— Нет, слушаю.

— Все, о чем я говорю, имеет объективные причины. Так, например…

Господин Фийель продолжал рассуждать, не заботясь более о том, интересует это собеседника или нет. Приход господина де Жевра прервал его монолог.

В руках граф держал два письма. В одном из них сообщалось, что Херлок Шолмс прибудет завтра.

— Чудесно! — радостно откликнулся господин Фийель. — И инспектор Ганимар приедет тоже. Как все кстати выходит!

— Второе письмо адресовано вам, господин следователь, — прервал его граф.

— Тем лучше, тем лучше, — изрек господин Фийель, пробежав письмо глазами. — Решительно, этим господам нечего будет делать здесь. Ботреле, мне сообщают, что сегодня утром ловцы креветок обнаружили на скалах труп молодой женщины.

Ботреле вскочил:

— Что вы говорите? Труп…

— Молодой женщины… К тому же расчлененный так, что невозможно было бы его опознать, если бы на правой руке не было маленького тонкого золотого браслета, он врезался в распухшую руку. Мы знаем, что мадемуазель де Сен-Веран носила на правой руке золотую цепочку. Значит, господин граф, это действительно была ваша несчастная племянница, море выбросило ее труп. Что на это скажете вы, Ботреле?

— Ничего… ничего… напротив, все, как мы видим, выстраивается в цепь согласно моей аргументации. Получается, что все факты подряд, даже самые противоречивые и странные, становятся подтверждением предположений, возникших у меня с самого начала.

— Я что-то не очень понимаю.

— Скоро поймете. Не забудьте, я обещал вам сказать всю правду.

— Но мне кажется…

— Немного терпения. Пока что вы не могли пожаловаться на меня. Сегодня прекрасная погода. Пойдите прогуляйтесь, пообедайте в замке, выкурите трубочку. А я вернусь к четырем или пяти часам. Что же до возвращения в лицей, Бог с ним, поеду ночным поездом.

Они подошли к хозяйственным постройкам позади замка. Ботреле вскочил на велосипед и укатил.

В Дьепе он заехал в редакцию газеты «Ля Вижи» и попросил показать ему все номера за последние две недели. Затем направился за десять километров оттуда в селение Энвермё. Там он побеседовал с мэром, кюре и сельским полицейским. На колокольне сельской церкви пробило три. Его расследование закончилось.

Возвращаясь, Изидор напевал от радости веселую песенку. Ноги равномерно и сильно жали на педали, он вдыхал полной грудью свежий морской воздух. И порой, счастливый от того, что усилия не пропали даром, что вожделенная цель близка, он даже издавал победный вопль.

Вдали показалось Амбрюмези. Велосипед, разогнавшись, летел по склону перед замком. Деревья, что в четыре ряда издавна росли вдоль дороги, казалось, несутся ему навстречу и потом пропадают позади.

И вдруг прямо перед ним мелькнула веревка, натянутая кем-то поперек дороги. Он закричал.

Велосипед, налетев на препятствие, резко встал. От сильного удара юношу выбросило вперед, лишь каким-то чудом голова его не разбилась о груду камней, лежавшую на дороге.

Оглушенный, несколько мгновений он не мог подняться. Все тело болело, кожа на коленях была содрана. Он осмотрелся вокруг. Судя по всему, те, кто натянул веревку, скрылись затем в роще справа. Ботреле отвязал веревку. С левой стороны, на дереве, к которому она была привязана, висела записка. Он развернул ее:

Молодой человек доехал до замка. Там он задал несколько вопросов слугам и направился к следователю, в последнюю комнату правого крыла на первом этаже, где тот обычно работал. Господин Фийель что-то писал, а секретарь сидел напротив. По знаку следователя тот удалился, и господин Фийель встревоженно обратился к Ботреле:

— Да что с вами, месье? У вас руки в крови.

— Ничего, ничего, — ответствовал молодой человек, — просто упал из-за веревки, натянутой поперек дороги. Хотелось бы, однако, отметить, что веревка та — из замка. Еще каких-то двадцать минут назад на ней возле прачечной сушилось белье.

— Как это могло произойти?

