Сокр. Мл. Кажется.

Ин. Но если во всяком искусстве познавательном мы согласимся различать сторону распорядительную и сторону судительную, то не можем ли сказать, что наше деление сообразно с предметом?

Сокр. Мл. По крайней мере, я так думаю.

Ин. А когда люди делают что-нибудь сообща, то им ведь приятно быть в согласии.

Сокр. Мл. Как неприятно!

Ин. Вот и мы доныне сходились; оставим же в покое мнения других.

Сокр. Мл. Пожалуй.

Ин. Хорошо; но которое из этих искусств надобно приписать мужу царственному: судительное ли, как бы какому созерцателю, или лучше – распорядительное, как властелину?

Сокр. Мл. Последнее, конечно, лучше.

Ин. Но посмотрим: искусство распорядительное, опять, не делится ли каким-нибудь образом? Мне представляется, что как искусство перекупщиков отличается от искусства оптовых продавцов[9], так и род царский отличен от рода глашатаев.

Сокр. Мл. Как это?

Ин. Перекупщики ведь те, которые, взяв чужие, прежде проданные им товары, продают их в другой раз.

Сокр. Мл. Вез сомнения.

Ин. Но и звание глашатаев, приняв распоряжения чужого ума, передает их опять другим.

Сокр. Мл. Весьма справедливо.

Ин. Так что ж? Искусство царское смешаем ли в одно с искусством истолковывать, приказывать, прорицать, обнародовать, и со многими другими, им сродными, которые все имеют предметом распорядительность? Или, хочешь, мы тому, что теперь сравнивали[10], подберем и имя, – тем более, что род самораспорядителей почти безыменен, – и таким образом установим деление, то есть, род царей отнесем к искусству сомораспорядительному, а все прочие оставим без внимания, – пусть, кому угодно, придумают для них другое имя? Ведь наше исследование имеет в виду правителя, а не то, что противоположно ему.

Сокр. Мл. Вез сомнения.

Ин. Но когда тот род надлежащим образом отличен от этих, когда свойственное ему отделено от чуждого; то не необходимо ли опять разделить его, если увидим, что он дает место какому-нибудь новому делению?

Сокр. Мл. Конечно.

Ин. И кажется, уже видим. Следуй же за мною и помогай делить.

Сокр. Мл. Как?

Ин. Представляя себе всех правителей, занятых распоряжениями, не заметим ли мы, что они распоряжаются для произведения чего-нибудь?

Сокр. Мл. Какне для чего-нибудь!

Ин. А все производимое вовсе не трудно разделить на два вида.

Сокр. Мл. Каким образом?

Ин. Из всех произведений, одни, вероятно, не одушевленные, а другие – одушевленные.

Сокр. Мл. Да.

Ин. Ну, вот так именно и разделим распорядительную сторону познавательного искусства, если хотим делить ее.

Сокр. Мл. Как, то есть?

Ин. Одни распоряжения относятся к произведению вещейне одушевленных, а другие – одушевленных. Таким образом, все и разделится на два вида.

Сокр. Мл. В самом деле.

Ин: Один из них оставим, а другой возьмем и, взявши, разделим весь надвое.

Сокр. Мл. Но который из них, говоришь, взять?

Ин. Непременно тот, который распоряжается существами живыми; ибо не дело царского знания, конечно, распоряжаться предметами не одушевленными, как домостроительному. Будучи гораздо благороднее, оно всегда простирает свою власть на существа живые и на то, что до них относится.

Сокр. Мл. Правда.

Ин. А на произведение и питание существ живых можно смотреть или как на однокормку (μονοτροφία), или как на попечение общее – о целых стадах.

Сокр. Мл. Правда.

Ин. Но мы не найдем примера, чтобы политик занимался однокормкою, будто волопас или конюх: он скорее походит на того, кто промышляет о табуне и стаде[11].

Сокр. Мл. Теперь твои слова для меня понятны.

