— Не знаю, Сьюз, чего ждать, — вздохнула та. — Господа, вон, и то не знают. Его милость уезжал, как навсегда прощался, Анегарда за себя хозяином объявил. Ланушка плачет — слышала, как мать мятежницей оглашали, уже не маленькая ведь, понимает. Гарник с Зигмондом своих гоняют, посмотришь, аж оторопь берет. Вояки! Был бы толк…

Посмотреть, что ль, подумала я. Выскребла из миски гущу, обтерла кусочком хлеба. Выставила на стол корзину.

— Вот, тетушка Лизетт, это вам в запас. Дай боги, чтоб не пригодилось, но все-таки… Бабушка сказала, разберетесь. А та, — кивнула на другую, что так и стояла у дверей, — для Гарника.

Любопытная Анитка посунулась ближе. Втроем мы разобрали корзину: отдельно, что на ледник, отдельно, что на чердак и в кладовку. Тетушка Лизетт и правда разбиралась в снадобьях, объяснять мне почти ничего не пришлось. Закончив, велела Анитке:

— Ступай, Гарника позови.

— Не пойду я туда, хоть что хотите со мной делайте! — пискнула девчонка. — И так шагу лишнего по двору ступить боюсь. К колодцу бегала, так этот, с волчьими глазами, снова тут как тут! Караулит он меня, не иначе! Приволок молодой господин нелюдей, а нам того и жди, что съедят!

— Тьфу, дура! Нужна ты им, есть тебя! Подавятся! Сьюз, сходила б ты сама до Гарника, что ли? Они на заднем дворе должны быть либо у старой казармы.

Анитка аж подпрыгнула:

— Не ходи! Съедят, как есть съедят! Вон, темнеет уже, и луна полная, нелюдь в самую силу входит!

Я поднялась:

— Уж если на Ореховом не съели… Рэнси, идем Гарника искать!

Пес поглядел укоризненно, ухватил недогрызенный мосол и поволок в Динушину каморку — прятать. Ишь ты, запомнил, где спим!

— Пойдем, — рассмеялась я, — никто твою кость не тронет.

Рэнси вынырнул из-за занавески, ткнулся носом мне в ладонь и выбежал на двор. Я поймала всплывший в его сознании образ Гарника — запах кожи, металла и коней, и еще что-то неуловимо-особенное, свойственное лишь капитану. Вот и хорошо: блуждать по замковым дворам наугад не придется.

— Сьюз, постой, — окликнула меня Лизетт. Кивнула на корзину. — Возьми, там и отдашь. А то ж он сюда и Зига своего разлюбезного притащит, переполошит мне девчонок. Зла на них не хватает! Эти, дуры, шарахаются, а те словно и рады подразнить!

Я подхватила тяжелую корзину, сказала:

— А что ж, может, и правда рады.

— И верно, — вздохнула тетушка Лизетт. — Парни, они и есть парни, хоть с человеческими глазами, хоть с волчьими.

Я понимала Аниткины страхи. Хотя с тех пор, как Анегард поселил Зигмондову стаю в замке, ночные кошмары перестали меня мучить, от близкого и открытого соседства с нелюдью было не по себе. Мне пришлось за это время бывать в замке, и каждый раз, встречаясь с Зигмондом, я терялась. Он приветствовал меня церемонно, как благородную, как равный равную, как гость — хозяйку, и это казалось странным, неправильным, тем более неправильным, что я не чувствовала ни насмешки, ни натяжки. А его парни глядели на меня так, как никогда не смотрели наши деревенские, привыкшие видеть во мне лекарку, а не подружку. Живи я здесь, тоже старалась бы держаться от них подальше! Хотя волчеглазого понять можно: Анитка мало кого из мужчин оставит равнодушным. В каком-то смысле, подумала вдруг я, им в замке хуже, чем на Ореховом. Не нужно заботиться о пропитании и выживании, но тем обидней, наверное, видеть, как шарахаются красивые девчонки, а руки мужчин невольно ищут оружие. Слышать, как матери пугают непослушных детей: "Будешь баловать, Зигмонд в стаю возьмет!". Ловить шепоток челяди: "Совсем молодой господин спятил".

Может, и зря Анегард решил именно так… не место нелюди среди людей.

Но сейчас я хотела поговорить с Гарником, и если для этого придется раскланиваться с Зигмондом и терпеть жадные взгляды его парней — значит, так тому и быть.

