[50]

для приближения плода». Самаверевка или палка как бы «направляет» или даже движетживотное к оптически данной цели. Мы можем здесь подглядеть за самым на­чалом возникновения феномена каузальности,или воз­действия,который отнюдь не исчерпывается равномер­ной последовательностью явлений. «Воздействие» есть, таким образом, феномен, базирующийся на опредмечи-вании пережитой каузальности действия как осуществлен­ного влечения живого существа, перенесении ее на вещи окружающего мира, и тут оно еще полностью совпадает с бытием предмета как «средства». Конечно, описанное переструктурирование происходит здесь не через осознан­ную рефлексивную деятельность, а через некий род на­гляднопредметной «перестановки» самих данностей ок­ружающего мира. Значительные различия в способности животных к такому поведению подтверждают, впрочем, разумный характер этих действий. То же относится к выбо­ру и избирательному действию. Заблуждение — отказы­вать животному в избирательном действии, думать, что им всегда движет лишь «более сильное» частное влечение. Животное — не механизм влечений. Импульсы его влече­ний не только четко расчленены сообразно руководящим высшим влечениям и исполняющим низшим и вспомога­тельным влечениям, далее, сообразно влечениям к более общим и более специальным результатам; но помимо этого, оно может спонтанно,исходя из центрасвоих влечений, вмешиваться в их констелляцию и до известных пределов избегать близкой выгоды ради достижения более отдаленных во времени и доступных лишь на окольном пути,но зато больших преимуществ. Чего действительно нет у животного, так это упомянутого предпочтения в вы­боре между самими ценностями — например, полезного в ущерб приятному — независимо от отдельных конкрет­ных вещественныхблаг. В области всего аффективного животное даже находится намного ближек человеку, чем в отношении интеллекта; дарение, примирение, дружбу и тому подобное можно найти уже у животных.

II

Здесь возникает вопрос,имеющий решающеезначе­ние для всей нашей проблемы: если животному присущ интеллект, то отличается ли вообще человек от живот­ного более,чем только по степени? Есть ли еще тогда

[51]

сущностноеразличие? Или же помимо до сих пор рассмат­ривавшихся сущностных ступеней в человеке есть еще что-то совершенно иное, специфическиему присущее, что вообще не затрагивается и mисчерпывается выбороми интеллектом?

Здесь пути расходятся резче всего. Однихотят оставить интеллект и выбор за человеком и отказать в них жи­вотному. Они утверждают, таким образом, сущностное различие, но утверждают его именно в том, в чем, по-мое­му, нет никакогосущностного различия. Другие,в осо­бенности все эволюционисты дарвиновской и ламарков-ской школ, отвергают вместе с Дарвином, Швальбе ¹⁹и В. Келером существование какого-либо окончательного различия между человеком и животным, именно потому, что уже животное обладает интеллектом. А тем самым они в какой-то форме следуют великому учению о единстве человека, которое называется теорией «homo faber» ^*— и, само собой разумеется, не ведают тогда никакого метафизического бытия и никакой метафизикичеловека, т. е. никакого отличительного отношения человека как таковогок мировой основе.

Что касается меня, то я должен самым решительным образом отвергнуть оба учения. Я утверждаю: сущность человека и то, что можно назвать его особымположени­ем, возвышаетсянад тем, что называют интеллектом и способностью к выбору, и не может быть достигнуто, даже если предположить, что интеллект и избирательная способность произвольно возросли до бесконечности ^{* *}. Но неправильно было бы и мыслить себе то новое, что делает человека человеком, только как новую сущностную ступень психических функций и способностей, добавляю­щуюся к прежним психическим ступеням,— чувственному порыву, инстинкту, ассоциативной памяти, интеллекту и выбору, так что познание этих психических функций и способностей, принадлежащих к витальнойсфере, нахо­дилось бы еще в компетенции психологии. Новый прин­цип,делающий человека человеком, лежит вневсего того, что в самом широком смысле, с внутренне-психической или внешне-витальной стороны мы можем назвать

[52]

жизнью. То, что делает человека человеком, есть принцип, противоположный всей жизни вообще,он как таковой во­обще несводим к «естественной эволюции жизни», и если его к чему-то и можно возвести, то толькок высшей основе самих вещей — к той основе, частной манифестацией которой является и «жизнь». Уже греки отстаивали такой принцип и называли его «разумом» ^*. Мы хотели бы употребить для обозначения этого Хболее широкое по смыслу слово, слово, которое заключает в себе и понятие разума, но наряду с мышлением в идеях охватывает и определенный род созерцания, созерцание первофеноме-нов или сущностных содержаний, далее определенный класс эмоциональных и волевых актов, которые еще пред­стоит охарактеризовать, например, доброту, любовь, рас­каяние, почитание и т. д.,— слово дух. Деятельный же центр,в котором дух является внутри конечных сфер бы­тия, мы будем называть личностью,в отличиеот всех функциональных «жизненных» центров, которые, при рас­смотрении их с внутренней стороны, называются также «душевными»центрами.

Но что же такое этот «дух»,.этот новый и столь решающий принцип? Редко с каким словом обходились так безобразно, и лишь немногие понимают под этим словом что-то определенное. Если главным в понятии духа сделать особую познавательную функцию, род знания, ко­торое может дать только он,то тогда основным опреде­лением «духовного» существа станет его — или его бы-тийственного центра — экзистенциальная независимость от органического, свобода, отрешенность от принуждения и давления,от «жизни» и всего,что относится к «жизни», то есть в том числе его собственного, связанного с влече­ниями интеллекта. Такое «духовное» существо больше не привязано к влечениям и окружающему миру, но «свобод­но от окружающего мира» и, как мы будем это называть, «открыто миру». У такого существа есть «мир».Изна­чально данные и ему центры «сопротивления» и реакции окружающего мира, в котором экстатическирастворяется животное, оно способно возвысить до «предметов», способ­но в принципе постигать самотак-бытие этих «предме­тов», без тех ограничений, которые испытывает этот пред­метный мир или его данность из-за витальной системы

[53]

влечений и ее чувственных функций и органов чувств.

Поэтому дух есть предметность(Sachlikeit), опреде­лимость так-бытием самих вещей(Sachen). И «носите­лем» духа является такое существо, у которого принци­пиальное обращение с действительностью вне него пря- мо-таки перевернутопо сравнению с животным.

У животного — высоко- или низкоорганизованного — всякое действие, всякаяреакция, которую оно производит, в том числе и «разумная», исходят из физиологической определенности его нервной системы, которой в области психики подчинены импульсы влечений и чувственное восприятие. Что неинтересно для этих влечений, то и не дано, а что дано, то дано лишь как центр сопротивленияего желанию и отвращению. Таким образом, первым актом драмы подведения животногоотносительно окру­жающего мира. ее истоком, является физиологически-психическая определенность. Структура окружающего мира точно и замкнуто соответствует его физиологическо­му, а косвенно — и его морфологическому своеобразию, далее его структуре влечений и чувств, образующей строго функциональное единство. Все, что животноеможет по­стигнуть и заметить из своего окружающего мира, заклю­чено в надежных границах структуры окружающего ми­ра ²⁰ .Второй акт драмы поведения животного — полага-ние реального изменения его окружающего мира его реак­цией, направленной на ведущую цель его влечения. Третий акт — сопутствующее изменение физиологически-психи­ческой определенности. Такое поведение всегда происхо­дит в форме: