Ступеньки оказались широкими, и на каждой из них была написана фраза.

На первой: «Я желаю вам удачи!..»

На второй: «Полностью рассчитайся и начни сначала!..»

На третьей: «Я могу отказаться от этого в любую минуту!..»

— Благими намерениями дорога в ад вымощена… — пробормотал Пуаро. — Хорошо придумано!

Он спустился по ступенькам вниз и оказался перед резервуаром с водой, в которой плавали красные лилии. Через воду была проложена дорожка в виде лодки, по которой Пуаро спокойно прошел дальше.

Слева от себя в небольшой мраморной нише он увидел самую черную, самую безобразную и самую большую собаку из всех, каких он когда-либо видел в своей жизни. Она сидела прямо и устрашающе неподвижно. Пуаро надеялся (и такая мысль у него промелькнула), что собака неживая. Но в этот момент она повернула голову в его сторону, открыла пасть и протяжно зевнула. Звук был потрясающий.

И тут Пуаро заметил небольшую корзинку, в которой лежало печенье для собаки. На корзине была надпись: «Взятка для Цербера». На нее был направлен взгляд этого чудовища.

Собака открыла пасть, и снова раздался ужасный звук. Пуаро взял печенье и бросил ей. Секунда… печенье исчезло, и пасть захлопнулась. Цербер принял взятку. Пуаро вошел в открытую дверь.

Небольшой зал, освещенный красными лампами, был украшен фресками. Вокруг площадки для танцев, находящейся в центре зала, располагались столики для гостей. В дальнем углу виднелись грили и вертящиеся около них повара, одетые в костюмы чертей с хвостами и рогами.

Все это Пуаро отметил и запомнил еще до того, как появилась сама хозяйка, как всегда импульсивная и живая графиня Вера Роззакова, одетая в ярко-красное вечернее платье.

— О, господин Пуаро! — подбежала она к нему с распростертыми объятиями. — Вы все же пришли. Мой дорогой… очень дорогой друг!.. Какая радость снова видеть вас! После стольких… а скольких?.. Ладно, не будем подсчитывать. Для меня это было вчера. А вы не изменились, господин Пуаро, совсем не изменились…

— И вы все такая же, графиня, — галантно целуя ей руку, ответил Пуаро.

Она сразу же потащила его к столику, за которым сидели два человека.

— Познакомьтесь, господа, — торжественно провозгласила она. — Это мой друг, мой замечательный друг Эркюль Пуаро. Он — гроза всех людей, замышляющих зло. Когда-то я и сама его боялась, но теперь моя жизнь такая спокойная и скучная, не так ли, профессор?..

— Никогда не говорите, графиня, что ваша жизнь скучная, — сказал высокий худощавый пожилой мужчина, к которому обратилась графиня.

— Профессор Лискьярд, археолог, — представила графиня Пуаро мужчину. — Он знает все о прошлом, и его очень ценные советы помогли мне оформить мое заведение.

Археолог слегка пожал плечами.

— Если бы я раньше знал, что получится, — пробормотал он. — Получилось так ужасно…

Пуаро внимательно осмотрел фрески. На передней стене был изображен Орфей, игравший на кифаре перед троном властелина подземного мира Аида, в то время как Эвридика, жена Орфея, безнадежно смотрела в сторону грилей. На противоположной стене Осирис[2] и Исида[3] устраивали в загробном мире какое-то торжество. На третьей стене была изображена сцена купания нагих юношей и девушек.

— Страна молодости, — объяснила графиня сюжет третьей фрески. — А теперь, господин Пуаро, познакомьтесь с моей маленькой Алисой.

Пуаро отвесил поклон сидевшей за столом серьезной девушке в больших роговых очках, одетой в клетчатый пиджак с большими карманами и юбку.

— Она очень умная! — сказала графиня. — Очень! Она — молодой психолог, но уже имеет степень. Знает, почему людей называют лунатиками, и говорит, что лунатики — это не сумасшедшие… И еще много разного знает. Она так не похожа на других.

Девушка, которую назвали Алисой, сначала улыбнулась, потом недовольно нахмурилась и предложила профессору пойти потанцевать. Профессор был польщен, но нерешительно посмотрел на нее.

