— Но что?
— Мне страшно…
— Вам страшно?!
— Ну да, — простодушно признался Ботреле, — нервы не выдерживают. Иногда удается подавить приступ страха… но сегодня… такая тишина… я очень волнуюсь. После того как этот Бреду ударил меня ножом… Это пройдет… вот, уже все… прошло.
И действительно, он смог подняться, и Вальмера увлек его вон из комнаты. На ощупь пробирались они по коридору, ступая так тихо, что один не слышал шагов другого. Однако в глубине вестибюля, куда они направлялись, показался слабый свет. Вальмера чуть высунул голову и заметил у подножия лестницы сквозь заслонявшие его тонкие пальмовые листья ночник на круглом столике.
— Стоп! — выдохнул он вдруг.
Возле ночника с ружьем стоял на посту человек. Видел ли он их? Возможно, так как, встревожившись отчего-то, часовой взял ружье наперевес.
Ботреле рухнул на колени за кадкой с кустом и застыл не двигаясь, меж тем как сердце готово было выскочить у него из груди.
Однако, видимо, тишина и неподвижность окружающих его предметов успокоили бдительного часового. Он опустил ружье. Но все еще глядел в сторону кадки, за которой спрятался Ботреле.
Прошло несколько томительных минут. Изидор считал: десять минут, пятнадцать… Сквозь окна лестницы просочился лунный свет. И молодой человек с ужасом заметил, что луч этот с течением времени несколько перемещался, еще десять — пятнадцать минут, и он достигнет его укрытия, полностью осветив того, кто там скрывался.
На дрожащие руки со лба падали капли пота. Волнение было таким, что он едва не вскочил, чтобы стремглав броситься прочь. Однако, вспомнив, что с ним был Вальмера, юноша поискал его глазами. И каково же было его удивление, когда он увидел, как тот пробирается в темноте среди кадок с растениями и статуй к лестнице. Вот он уже у лестницы в нескольких шагах от часового.
Что он собирается делать? Проскользнуть мимо? В одиночку идти на выручку к отцу? Сможет ли он пройти? Теперь Ботреле его не было видно, но он чувствовал, что сейчас что-то произойдет, нечто такое, что предрекала также и эта тяжелая, страшная тишина.
Тень метнулась к часовому, ночник погас, послышался шум борьбы… Ботреле бросился на помощь. Оба противника покатились, схватившись, по каменным плитам пола. Изидор хотел нагнуться. Но тут раздался глухой стон, вздох, и один из них, поднявшись, сжал его руку.
— Быстро… Идемте…
Это был Вальмера.
Преодолев два этажа, Ботреле с Вальмера очутились в коридоре, застеленном ковром.
— Направо, — шепнул Вальмера, — четвертая комната слева.
А вот и нужная дверь. Как они и предполагали, пленника держали взаперти. Целых полчаса, стараясь действовать тихо, осторожно, провозились они с замком. Наконец дверь поддалась. Ботреле на ощупь двинулся к кровати. Отец крепко спал. Они тихонько разбудили его.
— Это я, Изидор… и со мной друг… Ничего не бойся… Вставай… Только ничего не говори…
Отец оделся, однако перед самым выходом тихо проговорил:
— Я не один здесь, в замке…
— Кто еще? Ганимар, Шолмс?
— Нет… их я не видел.
— Кто же тогда?
— Одна девушка.
— Конечно, мадемуазель де Сен-Веран?
— Не знаю, как ее зовут… Просто несколько раз мы издали виделись в парке… и потом… если высунуться из моего окна, можно увидеть окно ее комнаты. Она мне несколько раз подавала сигналы.
— Ты знаешь, где ее комната?
— Да, в этом же коридоре, третья справа.
— Голубая комната, — прошептал Вальмера. — Там двустворчатая дверь, открыть ее будет легче.
И вправду, одна из створок легко поддалась. Господин Ботреле-старший сам отправился за девушкой.
Выходя вместе с нею десять минут спустя, он сказал сыну:
— Ты был прав. Это мадемуазель де Сен-Веран.
Все четверо спустились вниз по лестнице. Там, в вестибюле Вальмера на минуту склонился над лежавшим человеком, а затем увлек их в сторону террасы.
— Он не умер, будет жить.
— Слава Богу! — облегченно вздохнул Ботреле.
— К счастью, лезвие ножа прогнулось в сторону, удар был не смертельным. Да что там, он даже недостоин жалости, мерзавец!
