— Здорово устроено, — Крепа подошла к удивительной конструкции. — Когда господин рыцарь рассказал, я-то не поняла, что получится. А оно вон как. — Она удивляясь покачала головой, указывая на не слишком длинный дорожный плащ Плахта, который все еще висел на каких-то распорках, стоящих теперь на крестообразной подставке. От тех палочек, что изображали руки, вниз отходили другие планки, соединенные веревочками и обрывками ткани разными хитрыми способами. В середине плаща, сразу под его, так сказать, плечами, виднелась дыра. — А это чтобы всякие жесты совершать?

— И что же это была бы за ловушка, если бы я все время сидел в одной позе? — отозвался Плахт.

— Разумно, — похвалила Крепа. — А ты, значит, под ней лежал со своим Несваем и поочередно всем этим… действовал?

— Нет, управляли мы не поочередно, а одновременно. Знаешь, как сложно даже в четыре руки изображать всяческие наклоны и прочие движения?

Крепа осторожно тронула вылепленную из воска и связанную из веточек грубую болванку на верху основного, вертикального шеста, несомненно изображавшую многодумную командирскую голову. На ней даже был ночной колпак командующего.

Плахт ухмыльнулся, а потом требовательным движением протянул к Несваю стаканчик, тот стоял наготове, все понял и наполнил его.

— Ладно, рыцарь, во всем ты прав оказался. Теперь дальше… Что можно сказать о стреле?

Крепа подошла к не слишком толстому шесту, болт пробил его насквозь, кончик острия, маслянисто поблескивая, вышел с другой стороны, расщепив дерево. Удар был невероятной силы, впрочем, для тяжелого, трехсотфунтового, предположим, арбалета это было неудивительно. Рыцарь в своей жизни видел, как такой вот болт выбивает воина в полном латном снаряжении, которое фунтов под семьдесят весит, даже из высокого рыцарского седла.

— Ха, — сказал Крепа неожиданно, — а ведь наконечник напитали ядом, и еще… — Она наклонилась вперед, разглядывая стрелу сбоку своим единственным глазом. — Да, точно… Еще на него, на этот вот болт, наложено довольно сильное и весьма… смертоносное заклятие. Тебя пытался убить кто-то, кто с этим заклятием жил бок о бок немалое время, может, даже не один день.

— И что это значит? — поинтересовался Плахт, было видно, что в своем образовании он не сумел или не успел постигнуть основы магии.

А рыцарь даже заулыбался от облегчения. Он обернулся к Датыру, тот хлопнул себя по боку.

— А значит это, что он, покуситель, у нас в руках. От него теперь будет так смердеть магией, что любой дурачок-новобранец из наших это почувствует, — пояснила Крепа.

— Ты так радуешься, потому что стрелял кто-то не из твоего племени? — осторожно переспросил Плахт. Потом понял, поправился. — Впрочем, нет, из ваших циклопов, если бы кто-то задумал меня убить, наверняка бросил бы камень, рукой или из пращи… Да, из пращи — вернее.

Рыцарю, Датыру и Крепе пришлось недолго постоять перед палаткой, пока командующий с помощью своего Несвая приводил себя в относительный, как он выразился, порядок, и пока они вот так стояли, летняя короткая ночь стала подходить к концу. Солнце высветило верхушки не слишком далеких всхолмлений, за которыми угадывались уже и настоящие острые, обрывистые и резкие очертания горных пиков.

Сухром удивился про себя, когда они подлетали к этому месту, он почему-то их не увидел, наверное, голова его была занята другим, а теперь, когда все стало чуть более определенно, хотя и не до конца, он думал именно о том, как эти горы осветятся этим утром… Странно все же устроено сознание солдата.

Плахт Суровый вышел, и Крепа беззвучно свистнула. Командующий теперь выглядел… величественно, в нагрудном доспехе, с недлинной, но широкой шпагой на бедре, в плаще, все в том же, с пробитой спиной, и шагал он вовсе не как добрый и уже поживший карлик, а как сильный, уверенный в себе и в своих подчиненных офицер, давно уже обладающий правом приказывать солдатам и отлично понимающий — его указания будут исполнены неукоснительно.