— Прошу прощения, мисс, — сказал он, — но я танцую только вальс.

— Но сейчас играют именно вальс, — терпеливо и настойчиво сказала Алиса.

Они поднялись и пошли танцевать, но танцевали очень плохо.

Графиня вздохнула.

— И все же она не так дурна собой, — сказала она, как бы отвечая на свои мысли.

— Но эта девушка почему-то не стремится быть привлекательной, — заметил Пуаро.

— Честно сказать, — подхватила графиня, — я не понимаю нынешнюю молодежь. Они почему-то не стараются понравиться, как это делали мы в молодые годы. Я, например, всегда стремилась подобрать цвета, которые мне шли, носила короткие платья, чтобы подчеркнуть стройные ноги, обязательно корсет, чтобы подчеркнуть талию, и волосы… обязательно укладывала волосы, делая оригинальные прически.

И она отбросила назад упавшие на лоб тициановские локоны. Даже сейчас, в таком возрасте, она следила за собой. И еще как следила!..

— Игнорировать то, что тебе дано самой природой, — продолжала графиня, — это не только глупо, но и преступно! Маленькая Алиса пишет длинные статьи о сексе, но сколько людей, извините меня, приглашали ее провести уик-энд в Брайтоне? Ни одного. Все ее боятся. У нее на языке только слова о работе, о процветании рабочих, о переустройстве мира. Это хорошо, но все должно быть в меру. И потом, посмотрите, во что молодые превратили свою жизнь. Никаких правил и ограничений, делают что хотят. В наше время, когда я была молодой, было по-другому! — мечтательно произнесла она.

— Между прочим, — спросил Пуаро, — как ваш сын, мадам? — Он хотел сказать «ваш малыш», но вовремя вспомнил, что прошло уже двадцать лет.

Лицо графини засветилось гордой материнской улыбкой.

— Мой милый ангел, — сказала она. — Он стал большой и красивый. Широченные плечи. Он сейчас в Америке. Строит там мосты, дома, банки, отели, магазины, железные дороги — словом, все, что хотят американцы.

— Он что, инженер-строитель? — удивился Пуаро.

— Не знаю, — сказала графиня… — Да какое это имеет значение. Он бредил железными балками, машинами и всякими вещами, которые он называет напряжением или усталостью металлов, но я, честно сказать, так до сих пор толком и не знаю, что это такое. Но я его обожаю и поэтому обожаю Алису. Да-да, — сказала она, увидев удивление Пуаро, — они уже обручены… Они где-то встретились, то ли в поезде, то ли в самолете, и полюбили друг друга, беседуя о благосостоянии рабочего класса. И когда она бывает в Лондоне, то приезжает навестить меня.

— Я ей говорю, — графиня сложила руки на своей пышной груди, — «Ты и Ники любите друг друга, поэтому я люблю тебя, но если ты любишь его, то почему бы тебе не поехать с ним в Америку?» А она мне все о своей работе, о книге, которую она пишет, о карьере, и я этого, честно сказать, не понимаю, но говорю себе: «Терпи». И я терплю, — добавила она на одном дыхании. — А что вы думаете обо всем этом, мой дорогой Пуаро? — Графиня обвела рукой кругом.

— Придумано неплохо, — ответил Пуаро, тоже оглядываясь кругом. — Шик модерн.

Все места были заняты, и это говорило о том, что заведение пользовалось несомненным успехом. Публика была разная: скучные пары в вечерних туалетах, представители богемы в вельветовых штанах и полные мужчины в деловых костюмах. Музыканты, загримированные под чертей, играли приятную музыку. Вне всякого сомнения, посещение «Ада» стало модой.

— У нас бывают всякие люди, — сказала графиня. — Наши двери открыты для всех. Ведь двери в преисподнюю открыты для всех, не так ли, господин Пуаро? — Графиня рассмеялась.

— Вы правы, графиня, — согласился Пуаро. — Для всех, кроме, пожалуй, бедных.

— Разве нам не говорили, — снова засмеялась графиня, — что богатым трудно попасть в рай? Ну, а в «Ад» им дорога открыта.

К столику возвращались профессор и Алиса. Графиня поднялась.

— Я должна переговорить с Аристайдом, — извинилась она и отошла.