и близко не подпустят. А ты куда?
Вера вздохнула печально:
— А на меня заявку дали.
— Кто? — Это было неожиданно.
В приют мы поступили практически одновременно, знали друг о друге почти все и поэтому оценивали свои шансы реально. Вера выросла на редкость некрасивой смеской и знала об этом. И вероятность того, что она может кому-то понравиться до такой степени, чтобы предложить покровительство… Проще было отыскаться моим родителям.
— Давай отойдем, — покусывая губы, предложила Вера. Мы ушли в боковой коридор и сели на подоконник. — Помнишь, неделю назад приходили две бурмилы?
Я кивнул.
— Ты только не говори никому, что они меня выбрали. У них сеть гостиниц, и горничные постоянно меняются, потому что постояльцы… ну, ты понимаешь. А на меня же без слез не взглянешь. В общем, они сказали, что устали от текучки, а с моей внешностью рассчитывать не на что, и поэтому я смогу спокойно работать. А если справлюсь, то может, даже повысят до старшей горничной. А главное, нормальные документы сделают. Правда, здорово?
Да, это было бы здорово. Получить гражданский паспорт вместо сиротского удостоверения — заветная мечта всех приютских, ради которой можно пойти на все. Вот только прежде чем получить заветный трофей, подруге придется пережить несколько неприятных дней. Помнит ли она об этом?
— А эти? — вырвалось у меня.
— А что эти? Перетерплю как-нибудь. Мне даже любопытно, встанет ли у кого-нибудь из них на меня? — Вера вдруг развеселилась. — Представь только, я вся из себя такая готовая, скалюсь призывно, а у Мердока не встает!
Мы одновременно рассмеялись.
— Та-а-ак, — раздалось вдруг сбоку. Грас, змей подколодный, как же мы его не услышали. — Веселитесь, голубчики? А кто это вам разрешил на подоконнике сидеть? Забыли, как стульями пользоваться? Ну ничего, сейчас вспомните. Вера, к директору немедленно, а ты, Таги-и-ирчик, — протянул он издевательски, — идешь на первый этаж мыть коридор и туалеты, заодно попрактикуешься. А ну быстро, оба!
Ночью я долго не мог уснуть. Руки дрожали после физической нагрузки, спину ломило. Интересно, как там Вера? Мусалкаф, пусть для подруги все кончится хорошо! Пусть она только выдержит.
Интересно, а я смогу так, как Вера, улыбаться врагам? Хватит ли у меня сил выдержать насилие? И главное, ради чего?
И я вдруг понял, что заявку подавать не буду. Пусть даже Божественная рассердится на меня, пусть бенгал посчитает трусом, не способным держать слово, но должно быть какое-то другое решение. Должен быть выход. И я его найду.
***
«Два.»
***
Ракеш:
День выдался на редкость хлопотный. До обеда я проторчал в налоговой, разбираясь с почему-то не прошедшими платежами, потом два часа ругался с логистом, перепутавшим номенклатуру, потом переоформлял заказ, потом… В общем, когда в восемь вечера позвонил Джош Мердок, напомнив в очередной раз о завтрашнем мероприятии, мне откровенно хотелось кого-нибудь убить.
Директор приюта мне не понравился еще при первой встрече. Было в нем что-то такое, какая-то червоточинка… Ну да ладно, не моя печаль. Главное сейчас — выяснить, почему крысеныш заявку не подтвердил.