Джон вновь обтер ее пятку влажным платком.

– Это должно помочь, – он поднялся и протянул Белл руку, но она не обратила на нее внимания, перекатилась на спину и уселась на поросшем травой холмике. Джон неловко стоял рядом, пока Белл не похлопала по траве рядом с собой. Этот жест смутил Джона.

– Прошу вас, садитесь, – произнесла она. – Я не кусаюсь.

Джон сел.

– Надо ли перевязывать пятку? – спросила Белл, наклоняясь, чтобы посмотреть на работу Джона.

– Нет, если только вы не пожелаете надеть еще одну пару тесных ботинок. Без повязки мозоль заживет быстрее.

Белл продолжала изучать собственную пятку, стараясь сохранять на лице скромное выражение.

– Полагаю, в окрестностях Уэстонберта можно встретить немало босых людей, но мне, наверное, неприлично – вы не находите? – Она вскинула голову, одарив Джона сияющей улыбкой.

Джон вздрогнул, как от удара, – воздействие ее улыбки оказалось слишком ощутимым. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы отвести взгляд от ее губ, но, едва Джон взглянул в глаза Белл, он понял, что ему не следовало делать этого, ибо от них невозможно было оторваться. Ее взгляд, казалось, прикасался к нему. Джона била дрожь.

Белл нервно облизнула губы.

– Почему вы так смотрите на меня?

– Как это «так»? – прошептал Джон, почти не понимая, что говорит.

– Вы как будто… будто… – она запнулась, не вполне уверенная, что именно выражает его взгляд. Внезапно Белл осенило, и ее глаза расширились от удивления. – Как будто вы меня боитесь.

Джон ощутил приступ головокружения. Боялся ли он ее? Опасался ли ее способности нарушить драгоценное внутреннее равновесие, которого ему удалось добиться совсем недавно? Возможно, но бояться ему следовало самого себя. И своих желаний…

Он прикрыл глаза, и перед ним вдруг появилось непрошеное видение – Спенсер над Аной. Нет, обойтись так с Белл он не хотел.

Он должен взять себя в руки. Оттолкнуть ее. Джон заморгал, вдруг припомнив вопрос Белл о том, уместно ли будет вернуться к дому Эшбурна босиком.

– По-моему, особа, находящаяся в родственных отношениях с герцогом, может позволить себе что угодно, – резковатым тоном наконец отозвался Джон.

Белл отстранилась, слегка уязвленная его резкостью.

– Да, вы правы, – подтвердила она, надменно вздернув подбородок.

Джон понял, что сморозил глупость, но не стал извиняться: будет лучше, если Белл сочтет его невоспитанным мужланом. У него не могло быть ничего общего с этой леди – тем лучше, лучше для него. Джон уже давно понял, что случай безнадежен. Он нашел имя Белл в «Книге пэров» Дебретта сразу после ее вчерашнего визита. Она оказалась дочерью богатого графа и родственницей множества высокопоставленных и влиятельных особ. Она заслуживала поклонника, который получил бы титул не год назад и который мог бы предложить ей материальные блага – к коим, несомненно, она привыкла, и, кроме того, ей в пару годился лишь мужчина с такими же идеальными ногами, как у нее самой.

Боже милостивый, ему так нравились ее ноги! Джон глухо застонал.

– Вам плохо? – Белл взглянула на собеседника, стараясь не выдать волнения.

– Я в полном порядке, – учтиво отозвался Джон. Даже ее запах был ему приятен – свежий, весенний запах, окутывающий его легким облаком. Он был недостоин даже мечтать о ней – особенно после обвинения в преступлении против всей женской половины человеческого рода.

– Ну, спасибо вам за заботу о моей мозоли, – вдруг произнесла Белл. – Это было очень любезно с вашей стороны.

– Уверяю вас, это не доставило мне никаких хлопот.

– Вам, может быть, – согласилась Белл, старательно придерживаясь добродушного тона. – А мне пришлось лежать на животе рядом с мужчиной, с которым я познакомилась всего три дня назад.

«Пожалуйста, только не отвечай очередной резкостью! – мысленно взмолилась она. – Будь таким же забавным, насмешливым и притворнострогим, каким был всего несколько минут назад!»

Джон улыбнулся, словно ее мысли проплыли по воздуху и коснулись его.