Они зашагали с обоими стражниками, Жбаном и сержантом, к реке. В светлеющем с каждым мигом воздухе тот самый ночной, неровный, местами прозрачный туман рассеивался, как наваждение уходит от ясного понимания всего происходящего… Они вышли из лесу, армия уже построилась тылом к реке, и стояли подразделения настолько правильными шеренгами, что Сухром подумал мельком, а не зря Плахта, инженера по образованию, поставили прививать этим солдатам дисциплину. Если уж он умел приводить в порядок какие-нибудь механизмы, то и в живых-то представителей разных пород и видов почти так же сумел вложить необходимость единства и слитности действий.

Как только Плахт подошел к строю, к нему кинулся какой-то ролл с шарфом вокруг пояса, желая что-то доложить. Командующий отмахнулся от него, сразу же пошел дальше. К нему снова кто-то попытался подойти, но Плахт опять отмахнулся, и офицеру пришлось вернуться на свое место перед строем. Командующий вот так походил туда-сюда, затем резковато обернулся, повертел головой, вглядываясь в лица солдат, прищурился — почему-то это было видно с расстояния более двух десятков шагов, что теперь отделяли его от рыцаря с его компанией и двумя солдатами, застывшими рядом, будто они теперь держали Сухрома под стражей.

Плахт на ходу подозвал… Нет, не капитана, а кого-то рангом повыше. В ясном и сыром воздухе, в котором факелы теперь горели лишь как воспоминание о прошедшей ночи, раздался его вопрос:

— Никто из лагеря не удрал, майор?

— Ни у кого не было такой возможности. Солдаты стояли в двадцати шагах один от другого. В кустах — еще чаще.

— Хорошо, значит, он — здесь. — Кто?

— Покуситель, — неохотно промычал Плахт и подошел к путешественникам. — Ну премудрая Крепа, покажи нам, кто стрелял?

Он и Крепа пошли вдоль фронта роллов, рыцарь с Датыром и обоими стражниками остались на месте. Роллов оказалось больше всех прочих, их шеренга протянулась гораздо далее половины всего построения. Сухром решил, что тут были и те, кого поставили в оцепление, ведь Плахт и их не забыл, когда отдавал свои приказы, может, чтобы проверить лишний раз, а возможно, чтобы сразу допросить, если что-то покажется ему необычным.

После роллов не очень ровной, но все же вполне заметной группой стояли циклопы, некоторые из них встретили Крепу узнающим взглядом, некоторые, наоборот, как и положено в строю, выглядели истуканами. За одноглазыми не слишком строгим рядом вытянулись кентавры.

Рыцарь по широкой дуге, на расстоянии чуть не в сотню шагов от строя, чтобы кому-то не возомнилось, что он тоже имеет право обойти и рассмотреть его, прошел за Крепой, которая возвышалась над Плахтом чуть не в четыре его карликовых роста. Но даже при таком контрасте ни у кого не возникало сомнений, кто из них главный и кто командует.

У кентавров Крепа подобралась, и дубинку, которую до этого мирно несла на локте левой своей ручищи, перевела в нормальный боевой хват перед собой.

Прежде рыцарю почти не доводилось видеть кентавров. Это были сильные звери, торсы некоторых из них были так же могучи, как у лестригонов, а еще от них вокруг распространялась странная аура, будто они были не простыми смертными, как остальные существа Нижнемирья, а какими-то магическими созданиями, вроде демоников. И несмотря на сильный лошадиный запах, который Сухром почувствовал даже на том расстоянии, на каком находился от них, он увидел, что лица кентавров, почти человечьи, правда, более крупные и непонятные в своей мимике, светятся умом, явственной уверенностью и силой…

Вдруг Крепа остановилась около одного из них. Это был чуть более крупный кентавр, чем прочие, и даже каким-то очень выверенным глазом офицера Сухром заметил, что, хотя расстояние между плечами и телами этих созданий было таким же, как и по остальному строю, этого солдата все прочие сторонились. Тогда циплопа произнесла своим чудным, грудным голосом:

— Стрелял этот.

— Что? — не понял майор, который следовал за Плахтом.

Зато кентавр все очень даже понял, он попробовал дернуться, в его руке появился кентаврий кинжал, больше похожий на темной стали мачете, но… Крепа уже повисла на его руке, да и остальные кентавры, что находились рядом, не сплоховали. Завязалась схватка.