Мне повезло. Гарник и Зигмонд уже, как видно, закончили учения и распустили бойцов отдыхать. Замковый капитан и заколдованный барон шли мне навстречу — вдвоем, увлеченно что-то обсуждая. Вот уж кому плевать на чужие страхи, подумала я. Что один, что второй — явно довольны обществом друг друга и Анегардово решение вполне одобряют. Хотя, если б Зигмонд не одобрял, его стая так бы и осталась на Ореховом… да и Гарник, будь он против нелюди в замке, наверняка убедил бы хозяев…

Рэнси залаял, Гарник с Зигмондом остановились. Заметили меня. Вожак стаи церемонно раскланялся:

— Приветствую молодую госпожу.

Как всегда, я растерялась. Поклонилась в ответ, чувствуя, как предательски загорелись щеки. Гарник пихнул нелюдя в бок:

— Зиг, прекрати смущать девчонку! Сьюз, милая, не обращай внимания, Зигмонд просто хочет доказать, что не совсем еще одичал.

— Мне совсем не надо этого доказывать, — неловко пробормотала я.

— Себе, — невесело усмехнулся заколдунец. На миг показались песьи клыки, уколов острым предчувствием опасности. Дрогнул плащ, будто укрытые им крылья дернулись вместе с тонкими губами. — Прежде всего — себе…

Мне вдруг стало его жаль — до боли, до опаляющего жжения в сердце. И вместе с тем — остро захотелось оказаться от него подальше. Заворчал Рэнси. Я положила ладонь псу на голову, и ощущение мягкой шерсти под пальцами странно успокоило. Этот зверь был настоящим, правильным и таким же понятным, как люди.

— Господин капитан, а я вас искала.

Гарник пригладил усы, глянул вопросительно: ну?

— Бабушка для вас передала кой-чего.

Брови Гарника поползли вверх.

— Магдалена? Мне?

— Ну, не то чтобы лично вам, — боги упаси от такого, про себя добавила я. — Просто… Вчерашние вести, господин капитан, уж больно тревожные.

— Тревожные, — кивнул Гарник, — верно.

— Ну и вот, — я сунула ему корзину и оглянулась в сторону кухни, мечтая сбежать от Зигмонда. Нелюдь молчал, но уже то, что он стоит рядом со мной, совсем близко, наполняло необъяснимой паникой. Хотя нет — вполне, наверное, объяснимой. — Мы снадобий всяких приготовили. На случай боя, чтоб запас был… Те, что для раненых, я тетушке Лизетт отдала, а…

— Понял! Ай да Магдалена, ай порадовала, — Гарник, сияя, зарылся в бабулины снадобья, и мне стало совсем страшно. Как будто сама его радость подтвердила худшие наши опасения. — Спасибо ей от меня передашь. — Гарник откупорил бутыль с боевой настойкой, понюхал, крякнул: — Ай, молодца! Ну, Сьюз, порадовали…

— Все так плохо? — не выдержала я.

Капитан понял не сразу. Лишь через несколько мгновений кивнул, помрачнев:

— Плохо, Сьюз. Дела серьезные намечаются, и мимо нас навряд ли пролетит. Анегард возмущался, что отец его дом хранить оставил, да только неизвестно, кому больше сражаться придется. Ульфар-то еще когда войско набирать начал…

— Когда? — спросила я.

— А вот помнишь того парня, что вы с Рольфом привели? Он первые вести принес, как раз оттуда и шел.

Моя рука невольно нашарила висящую на шее неровную бусину, подарок Марти. Значит, правильно я подумала, что парень не так прост.

— Я думала, он просто бродяга…

— Бродяга… — Гарник аккуратно уложил бутыль с настойкой обратно в корзину, потрепал по загривку Рэнси. Сказал, с заметной тщательностью подбирая слова: — Твое дело, конечно, девичье, но ты все-таки запомни, Сьюз. «Просто» бродяг по дорогам мало ходит, и ждать от этой публики нужно всего. И оказаться такой бродяга может кем угодно. Наемником, шпионом, вором, убийцей…

— А тот кем был?

— Неважно, — отмахнулся Гарник. — Нам с ним детей богам не показывать, и ладно. Пойдем, Зиг. И ты, Сьюз, иди, отдыхай. Домой-то завтра поутру пойдете?

Я растерянно кивнула.

— Хорошо… — Гарник помялся, будто раздумывал, стоит ли говорить то, что просится на язык. — Слышал я, о чем Колин с управляющим совещается. Так вот, Сьюз. Чего там они нарешают, тебя с бабушкой не касается, поняла? Ваше место всяко здесь. Собирайтесь, вернется Анегард, приеду за вами.

Спала я тревожно. Во сне Зигмонд и Марти спорили, кому из них больше подходит слово «бродяга», Анегард никак не возвращался в замок, а над нашей деревней летело войско барона Ульфара, отбрасывая на землю черную, похожую на бездонную реку тень.