– Смею вас заверить, что мне доставило невыразимое наслаждение созерцать вашу спину, – шутливо произнес он, и его смущенная улыбка вдруг преобразилась в дерзкую усмешку. Он вновь действовал против собственной воли, но просто не мог быть нелюбезным с Белл – особенно когда она всеми силами старалась поддерживать дружеский тон.

– Ах вы негодник! – возмутилась Белл, шутливо ущипнув его за плечо. – Что за отвратительные вещи вы говорите!

– Разве прежде никто не выражал восхищение вашей спиной? – его ладонь сама собой накрыла ее руки.

– Уверяю вас, никому из моих собеседников не хватало дерзости упоминать о ней, – у нее сорвался голос.

Он не шевелился, просто сидел, накрыв ладонью ее руки, но тепло его прикосновения проникало сквозь кожу Белл, расплывалось по руке и опасно подкрадывалось к сердцу.

Джон склонился вперед.

– Это была совсем не дерзость, – пробормотал он.

– В самом деле? – Белл коснулась нижней губы кончиком языка.

– Да, всего лишь честность. – Он придвинулся еще ближе.

– Вот как?

Джон ответил, но Белл не поняла, потому что его губы уже мягко касались ее губ. Она тихо застонала, думая, что вечно мечтала о такой минуте, и молча возблагодарила всех богов и своих родителей (впрочем, в обратном порядке) за то, что те отсоветовали ей принимать предложения поклонников в предыдущие два года. Именно этого она ждала, на это едва смела надеяться. Таким было чувство Эммы и Алекса. Вот почему они не могли оторвать глаз друг от друга, постоянно улыбались и смеялись за закрытыми дверями. Это было…

Джон нежно провел языком по бархатистой внутренней поверхности ее нижней губы, и Белл утратила всякую способность думать. Она только чувствовала, но чувства переполняли ее. Кожа ее горела, несмотря на легкое, едва ощутимое прикосновение Джона. Белл вздохнула, погружаясь в водоворот своих ощущений, инстинктивно чувствуя: Джон знает, что делать, как продлить эти восхитительные минуты на целую вечность. Она таяла, ее тело стремилось ощутить тепло его рук. Но Джон вдруг резко отстранился и выругался, хрипло переводя дыхание.

Белл смущенно заморгала, ничего не понимая и растерявшись. Подавив вдруг вспыхнувшую боль, она подтянула колени к груди, надеясь, что Джон скажет что-нибудь любезное или забавное или по крайней мере объяснит свой поступок. А если нет, Белл надеялась, что он хотя бы не заметит, как уязвлена она тем, что он отстранился от нее.

Джон поднялся и отвернулся, положив руки на пояс. Наблюдая за ним сквозь опущенные ресницы, Белл решила, что в его позе есть нечто невыразимо печальное. Наконец Джон обернулся и предложил ей руку. Держась за нее, Белл поднялась и тихо поблагодарила за услугу.

Проведя ладонью по своим густым волосам, Джон вздохнул. Он никогда не надеялся поцеловать ее. Нет, он мечтал о поцелуе, но это не значило, что он имел право прикасаться к Белл. Он и не подозревал, как его влечет к ней, как трудно будет остановиться.

Черт, каким же слабым он оказался! Он повел себя не лучше Спенсера, набросившись на невинную юную леди, и, откровенно говоря, желал большего – гораздо большего…

Он мечтал поцеловать ее ушко, круглое плечо и шелковистый подбородок. Хотел провести языком вдоль ее длинной шеи, оставить влажную дорожку между ее грудей. Вожделел подхватить ее за ягодицы и сжать их, вонзиться в нее, удовлетворить с ней свое нестерпимое желание.

Он хотел обладать ею – каждым дюймом ее тела. Обладать всегда и всецело.

Белл молча наблюдала за ним, но Джон стоял к ней боком, и она не видела его глаз. Когда же он наконец повернулся, Белл невольно отшатнулась, так потрясло ее выражение его лица.

– Что случилось? – заикаясь, спросила она.

– Впредь советую вам хорошенько подумать, прежде чем бросаться в мужские объятия, моя маленькая аристократка, – прошипел он.

Белл ошеломленно уставилась на него, чувствуя, как растут внутри нее страх, обида и ярость.

– Можете не сомневаться, – ледяным тоном парировала она, – следующему мужчине, в объятия которого я предпочту, как вы выразились, «броситься», хватит воспитания, чтобы не оскорблять меня так, как только что сделали вы.