Ин. А совместного питания многих живых существ не назвать ли нам стадопитанием, илиобщепитанием?

Сокр. Мл. В речи может иметь место то и другое слово.

Ин. Прекрасно, Сократ! Если ты не будешь слишком заботиться о словах, то под старость разбогатеешь мыслями[12]. Поступим же так, как теперь советуешь. Но не представишь ли себе, что иной искусство стадопитательное сочтет двойным, – и того, чего ныне мы ищем в двух частях, тогда заставит нас искать в половине?

Сокр. Мл. Поспешу представить. И мне кажется, что иное питание свойственно людям, а иное опять – животным.

Ин. Ты разделил, в самом деле, очень поспешно и храбро; но остережемся, сколько можно, чтоб этого-то с нами в другой раз уже не случилось.

Сокр. Мл. А что такое?

Ин. Малую часть, одну, при выделении, не должно противополагать большим и многим[13], без вида: часть пусть в. вместе имеет и вид. Весьма бы хорошо, без сомнения, вдруг выделить искомое из всего другого, если бы это могло быть сделано правильно, – как и ты сейчас поспешил словом, думая установить деление и видя, что речь клонилась к людям. Но нет, друг мой, дробить не безопасно; гораздо безопаснее идти серединой и резать пополам[14]; так-то скорее попадешь на идеи. От этого в подобных исследованиях все зависит.

Сокр. Мл. Как это разумеешь ты, иностранец?

Ин. Снисходя к твоим способностям, Сократ, попытаюсь говорить еще вразумительнее. Из того, что изложено, конечно, нельзя вполне объяснить настоящий предмет; для сообщения ему ясности, должно постараться подвинуть дело немного вперед.

Сокр. Мл. Скажи же, какую сейчас допустили мы ошибку в своем делении?

Ин. Точно такую, как если бы кто, пожелав разделитьрод человеческий надвое, разделил его подобно многим здешним делителям, которые, отособив эллинский народ от всех других, и всем другим, не смотря на их бесчисленность, несмешанность и разноязычие, дав одно название – варваров, думают, что в этом единстве названия состоит и единство рода. Или еще: если бы кто, вознамерившись разделить какое-нибудь число на два вида, взял бы из него мириаду и представлял ее как один вид, а остальное, означив особым именем, опять по причине сего самого имени, считал бы отличным от первого родом. Гораздо лучше, думаю, и сообразнее с делением на виды и надвое – делить число на чет и нечет, а человеческий род – на мужеский и женский пол. Отделяют же лидян, фригийцев, или другой народ от всех прочих скорее тогда, когда не умеют в каждомиз отделов найти вместе и род и часть[15].

Сокр. Мл. Весьма правильно. Но вот что, иностранец: каким образом яснее распознать, что род и часть – не одно и то же, а различны между собою?

Ин. О, лучший из мужей! Ты спрашиваешь, Сократ, не безделицу. Но мы и теперь уже уклонились от своего предмета дальше, чем нужно, а ты заставляешь меня уклониться от него еще более. Нет, пора возвратиться, к чему нужно. На твой вопрос, как на готовый след, нападем мы в другой раз, на досуге. Только смотри, отнюдь не думай, будто об этом ты слышал от меня, как о чем-нибудь ясно различенном.

Сокр. Мл. О чем?

Ин. О том, что вид и часть различны между собою.

Сокр. Мл. А что?

Ин. Если что-нибудь есть вид, то это непременно есть и часть того самого предмета, в отношении к которому называется видом; напротив, часть еще нет никакой необходимости разуметь как вид. Лучше это приписывай мне, Сократ, чем то.

Сокр. Мл. Так и будет.

Ин. Затем скажи-ка мне, откуда мы уклонились и пришли к настоящим мыслям. Конечно, оттуда, думаю, что на вопрос: как надобно разделить стадопитание? – ты слишком поспешно отвечал, что есть два рода живых существ: род человеческий и род всех прочих животных.