— Месье, даже здесь за мною следят, кто-то, находящийся в непосредственной близости, постоянно смотрит за мной, слышит наши разговоры, так что все мои действия и намерения становятся тотчас же известны этому человеку.

— Вы так думаете?

— Уверен. Вам предстоит найти его и разоблачить, что будет несложно. Что же касается меня, хотел бы поскорее закончить, представив вам обещанную информацию. В моих поисках мне удалось продвинуться вперед быстрее, нежели ожидали наши противники. Не сомневаюсь, что теперь они перейдут к крутым мерам. Кольцо вокруг меня сжимается. Предчувствую, опасность близка.

— Полноте, полноте, Ботреле…

— Ладно, посмотрим. А пока следует поторопиться. Прежде всего я хотел бы полностью прояснить один вопрос: показывали ли вы кому-нибудь документ, найденный капралом Кевийоном, который он передал вам в моем присутствии?

— Да нет, никому. А вам кажется, он может играть какую-то роль?..

— Весьма значительную. Тут у меня возникла одна мысль, хотя, должен оговориться, пока еще ничто ее не подтверждает… ведь мне до сих пор не удалось расшифровать документ. Скажу вам сразу, чтобы потом к этому больше не возвращаться.

Вдруг он сжал руку следователя и тихо проговорил:

— Молчите… нас подслушивают… снаружи…

Скрипнул песок под окном. Ботреле подбежал и высунулся наружу.

— Теперь никого… Но вокруг цветника вся земля истоптана. Получатся четкие отпечатки следов.

Закрыв плотно окно, он снова сел.

— Видите, господин следователь, наши противники начали действовать в открытую. Время их поджимает… понимают, что пришла пора действовать быстро. Поспешим и мы, расскажу вам все, уж раз им так этого не хочется.

Он разгладил на столе скомканный листок:

— В чем же тут дело?.. В записи лишь цифры и точки. В трех первых и пятой строчке, которыми мы и займемся, так как четвертая представляет собой что-то другое, самая большая цифра — это девять. Следовательно, с наибольшей вероятностью мы можем предположить, что за каждой из этих цифр скрывается гласная под тем номером, как она идет в алфавите. Напишем, что получилось.

Он взял листок бумаги и написал:

— Как видите, — продолжил Ботреле, — не очень-то вразумительно. Ключ к шифру одновременно и очень простой: цифры заменяются гласными и точки согласными — и очень трудный, задача наша почти невыполнима, так как никаких дополнительных указаний нет.

— Да уж, весьма туманно.

— Попробуем все же внести кое-какую ясность. Возьмем вторую строчку. Она явно разделена на две части, каждая из которых, по всей вероятности, представляет собой слово. Если мы теперь попробуем заменить промежуточные точки согласными, то после многочисленных проб и ошибок увидим, что логически к гласным первого слова можно добавить только те согласные, которые вместе с ними образуют слово «девичья».

— Возможно, здесь речь идет о мадемуазель де Жевр и мадемуазель де Сен-Веран?

— Вне всякого сомнения.

— А еще какое-нибудь слово вы отгадали?

— Да. В последней строчке две рядом стоящие гласные «а» и «я» дают нам прилагательное женского рода. Это такие слова, как «новая», «голая», «полая», «сотая».

— Действительно, вы правы.

— И наконец, в последнем слоге две согласных и две гласных, причем последняя — «а». Я долго думал над этим, перепробовал все согласные одна за другой и в конце концов пришел к двум возможным словам — «игла» и «игра». Составив теперь из прилагательного и существительного словосочетание, мы методом исключения придем к наиболее вероятному, как мне кажется, решению: «полая игла».

— Возможно, вы и разгадали слова, однако в чем это может нам помочь?

— Ни в чем, — задумчиво проговорил Ботреле. — Пока ни в чем… может быть, позднее… посмотрим. Почему-то мне кажется, что в этих двух загадочных словах «полая игла» заключено нечто очень важное. Сейчас меня больше занимает сам листок бумаги, на котором все это написано. У меня такое впечатление, что в наше время этот зернистый пергамент уже не выпускают. Цвета слоновой кости… А линии сгибов… будто бы очень давнишние… и здесь вот, с обратной стороны, похоже на отпечатки красного воска…