Оба пса, стороживших снаружи, проводили беглецов до потайной дверцы. А там уже ждали друзья. И вот все они вышли из парка. На часах было три.
Но Ботреле отнюдь не удовлетворился своей первой победой. И как только устроил отца и девушку, сразу же принялся расспрашивать их о людях, проживавших в замке, и в особенности о привычках Арсена Люпена. Так выяснилось, что Люпен наезжал обычно раз в три или четыре дня, появляясь вечером на автомобиле, а ранним утром снова покидал замок. В каждый свой приезд он навещал обоих пленников, и оба не могли не отметить его необыкновенную любезность и почтительное отношение к ним. В тот знаменательный вечер побега он в замке не появлялся.
Кроме Люпена в замке находилась лишь старая женщина, занимавшаяся стряпней и хозяйством, да двое мужчин, что, сменяясь, по очереди сторожили их, не вступая ни в какие разговоры. Судя по их виду, это были обычные исполнители.
— Значит, еще двое сообщников, — заключил Ботреле, — а вернее, трое, если считать старуху. Дичь, вполне достойная внимания охотника. И если мы не будем терять времени…
Вскочив на велосипед, он помчался в Эгюзон, разбудил жандармов, устроил целый переполох и по сигналу «Седлай!» вместе с капралом и восемью жандармами поскакал в Крозан.
Они прибыли туда к восьми утра. Двоих оставили на посту у цыганской повозки. Еще двое отправились сторожить потайную дверь, а сам Ботреле с Вальмера в сопровождении капрала и четырех жандармов пошел в направлении центрального входа в замок. Но они опоздали. Ворота были распахнуты настежь. Кто-то из крестьян видел, как из парка выезжал автомобиль.
И правда, обыск не дал никаких результатов. По всей вероятности, банда Люпена расположилась там лишь на время. В комнатах валялось какое-то тряпье, немного белья, кухонная утварь и больше ничего.
Самым удивительным было, как единодушно отметили Ботреле с Вальмера, исчезновение раненого. Ни единого следа борьбы, ни капли крови на каменных плитах вестибюля.
Короче говоря, не было ни одного вещественного доказательства, подтверждавшего нахождение банды Люпена в замке Иглы, и показаниям Ботреле, его отца, Вальмера и Раймонды де Сен-Веран никто бы не поверил, если бы в комнате, смежной с той, что занимала девушка, не обнаружили полдюжины великолепных букетов с визитной карточкой Арсена Люпена. Брошенные, увядшие, ненужные ей цветы… В один из букетов было вложено письмо. Видимо, Раймонда не заметила его. В тот же день в присутствии следователя оно было вскрыто. На десяти страницах — бесконечные мольбы, просьбы, обещания, угрозы: все свидетельствовало об отчаянии, несчастной безумной любви, вызвавшей у девушки лишь презрение и отвращение. Письмо заканчивалось словами: «Раймонда, я приеду вечером в среду. Подумайте хорошенько. Я не хочу больше ждать и готов на все».
Именно в среду вечером Ботреле явился освободить мадемуазель де Сен-Веран.
Нельзя не вспомнить, какой взрыв удивления и восторга вызвала новость о столь неожиданном повороте событий. Мадемуазель де Сен-Веран на свободе! Девушка, которую так страстно желал Арсен Люпен, ради которой замыслил поистине дьявольские хитрости, вырвана из его когтей! На свободе отец Ботреле, которого Люпен, нахально потребовав перемирия, дабы спокойно предаваться своим чувствам, держал заложником! Оба пленника освобождены!
А о до сих пор не разгаданной тайне Иглы, считавшейся недоступной, газеты раззвонили на все четыре стороны!
Толпа буквально упивалась победой Ботреле. О поверженном искателе приключений начали слагать песни. Они назывались «Любовь Люпена», «Слезы Люпена», «Влюбленный вор», «Серенада карманника». Их распевали на бульварах, насвистывали в мастерских.
Настигнутая сонмом репортеров с бесчисленными вопросами, Раймонда в своих ответах была крайне сдержанна. Однако имелось письмо и букетики цветов, словом, несчастная любовь налицо. Осмеянного Люпена пинками сбросили с пьедестала. Новым идолом стал Ботреле. Лишь ему одному дано все видеть, раскрыть все тайны, предсказывать события. Показания, данные следователю Раймондой де Сен-Веран относительно своего похищения, полностью подтвердили версию молодого человека. Буквально во всем реальная действительность совпадала с тем, что он утверждал в качестве своих предположений. Наконец-то нашелся человек, способный укротить Люпена.
